- Что ты там за фигню говорил? - сходу бросаю я, плюхаясь на стул напротив Стёпки. Пальцы обеих рук друга переплетены вокруг бокала с дымящимся чаем. Взгляд будто не-много уставший.

  - Как-то ты быстро прикатил.

  - Да я сразу выскочил. Просто... блин, если это шутка, то...

  - Ты завтракал? - спрашивает Стёпка.

  - Какой там завтрак, сдурел? Говори, что придумал!

  Стёпка хмурится.

  - Так. Твой брат никуда не убежит. Всё равно мы уже вряд ли его спасём, поэтому ты должен поесть.

  Я оглядел кухню, нащупал взглядом корзинку с бананами и говорю:

  - Дай банан.

  - А дома ты тоже бананом завтракаешь?

  - Нет, конечно.

  - Кстати, а что ты ешь на завтрак обычно?

  Я хмурюсь и думаю, каким бы ни был лучший друг, всё равно он не всё о тебе знает, а вот Андрюшка выучил мой завтрак наизусть.

  - Вообще, не знаю вредно это или нет, но я каждое утро ем яичницу, бутер с маслом, со-ком её запиваю.

  - Ну вот видишь, - Стёпка встаёт и достаёт сковороду.

  - Да брось, ты чего яйца будешь мне жарить? - смеюсь я.

  - О твоём брате. - Стёпка не обращает на меня внимания. Ставит сковороду на огонь и капает на неё подсолнечного масла. - Вообще, я подумал о нём десятого даже, но вчера вдруг в комнате, когда мы говорили с тобой, меня осенило. Помидорку порезать?

  Стёпка достаёт из другой корзины томат и протягивает мне.

  - Блин, идиот, делай что хочешь, - машу рукой я, напрягший внимание на Андрюшке.

  Дольки помидора зашлёпали по сковородке, а Стёпка продолжил:

  - Ты говоришь, что в тот день, двадцать третьего июля, Андрюха и правда предсказывал твои шаги? И это не шутки?

  - Ну... - я задумываюсь. Как давно это было, вечность назад. - Помню, что про пасту он сказал. Перечислил продукты, которые мама купит, да и всё. Но он и ошибся.

  Стёпка хмурится и на долю секунды перестаёт резать помидор. Задумчивый взгляд ко-сится в мою сторону.

  - Он сказал, что утром, когда я буду делать яичницу, мне попадёт тухлое яйцо, но так не оказалось.

  Дольки томата снова зашлёпали на сковородку.

  - Да, помню. Ты задумался? - спрашивает Стёпка.

  - Задумался о чём?

  - Когда начал делать яичницу, ты подумал, о том, какие яйца взять?

  Я теряюсь.

  - Да не помню как-то. Может, и задумывался.

  Отбросив половинку томата на полку, Стёпка достал из холодильника два яйца. Внима-тельно посмотрел на них и прищурился:

  - Надеюсь, они не протухшие.

  - Слушай, ты и правда мне яичницу делаешь?! - едва сдерживая смех, восклицаю я.

  Стёпка смотрит на меня по-взрослому, до жути серьёзно.

  - А что, не похоже? - хмурится он, а потом разбивает яйцо на сковородку. - Предпочитаешь глазунью или болтанку?

  - Глазунью, - всё ещё усмехаюсь я, но шутки исчезли, и в сердце тлело лишь умиление. Не, ну правда, Стёпка поразил меня заботой и домовитостью.

  - Ночью Андрюха сказал, что мы все проживаем двадцать третье июля уже в двадцать третий раз, но мы ничего не помним, просыпаясь каждое новое утро, а он помнит, так?

  - Ну... вероятно. Я уже плохо помню.

  Стёпка заводит глаза.

  - Даже я помню почти наизусть каждое твоё слово.

  - Да ну тебя. Я тогда думал, что мелкий просто стебётся.

  - Кстати, зря, - опять хмурится Стёпка.

  - Где он, тогда? - жму плечами я. - Инопланетяне? Правительственные организации вы-крали?

  В воздухе сверкает тарелка, Стёпка ловко швыряет её на стол передо мной и снимает сковороду с плиты. Яичница легко соскальзывает в тарелку с тефлоновой сковороды.

  - Ешь, - кидает Стёпка и заливает сковороду водой.

  - А ты?

  - Я только что поел.

  Я достаю из ящика стола нож и вилку, аромат жареных яиц переполняет возбуждённый мозг счастьем. А ещё, Стёпка теперь мой друг. Навеки!

