Вскрыл его. Внутри лежал тонкий листок машинописного текста. Подобные письма приходили часто – это были ответы на мои объявления о продаже старинных книг и рукописей. В ту блаженную пору, когда я еще был знаменитым корреспондентом “Утренней зари”, у меня была одна! из богатейших коллекций такого рода древностей. Теперь же приходилось их распродавать. Ради кислорода и воды…

Однако на сей раз на листке не было ни адреса покупателя, ни номера телефона, ни фамилии. А текст, состоявший всего из нескольких строк, гласил следующее:

Я недоверчиво усмехнулся. Очередная мистификация какой-нибудь религиозной секты, или рекламный трюк для привлечения покупателей нового товара, или черт знает чего еще… Дешевый бензин давно отовсюду исчез. И если на Двадцать второй улице действительно идет распродажа, то это, в лучшем случае, контрабанда. Рабочие частенько проносят с нефтезаводов всевозможные продукты, которые потом продают со скидкой родным и знакомым.

Я уплатил свои три доллара, окунул платок (бесплатно) в миску с содовым раствором и вышел.

И повернул к Двадцать второй улице.

Почему – не знаю. Возможно, потому, что все еще был журналистом и профессиональное любопытство не успело во мне угаснуть. Или же просто-напросто от нечего делать.

Так или иначе, я отправился по указанному в письме адресу.

Может быть, это было ошибкой с моей стороны. Может быть, события приняли бы тогда иной оборот… Кто знает?

Но я отправился туда. С этого все и началось…

Двадцать вторая улица, известная множеством магазинчиков, торгующих старинным фарфором, находится недалеко от нас. Узкая, неприветливая, стиснутая большими проспектами, в этот час дня она почти безлюдна. Магазинчики открываются лишь под вечер, когда сюда забредают немногочисленные туристы с маской на лице и банкнотами в кармане.

Дом номер семь оказался ветхим зданием, с облупившейся краской на стенах – результат многолетних усилий стайфли. Внизу разместились два антикварных магазинчика, оба на замке. А сбоку несколько ступенек вели в придавленную верхними этажами подвальную лавку без всякой вывески. Я заглянул в грязную витрину: внутри горела лампа, а за прилавком сидел старик в очках с железной оправой и читал толстую книгу.

Я вошел. Над дверью звякнул колокольчик. Старик поднял голову, захлопнул книгу, аккуратно заложив страницу большим белым – похоже, орлиным пером, и встал. Тут стало видно, что он очень худ и согбен под бременем лет.

Торговали здесь, видимо, синтетическим табаком полки были уставлены коробками с различными марками сигарет и коллекциями трубок. Бензина не было и в помине: ни единой бутылки, канистры, капсул для зажигалок – и тех не было. Ничего. Даже не пахло бензином, а ведь запах бензина стойкий.

У старика было скуластое, испещренное глубокими морщинами лицо, чуть запавшие черные проницательные глаза, лоб перехвачен красной лентой. По виду явно индеец. Я краем глаза взглянул на книгу. “Наука и магия древнего племени майя” – стояло на обложке.

– Что прикажете, сеньор? – спросил старик. Я показал письмо.

– Я по объявлению… Но, должно быть, ошибся. Мне нужен дом семь…

– Сеньор не ошибся, – прервал меня старик, – это дом семь.

– Но… – нерешительно продолжал я, – в письме сказано, что в доме семь продается бензин.

– Именно так, сеньор, – очень любезно ответил старик. – Именно так. Мы продаем бензин. Очень дешево и столько, сколько сеньору будет угодно.

– То есть как – сколько мне будет угодно? Я здесь ничего не вижу… Впрочем, он, верно, у вас на складе?

– О нет, сеньор, нет! Никакие склады нам не требуются. Все здесь.

– Позвольте, – медленно произнес я, стараясь говорить как можно отчетливее, – я имею в виду бензин, то есть горючее для двигателей внутреннего сгорания, бензин для машины, а не для зажигалки.

