Этот человек не давал мне опомниться.

– Взамен, – продолжал он, – вы, естественно, берете на себя обязательство никому и никогда не раскрывать, что ваша история – подлинная, что вы держали энерган в руках… Впрочем, даже если вы кому и расскажете, вам не поверят. – И его сожженная, кроваво-красная щека скривилась в зловещей усмешке.

– А если человек с Двадцать второй улицы сам во всеуслышание объявит об энергане и даже выбросит его на рынок?

– Эту заботу я беру на себя.

Я знал, что означает эта “забота”: газеты, радиостанции, телевидение, гигантский полицейский аппарат Командора…

– Мои домашние будут беспокоиться, – сказал я.

– Позвоните им и сообщите, что находитесь на вилле журналистов под Снежной горой, работаете над повестью. Можете, если нужно, послать жене деньги. Лидия! – позвал он.

Вошла секретарша с преданным взглядом верного пса.

– Лидия, немедленно переведи на адрес сеньора Теодоро Искрова 500 долларов. От “Утренней зари”. – Потом повернулся к Лино Баталли: – Ты свободен, Лино. Думаю, что нам следует оставить сеньора Искрова одного, пусть сочиняет.

Он вышел, мрачно сверкнув в мою сторону стеклянным глазом.

Она разразилась в пятницу утром. Но предчувствовал я ее еще накануне вечером, хотя находился в насыщенной кислородом комнате с герметически закрытыми окнами. Духота возрастала с каждой минутой. На улице стайфли превратился в непроницаемую толщу выхлопных газов. Издалека, из-за гор, ко мне на последний этаж небоскреба долетали глухие раскаты грома.

– Гроза надвигается, – сказал я стенографистке.

– Хорошо бы! – вздохнула она. – У нас дома не осталось ни одного кислородного патрона.

Ветры редко дуют над Америго-сити, и это одно из добавочных наших бедствий. Поэтому, когда над городом проносится долгожданная гроза, все встречают ее с облегчением и радостью. Правда, случается, что ураган уносит чью-то крышу или молнией убьет старика или собаку, зато смог уползает к океану, улицы дочищаются от отравляющих газов, дождь смывает с домов зеленовато-лиловые наросты, и воздух становится чистым и прозрачным. В такие минуты ураганы вполне заслуживают ласковых имен, которыми их называют.

Я еще не знал, как назовут приближавшийся из-за гор ураган, так как с понедельника, когда Мак-Харрис заточил меня в здании “Альбатроса”, был отрезан от внешнего мира – ни радио, ни телевизора, ни телефона. Зато мне были предоставлены такие условия для работы, каких я никогда не имел: две стенографистки, диктофон, обширная документация. И натуральная пища: телятина, пшеничный хлеб, виноградное вино, французский коньяк. А в довершение всего – кофе, я пил очень много кофе, потому что диктовал почти без перерыва, с самого раннего утра и до поздней ночи, а в промежутках перечитывал написанное и правил.

Я выполнил указание Мак-Харриса: события в повести выглядели вымышленными. Это оказалось нетрудным делом, ведь если не считать последнего разговора по радиофону со старым индейцем, я и впрямь не располагал никаким дополнительным фактическим материалом. Я рассчитывал, что Белый Орел больше не звонил мне, и благодарил небо за то, что вовремя припрятал оставшийся энерган:Мак-Харрису ничего не стоило произвести обыск у меня на квартире.

Диктовал я быстро, почти без пауз, давая волю своему воображению, а для вящей художественной “достоверности” использовал те данные, которые в изобилии находил в архивах “Альбатроса”. За эти несколько дней я настолько вник в историю нефтяной промышленности и познакомился с ее пионерами, усилиями которых тысячи квадратных километров усеяны нефтяными вышками, а весь земной шар опутан сетью нефтепроводов, нефтеочистительных заводов, бензостанций так глубоко изучил бесконечные войны, порожденные и порождаемые нефтью, энергетический кризис, который душит цивилизацию, и мрачные перспективы, которые вырисовываются перед человечеством, что несомненно по праву мог бы возглавить отдел “Энергетические проблемы” в любом журнале или газете.

Я узнал, например, что мир (я имею в виду западный, ибо насчет Востока у меня данных не было) ежегодно потребляет три миллиарда тонн нефти в виде горючего, химических продуктов, синтетического продовольствия и товаров, причем свыше четверти из этого огромного количества производит мое обожаемое отечество под эгидой небезызвестной компании “Альбатрос”, возглавляемой Эдуардо Мак-Харрисом. Это равняется примерно 80 тысячам тонн энергана в зернах, то есть объему грузового судна среднего тоннажа. Располагал ли старый индеец 80 тысячами тонн энергана?

