— Что смешного?

— Например, ты. Синди, я встречался с продюсером.

Это была такая беспомощная ложь, что Синди оставалось только криво усмехнуться.

— О да. И он подарил тебе одеколон за хорошую работу.

— Почти. Очень настойчивая дама.

Он откровенно посмеивался, и у Синди темнело в глазах. Может, это была аллергия на духи. Он предпочел бы, чтобы это была аллергия.

— Что, теперь ты так повышаешь рейтинг группы? Находчиво. Раньше ты больше голосом, а не членом работал.

Саймон перестал улыбаться. Он успел стянуть плащ и ботинки и шагнул к Синди.

— Ты закончил? Меня уже достали твои истерики.

— А меня достало, что ты трахаешься с кем попало! И что?

— Кажется, я тебе ничего не обещал.

Это было правдой. И одновременно ложью. Синди хотелось сказать, что Саймон врет. Врет, потому что он обещал больше, чем высказал словами — обещал своей тревогой, заботой, ревностью, наконец!

— Я не хочу быть где-то в списке, — упрямо сказал он. — Мне этого мало. Мне надоело. Надоело, что тебе плевать.

Саймон скрестил руки на груди. Глаза у него были злые. И ответ был тоже злым и очень страшным.

— Если тебе уже ничего не нравится, тебя тут никто не держит, — вот что он сказал.

Синди хотелось схватить его за плечи и трясти до потери сознания. Хотелось крикнуть: вот же я, неужели ты забыл, сколько всего у нас было! Вместо этого он вздернул подбородок и скривил губы:

— Да?

У Саймона дернулась щека, но ответил он спокойно.

— Да.

Синди стиснул кулаки.

— Я пойду собирать вещи.

Он уходил с той же сумкой, с которой пришел когда-то, затолкав в нее свое барахло. Наверняка он забыл часть вещей, но он слишком торопился, чтобы проверять, все ли взял. Саймон не присутствовал при этом, но он был за стеной, в соседней комнате, и Синди чувствовал его присутствие так же верно, как если бы видел его через стену.

Синди сам не верил в то, что происходит. Расставание выходило каким-то скомканным, неправдоподобным. Впору было ожидать фейерверка и вопля: «Сюрприиииз!» Но ничего не происходило, только он толкал трясущимися руками в сумку одежду. Он не мог понять до конца, зачем делает это. На кухне курил его любовник, раздраженный, уставший после перелета. Им бы упасть вместе в постель и спать до утра, проснуться вместе, поспорить из-за очереди в ванную, позавтракать в кухне, рассеченной солнечными лучами… Вместо этого он, Синди, собирался уходить. А Саймон вернулся от очередной женщины и сказал, что Синди тут никто не держит.

Никто не держит — значит, никому не нужен.

Он дернул заевший замок сумки и выкатился за дверь, вызвал лифт. У него не хватило сил попрощаться и уйти с гордо поднятой головой. Он просто струсил. Даже не вышло красиво разойтись.

Он вышел из подъезда, хватил ртом холодный ночной воздух и понял, что идти некуда. Кажется, он уже был в подобной ситуации, только тогда у него с собой была сумка поменьше. Получалось, что все, что он накопил за эти годы — пара килограммов шмоток. Негусто. Стоять у подъезда было глупо, и Синди пошел налево. Он заставил себя не оборачиваться и не проверять, смотрит ли Саймон ему вслед из окна. На это ушли остатки его гордости.

Он шел в свете фонарей, иногда его освещали фары пролетающих мимо автомобилей. Синди ощущал мучительную раздвоенность. Одна его половина хотела вернуться назад, броситься Саймону на шею, пообещать что угодно, лишь бы вернуть прошлое и забыть ссору. Другая отчетливо помнила жесткую усмешку, холодный взгляд и слова: «Тебя тут никто не держит».

Никто не держит. Не к кому возвращаться.

Синди понял, что ноги несут его к дому Фредди. Что ж, это был хороший вариант. Прийти, ткнуться лицом в ее колени, помолчать или рассказать все, послушать ее, такую уверенную в завтрашнем дне, такую оптимистичную. Если не поверить, что все будет хорошо, то хотя бы снять часть груза с души и переложить на ее плечи. Фредди умница, она бы что-нибудь придумала…

Синди уронил сумку на землю и выпрямился.