  - Спасибо тебе большое. Не ел яичницу как раз с двадцать третьего июля. Мать перестала готовить, а я боюсь теперь даже спускаться.

  Я приступаю к еде, а Стёпка тем временем тщательно вытирает руки о полотенце.

  - Что, так всё плохо? - хмурится он.

  - Ещё как, - киваю. - Вчера из холодильника выкинул приличный кусок колбасы. Такой замшелый, что опарыши бы отравились. Лежит там, похоже, с двадцать третьего.

  Стёпка вздыхает, достаёт из холодильника коробку грушевого сока и ставит передо мной, а потом добавляет пустой стакан.

  - Ну ты прямо как моя мама, - усмехаюсь, а друг садится напротив и снова обнимает бокал чая. - Так что же с Андрюхой? Ты точно знаешь, где он? - спрашиваю я, наливая сок в стакан.

  - Ага, - кивает Стёпка. - Он застрял в двадцать третьем июле.

  **

  Я замираю. В одной руке - сок, в другой - крышка от него.

  - То есть, как застрял? - растерянно гляжу на друга.

  - Ну как в тех самых фильмах, которые ты ему в пример приводил, - отвечает Стёпка. - Только... представь, что главный герой не застрявший, а те, кто ушёл по времени дальше.

  Крышку я закручиваю словно во сне. Стёпка выглядит слишком серьёзным, чтобы шу-тить.

  - Подожди, то есть как? Что он там сейчас делает?

  - Не может вырваться, - пожимает плечами Стёпка и отхлёбывает чай. - Понимаешь, он дал сбой в системе. Мы проходили двадцать третьей по кругу и ничего не замечали, а он вот такой особенный. Думаю, на двадцать четвёртый раз мы вырвались из петли времени и начали жить дальше, а Андрюха остался. Может даже то, что он тебе признался, и стало толчком к нашему выходу.

  Я продолжаю есть яичницу, но уже медленно. Взгляд Стёпки каменный и какой-то испытывающий. Будто он вот-вот сейчас рассмеётся и воскликнет: И ты в это веришь???

  Но Стёпка молчал. Поэтому вопрос задал я:

  - И ты в это веришь?

  - Когда все теории отброшены и остаётся одна, она и будет верной. Шерлок Холмс, - от-ветил Стёпка.

  - Не знаю, - говорю я с набитым ртом. - В то, что Андрюшка утонул в Заводи мне верится больше.

  - Если бы, - кивает Стёпка. - Но как тогда объяснить его странное поведение двадцать третьего?

  - Ну... блин...

  - С ним раньше такое было?

  - Вообще-то нет, - хмурюсь я. - В тот день он будто с цепи сорвался. Как будто сразу ши-зофренией заболел.

  - Вот видишь, - пожимает плечами Стёпка. - Такое не бывает, чтобы нормальный пацан десяти лет просыпался утром ни с того ни с сего психом. Да, люди сходят с ума и в более раннем возрасте, но процесс-то это длительный. Нужны мотивы, внутренние конфликты, а насколько я помню, двадцать второго Андрюха был самым обычным мелким пацаном. Бе-сился, игрался, как и всегда.

  Я поражаюсь, как невероятная теория может стать истиной, если её подкрепить логикой, но чёрт! Такого ж не бывает!

  - И что Андрюшка сейчас делает в двадцать третьем? - спрашиваю. - Если мы все здесь!

  - Я думаю, он там застрял как в кино, - отвечает Стёпка. - Существует много теорий вре-мени. В частности, к нашей ситуации подходит теория гласящая, что мы прописываем бу-дущее, а прошлое остаётся кинолентой. По сути, если бы мы с тобой сейчас изобрели очки путешественника во времени, мы могли бы пройти назад и снова промотать двадцать третье июля. Только там уже живём не мы, а как бы... наши персонажи просто. Ну понимаешь.

  - Понимаю, но... как же бредово это звучит.

  - Привыкай. В последние дни наши жизни рушатся со скоростью Чернобыльской АЭС.

  - Хорошо, и откуда же эта аномалия? - пожимаю плечами я, добивая второе яйцо. Не-смотря на тихий шок, творящийся в кухне, отмечаю про себя особый вкус яичницы при наличии томатов. - И можно ли как-то вытащить Андрюху оттуда?

  - Мне кажется, практически невозможно, - качает головой Стёпка. - Не каждый человек может по желанию встать и пойти путешествовать по времени.

  - Но! - Я вскидываю вилку. - Ты говоришь, что практически невозможно. Значит, какой-то шанс ты оставляешь.