- Ты не можешь? Я поняла. – Сев у изголовья я положила его голову себе на согнутые в коленях ноги. – Сейчас я тебе помогу.
Подув на горячий напиток и остудив его ровно до той степени, чтобы я могла спокойно держать в руках кружку, я медленно поднесла ее к пересохшим и обмерзшим губам солдата, потихоньку наклоняя ее. Он глоток за глотком отпивал чай, и буквально на моих глазах его лицо приобретало жизненные краски, а обычный чай становился для него чем-то вроде «живой воды».
- Данке, фройляйн.
«Спасибо, девушка» - перевела я с немецкого, от чего мне стало тепло. И я даже порадовалась тому, что некоторое время мы находились в оккупации у немцев, ведь только благодаря этому, могла понимать своего полуживого солдата.
- Нихт эээ… нихтс… - я пыталась хоть приблизительно вспомнить что-то похожее на наше «не за что» но как-то все выходило кривовато. – Нихтс данке. В общем – не за что.
Видно у меня «отлично» получилось, так что парень впервые открыто улыбнулся. А я в тот миг отметила, что он совершенно не похож на вояку, который с радостью убивает людей. Скорее этот немецкий юноша, как и большинство наших, был насильно принят в ряды своей армии. Скорее всего, у него просто не оказалось выбора, так как по всем параметрам он как нельзя лучше подходил для пополнения немецких рядовых. Молодость, самый важный критерий для солдата. Возможно, он был немецким доктором, или пастухом каким, или учителем, или простым крестьянином, но никак не зверем с жадностью проливающим чужую кровь. Таких я тоже повидала, и среди наших, и среди их. Так вот беспомощный немец в моем сарае таковым не являлся, это мне тоже нашептало сердце.
- Ладно. Вижу, ты немного отошел. Допивай чай, а я за супом. Потом будем кушать кашу.
Парень внимал каждое мое слово, но по всему было заметно, что не особо понимал. Это ведь я жила некоторое время плечо о плечо с немцами, а ему вряд ли бы посчастливилось долго находиться среди наших и остаться в живых. Я аккуратно убрала его голову с колен и не без усилий подтащила его к дальней стене. Так, опиравшимся на стену с кружкой в руках, я его и оставила, но ненадолго.
Когда я возвратилась в дом, на кухне уже суетились наши «квартиранты». Видно их разбудили запахи раннего завтрака, которые не в моих силах было скрыть. Капитан Воеводов, как обычно по утрам, восседал за столом с трубкой и кружкой горячего чая.
- Доброго утра вам, Василина Степановна.
- И вам того-же.
- А что это вы ни свет, ни зоря, прям пчела трудовая?
Сердце мое бешено колотилось, руки начинала пробирать дрожь, а пронзительный взгляд красивейшего капитана Советской армии, чуть ли ни довел до инфаркта. Мне ничего кроме вранья не оставалось. А как еще я могла спасти жизнь тому, кого он непременно бы пристрелил?
- Да я ведь для вас стараюсь. Чтобы вы не ждали завтрак, а проснулись, моментально покушали, да и к делам своим приступили. Слышала, что Корсунь наш уже освободили, но ведь впереди у вас еще много сел и городов.
- Даа, что есть, то есть. – С гордой улыбкой во все лицо протянул красавец капитан. – Дай Бог так же успешно и другие города отстоять. А тебе спасибо за заботу. Сила в нашем деле не последняя штука, а где ее взять, если не в куске хлеба да горячей похлебке? Так что благодарствую за поддержку наших штанов, так сказать.
Я никогда особо не сближалась со всеми теми, кто использовал наш дом в качестве гостиного двора. Так, общие фразы и редкие разговоры о военных действиях. А что толку засматриваться на них и в душу пускать? Сегодня они есть, а завтра? Сколько уже было таких, что не возвращались? Так и с этой группой солдат, некоторых я даже по именам не помнила. Кроме капитана Воеводова, который был неимоверным красавцем и очень добрым и учтивым мужчиной средних лет. Он чем-то напоминал мне отца, от чего и доверие мое к нему было больше обычного.
- И вам спасибо, что себя не жалея родину нашу отвоевываете.
