Несмотря на воинственность своих святых и фанатизм некоторых лидеров, несмотря на усилия по убеждению и устрашению, предпринятые папой, и на сохранившуюся административную и финансовую мощь, Церковь чувствовала себя бессильной остановить прогресс новой религии, которая парализовала все попытки сопротивления со стороны оставшегося в католической вере населения. Папа и легаты не видели более другой опоры в борьбе, кроме вооруженной силы. Именно в этот момент убийство Пьера де Кастельно послужило сигналом к бою.

Церковь целиком положилась на силу меча.

В июне 1209 года Раймон VI был высечен в Сен-Жиле, после чего состоялось его торжественное примирение с Церковью. Армия воинствующих пилигримов, собранная по призыву папы, закончила подготовку к походу и собралась в Лионе. Выступление было назначено на Иванов день (24 июня). Потеряв все надежды избежать войны, граф разыграл последнюю карту: он принял крест.

Война, фактически объявленная на другой день после смерти Пьера де Кастельно, вошла в активную фазу: армия крестоносцев готова к бою и не желает больше мешкать с выступлением. Командиры не могут терять времени, ибо срок службы крестоносца – сорок дней (карантен).

Зимой 1208-1209 годов противники крестоносцев, казалось, еще не верили в реальность войны. Они не только не организовали систему обороны, но и не ладили друг с другом, не договорились о тактике поведения и все надеялись обезоружить папу и его представителей обещаниями покориться. Согласно «Песне об альбигойском крестовом походе»[48], граф Тулузский безуспешно умолял своего племянника, виконта Безье, «не идти на него войной, не затевать ссоры, а объединиться для защиты», на что виконт ответил: «Не говорю да, но говорю нет». Бароны расстались в дурном расположении духа, в чем нет ничего удивительного, если учесть, что дома Тулузы и Безье ссорились и соперничали на протяжении многих поколений.

Историки, не упускающие случая оплакать этот несостоявшийся союз правителей края, забывают, насколько двусмысленным и сложным было положение обоих вельмож. В июне 1209 года они не могли предвидеть, какой оборот примут события. Их атаковали не внешние враги, но солдаты Господа. Войну им объявили лидеры их же собственной Церкви. Их противники имели многочисленных и сильных союзников на их же собственных территориях. Их прямые и непрямые сюзерены, западные короли, занимали позицию загадочного нейтралитета, не задерживая крестовый поход, но и не выступая против.

Надо полагать, поведение баронов было продиктовано простой осторожностью: сидеть тихо, пересидеть непогоду и выбраться с наименьшими потерями. Граф Тулузский, лучше всех понимавший опасность открытой войны с Церковью, перешел в лагерь врага и таким образом поставил свои домены – известный очаг ереси – под защиту закона о неприкосновенности имущества крестоносца. Наиболее могущественные из его вассалов не собирались, однако, заходить так далеко и готовились к сопротивлению. Но готовились плохо, и не потому, что не хватало смелости или средств. Объявленная «война с ересью» представлялась им чем-то неясным, неопределенным, и нельзя было ожидать полной лояльности от вассалов, всегда готовых к неповиновению и мятежу.

Таким образом армия крестоносцев вступила в страну, которая не хотела воевать, к войне была не готова и до последней минуты надеялась ее избежать, стараясь не давать противнику поводов к военным действиям.

Крестоносцы были полны решимости драться.

Как же воевали в ту эпоху, когда не знали ни бомб, ни пушек, ни воинской повинности?

Прежде чем начать описание той войны, нужно постараться представить, какие опасности таила она в себе для армии, народа, экономики и всего жизненного уклада любой страны.

Наши предки не располагали техническими средствами массового уничтожения. Но это вовсе не означает, что война в ту эпоху была менее жестокой, чем сегодня, а воины не имели средств, чтобы терроризировать противника.