– Отлично понимаю вас, сеньор, – улыбнулся старик, и по его улыбке и выражению умных глаз было ясно, что он и впрямь отлично понимает меня. – У нас нет специального бензина для зажигалок, мы торгуем бензином вообще. Если сеньору угодно, можно использовать его и для зажигалок. Он годится также для домашних нужд, для отопления, для чистки одежды, для любых двигателей внутреннего сгорания – например, для генераторов, судовых двигателей, подводных лодок, самолетов, заводов, электростанций – словом, для всего, что нуждается в энергии, чтобы приводить в движение или давать продукцию. Поэтому мы и назвали его “энерганом”.

Я с подозрением взглянул на него: смеется он надо мной или не совсем в себе?:. Жалкая лавчонка, коробки сигарет на полках, гирлянды трубок, толстая книга, заложенная орлиным пером, старый индеец с красной лентой на лбу и претенциозное слово “энерган” – все это показалось мне сценой из какой-то пьесы абсурда.

– Хорошо, – под конец выдавил я из себя. – Пусть это, как вы говорите, энерган. Когда его можно получить?

– Сейчас.

– Где?

– Здесь.

– Вот как?… – Я почесал в затылке. Но решил продолжать игру.

– И в каком количестве?

– В каком пожелаете, сеньор. Бутылку, канистру, бочку, цистерну…

Я не сдержал смеха. Абсурдистская пьеса превращалась в фарс.

– Цистерну мне не нужно, – сказал я. – Мне нужно всего 20 литров, чтобы добраться до Рио-Альто. И почем же вы продаете этот ваш энерган, такой универсальный, что он годится и для зажигалок, и для самолетов или машин?

– Десять центов, – коротко ответил старик.

– За бочку? – язвительно спросил я.

– За литр, – серьезно заверил меня старик.

– Ого!

– По-вашему, дорого? – Старик не на шутку встревожился.

Подумал немного, не сводя с меня испытующих глаз, и продолжал: – Могу я узнать, сеньор, кто вы по профессии?

– Какая связь между моей профессией и ценой на | горючее? – Я снова засмеялся. Трудно было сохранять серьезность в таком дурацком диалоге. – Если я скажу, что журналист, вы продадите дешевле?

– Журналист?? – воскликнул старик, явно обрадованный моим ответом. – Да это чудесно, сеньор, чудесно! И наверняка крупный журналист, сразу видно. Уверен, что не раз читал ваши статьи, я слежу за прессой.

Осмелюсь спросить ваше имя…

“Мое имя? – подумал я. – Гм… Было время, старик, и даже не столь уж давно, когда это имя принадлежало известному газетчику, чьи репортажи печатались чуть ли не во всех странах мира, его сравнивали даже с Эгоном Эрвином Фишем, неуемным репортером предвоенной эпохи… Но с тех пор много воды утекло под мостами Рио-Анчо, и сейчас этот репортер всего лишь жалкий безработный хроникеришка, который выуживает дешевые происшествия в полицейских участках и в “Сентрал Брэйн”, и в кармане у него нет даже нескольких лишних центов на бензин для машины…”

Тем не менее я ответил: – Меня зовут Теодоро Искров. Старик просиял: – Теодоро Искров? О конечно! Тедди Искров, автор блестящих репортажей о восстании на Огненной Земле…

“За что его и вытолкали в шею”, – хотел я добавить, но из осторожности промолчал. А старик продолжал с еще большей горячностью: – Какой приятный случай! Теодоро Искров! Странное, впрочем, имя для Веспуччии…

– Ничего странного. Мой дед в свое время эмигрировал с Балкан.

– А-а… Ну, это замечательно! Безмерно счастлив, что вижу вас! И готов уступить вам энерган по восьми центов за литр.

Старикан становился все забавнее. Восемь центов!

На бензоколонках литр бензина стоит четыре доллара!

– Хорошо, восемь так восемь, – великодушно согласился я, растроганный его восхищением моими былыми подвигами на ниве журналистики. – Но беда в том, что я сейчас не на машине и не могу ее сюда пригнать… гм… В баке – ни капли…

– Машина далеко отсюда? – озабоченно спросил старик.

– Через несколько улиц.