— Нет уж, — сказал он вслух сквозь зубы, — хватит. Сначала родители «что-нибудь придумывали», потом Майк «что-нибудь придумывал», потом Фредди, потом Саймон… Пора уже самому «что-нибудь придумывать», блядь. Иначе так и пробегаю всю жизнь в соплях.

Рядом притормозил автомобиль.

— Такси?

— Да, — сказал Синди и забрался в салон. Пахло табаком. К счастью, слишком крепким, Саймон такой не курил. — В гостиницу.

— В «Люкс»? — предложил таксист, окинув Синди взглядом.

— Нет. На окраину, — велел танцор. И добавил скорее себе, — Кончилось время люксов.

Он провел ночь в дешевом номере гостиницы в спальном районе города. За стеной справа храпели, за стеной слева занимались сексом. Синди не позволил себе выпить ни капли алкоголя, но выкурил всю пачку сигарет. Он бродил по номеру, смотрел воспаленными глазами в ночь, пока небо не стало светлеть и не запели первые птицы. Он чувствовал себя человеком, у которого только что снесло взрывом дом. Все то, что он любовно отстраивал, было разрушено. То, что он принял за катастрофу, оказалось только ее предвестием. И теперь он стоял среди обломков и думал, как жить дальше.

Прежний Синди Блэк умирал. На его место приходил новый Синди, привыкший полагаться только на себя. Он уже чувствовал что-то подобное, когда сбежал в Анатар, но тогда его решение объяснялось импульсом, интуицией, а теперь на одной интуиции прожить было уже нельзя. В душе у него что-то съеживалось и горело, но новый, появившийся этой ночью Синди не позволял себе раскиснуть и удариться в истерику или, тем более, сотворить с собой что-то дурное.

Когда над Анатаром встало солнце, Синди был готов.

Объявить об уходе из группы было проще, чем он думал. Возможно, потому что Саймона поблизости не было. Синди не спрашивал, где он.

Смит что-то растерянно бормотал о причинах, о неустойке, о том, что не надо губить себе карьеру… Пель не менее растерянно спрашивала, как же так. Ее заело, как заводную игрушку, она не могла остановиться.

Мелкий не верил своим ушам. Он смотрел на Синди, расширив и без того большие глаза, а потом сжал губы и отошел к окну, словно его это и не касалось. Синди не ждал от него добрых слов, но такая реакция задела его сильнее, чем он ожидал.

И только Металл повел себя дружелюбно. Он молча подошел к Синди и положил ему на плечо свою лапищу. Он не осуждал, не пытался переубедить. Он понял. В порыве чувств Синди крепко обнял Металла. Они не говорили по душам, не делились друг с другом сокровенным, но именно Металл понял сейчас танцора, и его понимание внезапно оказалось для Синди очень важным. Он, проведший всю ночь с сухими глазами, едва не расплакался, однако дышать стало немного легче. Узел, затянутый в груди, слегка ослаб.

После выплаты неустойки по контракту оказалось, что денег у Синди катастрофически мало. Их еще хватило, чтобы снять относительно приличную комнату, однако нужно было срочно брать себя в руки, чтобы не оказаться на улице без штанов.

Синди это устраивало. Ему хотелось занять свое время чем угодно, лишь бы не оставалось минут для размышлений. Потому что размышления всегда повергали его в отчаяние. Даже когда он расставался с Майком, все было не так плохо. Майк тогда казался Синди обманщиком, человеком, который скрывал от него истинное отношение, монстром в костюме принца. Теперь же Синди не мог утешать себя подобным образом. Саймон был Саймоном, и Синди был собой, и все было честно. Не сошлись. Не получилось. Никто не виноват или виноваты оба. Лучше было работать до изнеможения, но не думать об этом.

Оказалось, что найти работу не так-то просто. Привыкнув, что подобные вопросы решают Саймон и Смит, Синди сперва растерялся. Никто из продюсеров не стремился прибрать к рукам безработного танцора. Синди с трудом выгрызал себе мелкие контракты: съемки в рекламе, в фотосессиях, роли в рекламе — что угодно, позволяющее заработать денег или убить время. Доходы его стремительно падали, но на жизнь еще хватало.