- Да уж, постараемся прогнать с земель наших этих тварей немецких. В этом деле жалости не место. Ни к врагу, ни к себе. Нельзя себя жалеть, когда от твоих действий может зависеть жизнь не одного человека, а может и будущее всей родины. Не спать – так не спать. Не доедать – так не доедать. Воевать – так воевать. А фрицам проклятущим никогда не сломить наш дух! Корсунь не последний освобожденный город, это я вам точно говорю. До последней капли крови будем отстаивать родину, уж поверьте Василина Степановна. Отовсюду прогоним эту мерзость немецкую. Будут бежать в свою Германию как шакалы вонючие!
В такие моменты, когда речь заходила о немцах, вежливость и доброта в поведении капитана куда-то девались, а оставалась лишь ненависть. Бескрайняя, безграничная, глубокая ненависть к тем, кто изуродовал нашу землю. Странно, но такую ненависть я видела лишь в глазах и на лицах наших солдат. Немцы же, никогда не были так эмоциональны, и никогда не излучали такого гнева. Может потому, что наши были гораздо большими патриотами. Может потому, что наш народ и так отставал от европейских, а с приходом войны вообще оказался на самом дне, и кроме ненависти, голода и холода, им ничего не оставалось. Наши солдаты охотно вымещали эту бескрайнюю ненависть в боях. Возможно, именно поэтому и победили в итоге.
Наши «квартиранты» один за другим то появлялись на кухне, то исчезали. Мама проворно накрывала на стол и доготавливала пшенную кашу с остатками костей. Я же, оставив капитана наедине с его мыслями, была полностью погружена в свои раздумья – «Как вырваться из этой толпы и незаметно пронести в сарай свежие щи и одежду?».
Всякий раз как очередной солдат выходил на улицу покурить, мое сердце падало в пятки. Этой ночью, даже если бы кто-то застукал немца в сарае, никто бы и не подумал, что ему кто-то помог там очутиться. Мало ли, может сам пробрался в поисках хоть какого-то тепла и крова. А сейчас доказать, что он случайно там оказался, уже было бы не реально. Миска с едой и кружка, а еще перевязки, пусть из тряпок, но чистых…
- Ма, а налей-ка мне щей в баночку. Я на улице поем. – Хвала Господу, мозги мои в семнадцать работали отменно, и мне не пришлось слишком долго ломать голову над поиском выхода.
- Это еще почему? На улице холод собачий, это ведь тебе не май месяц. Не выдумывай. Вот товарищи солдаты поедят, и мы присядем.
- Ма, я просто не очень хорошо себя чувствую. Видно килька вчера была совсем испорченной. Да и капитан слишком надымил. Меня тошнит все время, да и расстройство... Так что мне жиденькое и свеженькое не помешает, вот только есть его нужно во дворе. А то здесь от курева вообще голова туманится… А ведь день только начинается. На свежем воздухе я быстро соберусь.
- Дочка, а ты уверена, что все дело в кильке? – мама испуганно всматривалась в мое лицо, а на ее, отпечатался страх посильнее, чем страх войны. – Может… может, дочка… может ты в сарай с кем из солдат выходила? Может, пока меня дома не было, кто-то тебя обидел? Ты скажи, не держи все в себе. Нужно ведь вовремя спохватиться, чтобы не опоздать с... – тут мама осеклась, больно схватила меня за плечи и стала трясти.
Я в упор смотрела в ее испуганное лицо, но никак не могла понять, что именно ее так напугало? Какие еще походы в сарай с солдатами?
Что могла знать о походах в «сарай» простая деревенская девчонка, которая-то толком понять не могла, почему ежемесячно с нее вытекает кровь? Я знала одно, что есть любовь, от которой непременно появляются дети. А странная реакция матери, меня безумно напугала и заставила лишний раз переживать о ее психическом состоянии. Мало ли, война даже некоторых мужчин до безумия довела, что уж говорить о женщине, которая теперь и не вспомнит, когда последний раз мужа видела. А постоянно выполнять роль прислуги то для «наших» то для «ваших», видеть ежедневно незнакомые лица в собственном доме и не иметь никаких прав, кроме права прислуживать, тоже не каждая женщина выдержит.
Еще раз взглянув на мать я поняла, что дело тут не в сумасшествии. А в чем именно, у меня не было ни времени, ни желание разбираться.
