- Вот так-то лучше. – Смотрясь в миниатюрное кругленькое зеркальце и завершая красить губы, проговорила моя пассажирка. – Теперь можно и с подругами закадычными встретиться, если конечно Бог даст.
Калиновка тоже оказалась довольно живописным селом с приличным населением. Таких богатых домов как в Гарбузине, я не заметила, но то, что и не было среди кирпичных опрятных домиков и таких, как Домнина трущоба - факт.
Василина Степановна уже привычно управляла мной, лучше любого навигатора, а Рыжик в предвкушении свободы сходил с ума, прыгая на окна и точа ногти о сиденья.
Когда очаровательная деревенская церковь осталась у нас за спинами, Василина Степановна скомандовала остановиться у седьмого по счету дома с желтыми ставнями.
- Вот, Наденька, именно в этом доме мы с Юрочкой были счастливы целых десять лет. – С горечью в голосе прошептала старушка. – Здесь появились на свет наши детки. Здесь я познала счастье быть любимой и желанной женщиной. Именно под крышами этого дома крепло то, что мы пронесли через всю нашу не всегда легкую жизнь. Господи, а ведь дом остался именно таким, каким мы его покинули. Разве выкрашен свежо.
Выйдя из машины, я первым делом «освободила» из железных оков Рыжика, а затем помогла покинуть «жука» и уставшей от путешествий женщине.
- Видишь, дом обшит досками? Он из натурального дерева и деревом обделан. Это Юрочка мой так решил сделать, а затем выкрасил дом во все цвета радуги. Приговаривая – «Вся наша жизнь будет такой же красочной и яркой, так зачем сливаться с серой массой». А Богданчик с Маруськой от восторга чуть с ума не посходили, да все хвастались перед ровесниками несказанной красотой своего жилища, не похожего ни на один из деревенских хижин. Жаль, что сейчас дом просто зеленый с элементами желтого. Скучно и обыденно. А вон там, - Василина Степановна повернулась в строну уходящей вдаль улицы, - видишь лес? В нем мы всегда находили самые большие поляны с грибами и ягодами. А еще, часто занимались любовью, вдоволь насытившись земляникой, переходили к совершенно иным насыщениям. А вон там, в конце улицы, отрезок дороги уходит влево и ведет к бывшим нашим паям, на которых я пропадала вместе с детьми с утра до ночи. А в нашем домашнем огороде, особенно когда вырастала свекла, мы любили покувыркаться в ее листве. А для того, чтобы оставаться незамеченными, я в момент посевной специально вокруг приличного куска с буряками засаживала все кукурузой. Ох, Наденька, знали бы вы, сколько страстных часов было проведено в огороде этого дома…
Я взглянула на старушку, которая с блеском в глазах огорченно вздыхала за прошедшими, полными счастья и любви днями. А затем и сама выпустила грустный вздох. В моем возрасте Василина Степановна познала практически все женские радости, и материнство, и искреннюю любовь, и небывалую страсть… А что я? У меня даже секса толкового ни разу в жизни не было, о материнстве я вообще молчу, а в то, что когда либо мне посчастливится встретить сводящую с ума любовь, я вообще сомневаюсь.
- Дааа, могу только представить, как хорошо вам здесь было. Знаете, мне кажется здесь даже воздух слаще чем в Гарбузине. В самом воздух витают совершенно другие флюиды.
- Да, Наденька, здесь не болото, а родник, из которого мы вдоволь испили. В свое время.
Взяв под руку Василину Степановну, мы вместе побрели по практически пустынной улице. Старушка и дальше продолжала делиться воспоминаниями, а я внимательно вслушивалась и пыталась все представить.
- О, у дома Рогожиных ровесница моя на скамейке загорает. Не уж-то, Зинка? – встрепенулась Василина Степановна, завидя одиноко сидевшую у симпатичного дома старушку.
Мы не спеша приближались к этой бабуле, но Василина Степановна не торопилась бросаться с распростертыми объятиями к бабуле, которая аккуратно выводила что-то на земле своей палкой. Но когда сравнялись с этим домом, моя бабулька не выдержала:
- Зинка, ты, что ли?