Я также узнал, что в нефтяной промышленности прямо или косвенно заняты 20 миллионов человек, из которых восемь миллионов падает на Веспуччию. Нефтяные запасы в мире быстро иссякают, а потому цены на нефть и нефтепродукты, в том числе на пищевой белок, растут с головокружительной быстротой.

Особый интерес для меня представили материалы о том, как мелкие нефтяные компании оказались в руках “Альбатроса”, и о способах, какими железная (в прямом смысле этого слова) рука Мак-Харриса ведет свое обширное хозяйство.

Не менее любопытно выглядели перипетии беспощадной битвы, которую Мак-Харрис под лозунгом “Не хотим повторения Хиросимы!” вел против попыток западногерманской фирмы “Рур Атом” создать в Веспуччии атомные электростанции. Битва продолжалась, и пока исход ее был неясен.

В архиве имелся целый раздел о нефтяных магнатах – явно приукрашенные или попросту фальсифицированные жизнеописания нефтяных акул.

Именно этот раздел я самым бесцеремонным образом использовал, дорисовав со своей стороны новые мифические образы героических заправил нашей экономики, этих доблестных народных лидеров, которые прошли огонь, воду и медные трубы, а кое-кто и сгорел в огне во имя нашего образцового княжества, где все едят досыта… Разумеется, я старался не переборщить, не впасть в пародию, иначе пропали бы все мои усилия и пятьдесят тысяч долларов вместе с ними…

Как и было договорено, в четверг вечером Лино Баталли явился ко мне за последними страницами.

– Ты доволен, Тедди? – спросил он.

– Прочтешь – увидишь. По-моему, неплохо.

– Дай-то бог… Ну, спокойной ночи. Завтра узнаешь результат.

– Спокойной ночи, Лино. И спасибо за все.

Стенографистка собрала свои карандаши и тоже ушла.

Я остался один. Это была моя последняя ночь здесь. Завтра, когда газета выйдет, я положу в карман свои тысячи и вернусь домой, где у меня в тайнике спрятана тонна горючего. И где я буду ждать обещанных жрецом новых материалов…

А что будет дальше – помоги мне бог!

Разбудили меня раскаты грома.

Я вскочил. Стрелы молний пронизывали стайфли у самого окна.

Ветер с диким воем набрасывался на нижние слои смога, подхватывал их, закручивал, подбрасывал в небо, уносил в залив и там бросал, еще больше загрязняя беснующуюся морскую стихию. Над домами проносились сорванные вывески, черепица, сломанные ветки деревьев, летели газеты, головные уборы, всяческий мусор и истерзанные, несчастные птицы. Воздух явно становился чище, и на миг из-за океана вынырнуло гораздо более яркое, чем обычно, солнце.

А затем хлынул ливень – настоящий потоп. Не прошло и минуты, как улицы превратились в реки, и нетерпеливая ребятня выбежала из домов, чтобы пошлепать по воде. Без масок.

Я стоял у окна и долго наблюдал за дивной картиной обновления жизни. И не заметил, как в комнату вошел Мак-Харрис.

– Искров, – услышал я его голос.

Я обернулся: Мак-Харрис стоял у меня за спиной пачкой газет в руках.

– Вы свободны, – без всяких предисловий произнес он своим властным, не терпящим возражений тоном. – Можете идти. Ваша повесть напечатана. У вас есть талант. Я бы хотел, чтобы вы стали моим постоянным сотрудником. Мне нужны такие люди, как вы. В отделе рекламы. Или еще лучше – в качестве литературного консультанта в моем секретариате. Я давно уже вынашиваю одну идею, да все не хватает времени реализовать ее… Речь идет о моей биографии. Каких только глупостей ни писали обо мне газеты! Изображали меня каким-то зверем, людоедом, детоубийцей… Или же гениальным бизнесменом… – Он засмеялся, обнажив два ряда ровных искусственных зубов. – А я обыкновенный человек, которому посчастливилось послужить своему народу, вести крупные сражения для блага и процветания отечества… Я дам вам материал, много материалов, поинтереснее вашего энергана, а вы напишете. Что вы на это скажете? Его вопрос был также приказом, требовавшим немедленного согласия.