После продолжительной борьбы в XIX веке между идеей частной собственности, опиравшейся на заразительный пример активных из группы "хозяев", и коллективистской идеей бродившего по Европе "призрака коммунизма", который проповедовали на Западе активисты из групп "мечтателей" и "святых праведников", пассивное большинство западного общества примкнуло к идее частного капитала как критерия богатства и общественного статуса. Сделав ставку на накопление через частный капитал овеществленного труда и знаний предшествующих поколений.
Наращивание капитала и становление буржуазии как правящего класса шло успешно прежде всего в протестантских Голландии, Англии, Германии, Швейцарии. Швейцария — родина банков. В католической Франции слом аристократии проходил тяжело, через Великую революцию, а укоренение в обществе буржуазных отношений прошло испытание Парижской коммуной. Сословное общество переросло на Западе в классово-гражданское. Самый гражданский класс общества — буржуазия. В сравнении с другими классами она более образована и организована. Она оперирует идеями и механизмами их внушения массам.
Замечу, что капитал — это не только и не столько деньги (оборотные или свободные), сколько оборудование, сырье, технологии и нематериальные активы: квалификация (знания и навыки) персонала, авторские права, деловые связи, репутация. А капитализм — это деятельность в первую "голову по сохранению продуктивного капитала (возмещению из прибыли его убыли), затем по наращиванию его оборота (а не "проедание"), и лишь потом по оплате потребления. Городской по сути производственный капитал Запада, правда, теперь двинулся в поиски более выгодных районов мира (прежде всего по дешевизне оплаты труда и издержкам за безжалостную эксплуатацию природы), а на самом Западе осталось в основном экологически чистое и секретное производство вооружений, сложной техники и уникальные технологии. Кредит же развивался, и банковский капитал Запада (прежде всего американский), как самый близкий к цели общества демократии — стяжанию денег, стал доминировать не только у себя, но и в мире, собирая гигантский "урожай" процентов с заемщиков денег. Прибыли от продажи сложной техники, продукции высоких технологий и интеллектуальных информационных продуктов, а, главное, сверхприбыли банковского капитала Запада, получаемые от торговли деньгами с остальным миром, позволяют перераспределять их в высокий уровень жизни для своего общества. Свое продуктивное сельское хозяйство вынужденно дотируется государством (еда, тем более парная и свежая, должна быть своя). В обществе потребления бешено развивается продажа услуг (они должны быть на месте, их нельзя импортировать).
/Государственное устройство богатого капиталом и живущего в комфортных природных условиях общества было "упаковано" в популистские формы демократии.)
"'Демократия возможна только в сытых странах, это — роскошь богатых, как "роллс-ройс".\ Экономика только там может заменить политику, где она могущественная экономика и может, накормив народ досыта, погрузить его "в жаркий сон после обеда", — подмечает Э. Лимонов, цитируя В. Шекспира.
Только около 10 % работоспособного населения Запада имеют очень низкие доходы или содержатся на "диете" пособия по безработице, что есть необходимое условие процветания для остальных 90 %.
Люди с низкими доходами живут в неподобающих среднему уровню условиях и этим своим положением морально давят на "средний класс", укрепляют его соревновательный дух, не позволяя расслабляться. Профессионалы среднего класса кнутом и пряником выдрессированы для того, чтобы упорным результативным трудом обслуживать высший класс постиндустриального западного общества.
\ Девиз западного общества: "традиция (национальная) — демократия (представительная / права человека) — капитализм". \
Традиция (то есть история) подвергнута моральной ревизии (вчерашнтй день истории был ужасен бедностью, страданиями и войнами). От прошлого (докапиталистического, варварского, достойного презрения) она отодвинута в благополучный сегодняшний день. И окрашена в один эмоциональный цвет национальной гипергордости за достигнутый сейчас (талантом и трудом трех-четырех последних поколений соотечественников) уровень техники, потребления и комфорта. Кульминация истории! Ничего другого на дорогах и в музеях истории Англии, Канады. Австралии я не видел.
Демократическая система выборности власти прямым голосованием полностью соответствует интересам 10 % активных. Она позволяет "высшему классу" удерживать власть, с помощью денег управлять информационным механизмом и внушать готовые мнения и соблазнительные идеи массам пассивных избирателей. Она позволяет активистам из "среднего класса" и даже из самых низов проявить свою свободную волю и за счет личных качеств выбиться наверх. Обновление выборной власти при демократии происходит каждые 4–8 лет. Это стимулирует прогресс и не стимулирует застой, так как позволяет замечать и исправлять тенденции упадка несколько раз в пределах активной жизнедеятельности одного (в наше время, примерно 25 лет) поколения. Если историю мерить поколениями (а именно так ее меряет Библия) и считать началом прихода на Западе какого-то поколения к власти от крупных потрясений и, соответственно, смены идей, то в XX веке было три заметные перемены. 1929-33 год — мировой экономический кризис в странах капитала (упадок). 1962 год — карибский кризис (фаза баланса). 1991 год — крах европейского социализма (пик величия демократии как власти капитала). Фазы перемен при демократии примерно совпадают со сменой поколений. По меркам истории капиталистическая демократия очень молода. Ей всего два века. Полный цикл "перемены богатства" в демократии пока не очевиден. Войны, как разрешение противоречий власти (война есть продолжение политики, а политика — это вопрос власти в редакции: "кто враг?"), не могут быть в цикле перемен ни пиком подъема, ни пиком упадка. Если же посмотреть назад, в XIX век, и считать середину 50-х годов до начала гражданской войны в США — (1861 год) за первую фазу баланса сил;
80-е годы XIX века — за первую фазу подъема (противоречия везде разрешены в пользу капитала, войн у крупных стран нет); первое десятилетие XX века за вторую фазу баланса; а 30-е годы XX века за первую фазу упадка (мировой кризис), то (см. выше) все же можно проследить цикл, который, наверное, равен четырем поколениям.
' Основным рычагом управления пассивной массой при демократии стал соблазн — инструмент гордого либерализма. Контроль же власти над человеком через поощрение его слабостей провоцирует малодушие (цинизм, зависть, лицемерие, самолюбие, алчность), расширяет границы "дозволенного" (бессовестность, разврат, содомию).
Крайние эмоции восторга или отчаяния в уютных условиях комфортно устроенной жизни масс редки. Официальный эмоциональный климат — скука (ничего экстраординарного не происходит). Эмоции обязательной поп-музыки и математические символы процентов, цифр статистики противопоставлены понятийному мышлению. Культ жертвы, пострадавшего (в силу внушаемого морального комплекса вины, особенно за "холокост") выше культа героя (победителя открытой схватки, поединка)^ Трудозанятость и законопослушность — основные социальные достоинства. Потеря работы воспринимается как трагедия, а вовсе не "радость свободы" жить на вполне сносное пособие. Понятие свободы выдыхается. Старые демократические свободы (слова, печати, собраний) достигнуты и обеспечены, но в условиях неравенства циркуляции идей в обществе, прежде всего доступа к телевидению, с очевидностью теряют смысл и заменены "правами человека". Соблюдение же последних без противоречий и взаимных столкновений прав множества человеков выливается в постоянное наращивание ограничений и запретов.
Информационные технологии ("промывание мозгов") позволяют мягко насаждать стереотипы сознания и поведения, управлять "течением мысли". Навязанная обществу в потоках избыточной информации целесообразная модель восприятия мира слишком сложна для отдельных людей, которые все чаще оказываются беспомощными при самостоятельном принятии даже самых простых житейских решений.