Уронившая, от удивления и неожиданности, свою «кисть», ссохшаяся бабуля обратила к нам свой взгляд. Задумчиво и продолжительно, она сверлила глазами мою Василину Степановну, а потом выпалила:
- Господи, Васька, ты ли это?!
Со слезами на глазах, а вскоре и на щеках, две совершенно не похожие друг на друга старушки утонули в объятиях друг друга. Заботливо утирая влагу с сидящего напротив лица, бабульки просто утонули в воспоминаниях, а мне, уже не впервые за нашу поездку, показалось что я третья нога.
В этот раз мне не хотелось быть немой свидетельницей, мне хотелось оставить двух давних подруг наедине. Это не был случай отчаяния, как на кладбище. Это не была откровенная беседа, с пугающим незнакомцем. Это были веселые воспоминания молодости, от которых, казалось, обе старушки помолодели на десятки лет.
Оставив, хохочущих и плачущих одновременно бабулек на скамейке у Зинаидиного дома, я решила просто насладиться деревенской благодатью, так сказать. Схватив в охапку Рыжика, я просто побрела, куда глаза глядят, и в какой-то момент заметила, что оказалась перед огромными полями, скорее всего теми самыми, о которых не так давно упоминала Василина Степановна.
Ноги привели меня прямо к бескрайнему морю золотистых колосков. Это была такая прекрасная картина, что даже мне захотелось заняться любовью в такой постели из золота. Снизу доносились звуки издаваемые разнообразнейшими насекомыми, а под небом парили какие-то птицы, и тоже не молчали. Подобную красоту мне доводилось видеть лишь в далеком детстве, когда я гостила у бабушки Кати. В ее деревне тоже было тихо и красиво, но это было так давно…
Наблюдая за тем, как золотые волны нежно гоняет ветерок, мне и самой захотелось прикоснуться к такой прелести. Отбросив все сомнения и наплевав на белоснежный сарафан, я просто упала в объятия золота, упиваясь исходящим от него ароматом. Это был аромат моего детства в которое я не без удовольствия окунулась.
Лежа на спине, я с любопытством рассматривала плывущие по небу облака и представляла, как на это же небо, только много лет назад, смотрели Василина и Юрген. Как они вдыхали этот же воздух и как были счастливы вдали от всех нынешних гаджетов и вседоступности. В городе ведь просто не реально вот так легко, укрыться от всего мира. Невозможно уединиться, ведь на железобетоне не растет кукуруза. Невозможно увидеть сразу, так много синего неба, а только клочки, просматривающиеся сквозь крыши многоэтажек. В городе все не так, и возможно именно по этой причине, многие (включая и меня) в свои двадцать пять, понятия не имеют, что значит жить для кого-то кроме себя. Что значит полностью раствориться в любимом, что значит изо дня в день нежиться в любви… В городе все ощущается и воспринимается не так остро, как на воле. Все видно лишь клочками.
Странно, но я – дитя асфальта, полностью прониклась волшебной деревенской атмосферы. Я словно научилась дышать по-новому и какое-то небывалое блаженство проникло прямо в мои вены и сладостно путешествовало по всему телу. Видели бы меня сейчас мои подруги, обалдели бы! Причем каждая по-своему.
Да, как бы печальны ни были мои выводы в сравнениях, но то, что раньше люди были счастливее, это точно. Они не были привязаны к компьютерам. Они не были заложниками каких-то стереотипов и предрассудков. Мужчины и женщины всецело отдавались друг другу, а не виртуальным друзьям, огромнейшей жажде наживы, бутикам, салонам красоты и прочей дребедени. Поэтому самые великие произведения о любви и были написаны в восемнадцатом, начале девятнадцатого столетия. Поэтому именно в те времена происходило все самое великое и прекрасное. Тогда, истинные эмоции и переживания не выкладывали на всеобщее обозрении в соцсетях, а жили ими. Тогда люди умели любить по настоящему, а не для пиара. Тогда мужчины и женщины любили, а не играли в любовь… Сотни лет назад люди просто жили.
Вот до чего заставил додуматься меня этот пьянящий воздух. Вот к каким выводам я пришла благодаря искренней истории одной женщины. Вот к чему в жизни нужно стремиться и пытаться объяснить людям, что жизненные ценности никто не отменял.