Действительно, сражения врукопашную уносили не столько жизней, сколько в наши дни, даже если принимать в расчет меньшую численность населения в те времена. Армия в двадцать тысяч человек считалась очень большой. В первый альбигойский крестовый поход отправилась примерно такая армия. Неточности в свидетельствах историков проистекают оттого, что они оценивают численность армии по числу рыцарей. Каждый же рыцарь представлял собой весьма растяжимую боевую единицу, поскольку мог иметь при себе от 4 до 30 человек. При нем состоял экипаж из конных и пеших воинов, частью из его родственников и друзей, и уж во всех случаях – из испытанных вассалов. Будь то оруженосцы или сержанты – эти люди участвовали в бою вместе с рыцарем, и если понятие о воинской дисциплине было в те времена слабовато, то понятие о боевом товариществе между рыцарем и его компаньонами, особенно на севере Франции, имело почти мистическое значение. И часто бойцы, которым цель сражения была абсолютно безразлична, показывали чудеса храбрости, чтобы поддержать репутацию своего сеньора. Рыцари представляли собой воинскую элиту, и мощь армии определялась не столько численностью, сколько качеством этой элиты.

Средневековая война – война подчеркнуто аристократическая: боевой единицей считается рыцарь, персонаж, призванный себя не щадить, но и менее других подверженный опасности. Он хорошо защищен доспехами, и стрелы, удары копий и мечей могут градом сыпаться на него, не причиняя особого вреда. Поэт-хронист Амбруаз (Амвросий) описывает, как однажды король Ричард вернулся с поля битвы, настолько утыканный стрелами, что был похож на ежа. Однако при всей легкости этих стрел каждая могла убить человека, не защищенного кольчугой. А кольчуга была дорогой и довольно редкой вещью, предназначенной для элиты. Кольчуга рыцаря покрывала все тело, кольчуга оруженосца была до колен, простой сержант носил тунику из кожаных пластинок, очень плотную, но не защищавшую от ударов меча. Пешие воины имели право только на длинный полутораметровый щит – защитное снаряжение пехотинца было самым примитивным. Вся тяжесть битвы падала, таким образом, не на самых защищенных рыцарей и их конных компаньонов, а на безымянных воинов, сержантов и пехотинцев, чьи трупы устилали поля сражений и окрестности осажденных городов.

Наряду с регулярными частями – батальонами или небольшими отрядами, за которые лично отвечали рыцари, – средневековая армия располагала вспомогательными войсками, отвечавшими за техническое обеспечение войны. Это были прежде всего профессионалы, специалисты в разных военных ремеслах: лучники, арбалетчики, саперы, минеры, мастера военных машин, наиболее квалифицированные из которых считали свое ремесло бог весть каким почетным и исправно служили тем, кто хорошо платил.

Ниже по военной иерархии стояли рутьеры (армия наемных пехотинцев), самая жестокая сила, какую имели в своем распоряжении полководцы. Рутьеры составляли один из важнейших элементов армии и широко использовались и в регулярных военных действиях, и при осадах. За свою бесчеловечность рутьеры считались как бы вне закона, но тем не менее все имели в них нужду. Если для рыцарей война означала прежде всего возможность прославиться и отстоять свои более или менее возвышенные интересы, то для простого люда она означала рутьерский террор. Ведя речь о средневековой войне, невозможно не сказать о безотчетном ужасе, который вызывало одно только упоминание о рутьере – существе без Бога, вне закона, без прав, без жалости и без страха. Его боялись, как бешеной собаки, и обращались с ним, как с собакой, причем не только неприятель, но и собственные хозяева. Одно его имя служило объяснением всем жестокостям и святотатствам, он воспринимался как живое воплощение ада на земле.

Полчища рутьеров еще не достигли такого масштаба, как в Столетнюю войну, но уже стали бичом общества, и один из главных упреков папы Раймону VI состоял в том, что Раймон нанимал рутьеров для своих междоусобиц. Графу и его вассалам не хватало солдат, и рутьеры составляли большую часть их боеспособных армий. Рутьеры были бандитами, тем более опасными, что они занимались этим ремеслом профессионально, непрерывно шантажируя своих нанимателей-баронов и угрожая напасть на их земли за неуплату жалования в срок. Во время войны они грабили побежденные территории и препирались с регулярной армией из-за добычи, так что зачастую победы завершались потасовками между рыцарями и разбойниками. Армия крестоносцев, хоть и считалась армией Господа, тоже пользовались услугами рутьеров.