Когда он вернулся в отель, то обнаружил в номере, который в этот раз делил со Смитом, еще толпу народа. Смит при его появлении вытащил из кармана какие-то таблетки и проглотил две. Пель вскочила на ноги, и оказалось, что она плакала.

— Пель, ты чего? — с изумлением спросил танцор.

Вместо нее ответил Мелкий, который подскочил к Синди и влепил ему подзатыльник. На каблуках Синди был куда выше, поэтому клавишнику пришлось слегка подпрыгнуть.

— Идиот! — начал Мелкий в своей обычной манере. — Ты чем думал?! Ты где был?

— Гулял, — растерянно сказал Синди.

— Гулял он! Все нормальные люди по домам прячутся, а он гуляет! Нам тут уже рассказали. Самая сильная буря за последние двадцать лет! За городом засыпало одиннадцать машин, в том числе автобус с туристами!

— Не поехал же я перед концертом на экскурсию…

— С тебя бы сталось!

Металл из своего угла заметил:

— Связи не было. Мы волновались.

Синди вздохнул. Казалось, он, побывавший ближе всего к буре, испугался меньше всех.

Дверь распахнулась, и вошел Саймон.

— По новостям передали, что… — тут он заметил Синди и замолк. Синди смотрел на него с некоторой опаской.

Саймон подошел и взял его за волосы на затылке, заставляя смотреть в лицо. Синди втянул воздух сквозь зубы — это было больно.

— Вернемся в Анатар — прикую к стене, — пообещал Саймон, оттолкнул Синди, развернулся и вышел.

— Пришел, поорал и ушел, — заметил Металл.

«А что, — подумал Синди, — может, опять облажались господа журналисты. Это мы еще посмотрим, кто, куда, к кому ушел».

Смит поднялся и хлопнул в ладоши.

— Так, раз мы все в сборе, шевелимся скорее! На работу, на работу, гримироваться, срочно!

Синди думал, что из-за бури придется отменять концерт или, по крайней мере, половина зрителей не придет. Однако для жителей Хары бури были привычным, хотя и неприятным явлением. Переждав напор красного песка, они с удовольствием собрались посмотреть на «Черную Луну». Площадка Синди была ниже обычного, и он, в этот раз в напоминающем о языках пламени костюме, различал в толпе отдельные лица.

Может, из-за непривычной близости к сцене, может, из-за обострившегося восприятия Синди вдруг понял, какой у Саймона красивый голос. Он и раньше об этом знал, разумеется, но привык, как человек привыкает ко всему, что его окружает. А теперь вдруг услышал снова. Саймон не умел петь, не выкладываясь полностью, на сцене он был абсолютно честен, и впервые за долгое время Синди проникался не музыкой, как обычно, а голосом. На бархатных нижних нотах у него что-то дрожало не то в груди, не то в животе, он даже испугался однажды, что из-за этой дрожи не сможет танцевать, но нет. Если от облика Саймона можно было избавиться, закрыв глаза, то от голоса деваться было некуда. Синди казалось, что он слушает не только ушами, но и сердцем, кожей, всем своим существом. И зрители, должно быть, чувствовали что-то подобное. На финальной «Вечность моя» публика замерла и молчала даже, когда умолкли последние звуки, и только когда Саймон сделал пару шагов назад, чтобы представить остальную группу, зал взорвался и не утихал, пока «Черная Луна» не сыграла еще три песни.

«Я скажу ему», — думал Синди в гримерной. — «Я скажу ему… что-нибудь. Прямо сейчас. Мы не можем так просто взять и разойтись, это глупо, так не бывает. Я скажу ему, что был дураком. Что разволновался из-за Фредди — она бы не обиделась, она всегда меня защищала… Или просто подойду и обниму его, он же понимает без слов, ему хватит…»

Гример снимал с него краску ужасающе медленно, слой за слоем, и конца этому не виделось. Синди с трудом мог усидеть на месте, желание поговорить жгло его невыносимо, а гример все возился и возился с его лицом.

— Неужели это так сложно — быстро смыть грим?! — не выдержал в итоге Синди. — Нельзя быстрее шевелить руками?!

Гример посмотрел на него неодобрительно и продолжил. Это было настоящей пыткой, и, когда на лице у Синди не осталось краски, он едва не порвал свой костюм, пока быстро сдирал его с себя. Натянув обычную одежду, он выскочил за дверь и с облегчением увидел, что не опоздал — Саймон шел к выходу, и он был один.

— Саймон! — позвал Синди. Певец замедлил шаг, обернулся, Синди сделал шаг навстречу…

— Господин Блик, буквально два слова!

Синди не понял, из какого закоулка выскочила эта девица — высокая, спортивная, с мини-камерой в руках и с нелепым хвостиком на затылке. На лице у нее замерло просительное выражение, которое ужасно ей не подходило.

— Господин Блик, журнал «Люди и музыка», прошу, маленькое интервью!

— Откуда пресса за кулисами? — выплюнул Синди в бешенстве. Пока они стояли в коридоре, из гримерной вышел Металл, от выхода показался Смит с сообщением, что машина готова… Момент был безвозвратно упущен.

Больше удобного случая ему так и не представилось. Оказалось, что билеты у них были заказаны на очень неудобное время, до отлета аэробуса оставалось всего ничего, и все спешно сгребали свои вещи по сумкам, Смит в сотый раз проверял, вовремя ли они будут в порту, в коридоре на кого-то орала Пель, хлопал дверью Мелкий. В порт они, конечно, успели, но поговорить с Саймоном так и не удалось.

Впрочем, Синди показалось, что все может устроиться и без объяснений. Саймон больше не напоминал ни замороженную рыбу, ни буйного сумасшедшего. Уже на борту он подмигнул Синди:

— А неплохо слетали, чудо, а?

Синди кивнул, хотя на самом деле он предпочел бы забыть эти гастроли, как страшный сон. Он осторожно положил голову на плечо Саймона и задремал. Больше всего ему хотелось проснуться уже в их квартире, как будто не было ни этого перелета, ни наркотиков, ни скандалов, ни пьяных выходок.

В Анатаре выяснилось, что Смита срочно ждут в продюсирующей компании, и с ним зачем-то должен ехать и Саймон. Синди скрипнул зубами, но здесь от него ничего не зависело. Он отправился домой. Разобрал вещи, принял душ… и понял, что если будет ждать в пустой квартире, то сойдет с ума. Поэтому он собрался к Фредди.

Он сам не признавался себе, что боялся увидеть Фредди больной — с темными кругами под глазами, бледной, худой, с потускневшим взглядом. Оказалось, что Тим не соврал и ничего страшного с ней не случилось. Фредди была все той же — энергичной, загорелой и деятельной. Она хохотала, когда Синди выпытывал у нее подробности визита к врачу, отмахивалась и заявляла, что кое-кто слишком впечатлительный, а еще кое-кому она лично язык отрежет. У Синди отлегло от сердца. Хотя бы эта проблема была временно решена.

Он вернулся затемно, а Саймона все еще не было. Сумки стояли неразобранными, в квартире было тихо и пусто.

Так уже было однажды — Синди ждал, а Саймон все не шел и не шел. И, словно в циклическом кошмаре или на диске, заевшем на повторе, события развивались по одному сценарию. Саймон открыл дверь, и прихожую наполнил привычный букет запахов — сигарет, алкоголя и одеколона.

И чужих духов.

Синди отшатнулся, как будто его ударили. Ему хотелось зажмуриться, а потом открыть глаза и увидеть другую реальность. Или убедиться что это голограмма, пусть даже и с запахом — разве не могут ученые изобрести пахнущие голограммы? Запах духов, сухой и сладкий, витал в прихожей, и Синди он казался омерзительным.

— Опять?! — вырвалось у него. Он хотел сказать что-то другое, он думал встретить Саймона с радостью, а получилось это бессмысленное «опять».

— Ты о чем? — Саймон поднял брови, будто не понимая вопроса.

— Блик, ты мог бы хоть в этот раз удержаться?! — Синди понимал, что говорит не то и не так, но накопившаяся обида подкатывала к горлу. Его тошнило этой обидой, и сдержать этот процесс было так же сложно, как тошноту.

Саймон выглядел раздраженным.

— Ты можешь сказать по-человечески?! Что не так?

— Что не так? Может, то, что ты в первый же вечер пришел, воняя чьими-то духами?

Саймон внезапно расхохотался. Синди прищурился. Он не понимал причины этого смеха.