С V главы начинается изложение истории Персии со дней библейского Нимрода до сасанидских царей (главы V–VII). Здесь легенда и быль трудно отличимы. Как патриот своей «бывшей» родины Орудж-бек стремится показать, что государство Сефевидов было якобы наследником Вавилонского и Ассирийского царств. Сасанидам посвящены VIII и IX главы. Последние X-XIII главы содержат рассказ о времени мусульманских династий вплоть до начала XVI в.
Изложение Орудж-беком досефевидского периода истории Персии представляет несколько наивный рассказ, основанный на средневековых европейских компиляциях типа «Всемирных рассказов» Бенеса Ботеро, «Всеобщей истории» Хуана Пинеды и т. п. К тому времени в Европе не было еще издано ни одного сочинения арабского или персидского историка, а в библиотеках Вальядолида вряд ли можно было найти какие-либо восточные манускрипты, иначе автор использовал бы их в своем труде, а ведь в ту пору они были уже известны на Ближнем Востоке в виде рукописей. Дон Жуан, гордясь своей новой верой, мимоходом говорит о пророке Мухаммеде и ссылается на «отвратительные» догматы Корана. В рассказе о первых четырех халифах — Абубакре, Омаре, Османе и Али проявляется явная симпатия к шиизму, который исповедовал до того сам автор. История Омейядов и Аббасидов изложена как прелюдия к победе последователей Али и шиитской веры, триумфу шаха Исмаила I Сефевида. По утверждению Орудж-бека, Мухтар, отомстивший за смерть сына Али — Хусейна, и мятежник Абу Муслим в Хорасане были среди предков шаха Исмаила I, что ничего общего с исторической действительностью не имеет.
После истории Багдадского халифата мимоходом упоминается о турках-сельджуках и татарах (монголах) и о возвышении в Малой Азии османских султанов, которые впоследствии стали главными врагами сефевидских шахов. Здесь автор пользовался трудами византийских историков, что видно из странного написания многих мусульманских, в частности сельджукских, имен собственных. Так, сельджукид Тогрул выглядит как Транголипикс. Имена Алфагало и Белсефо трудно идентифицировать.
Автор ошибочно считает Тамерлана (Тимура) «одним из царей Персии», между тем в Иране и Закавказье последний выступал как жестокий тиран и завоеватель, столица которого находилась в Средней Азии — Самарканде. Касаясь причин вражды между турками и персами, выразившейся в расколе суннизма и шиизма, автор переходит затем к истории Узун Хасана. Этот выдающийся правитель династии Ак-Коюнлу был на равных с турецким султаном Мехмедом II, покорителем Константинополя. Узун Хасан был весьма примечательной личностью, недаром он главный герой сочинений ряда венецианских дипломатов и путешественников. Да это и вполне понятно, ибо Венеция и другие страны Европы, которым угрожала в ту пору Османская держава, видели в Узун Хасане самого сильного союзника, способного уничтожить султана. Катерино Дзено (посол Венеции в Иране) называет его Узун Гассано, а анонимный купец — Ассамбеем. Дон Жуан утверждает, что Узун Хасан происходил от некоего Хасан-бека, одного из турецких вождей, правивших в Малой Азии во второй половине XIV в. Но в генеалогии Ак-Коюнлу такого имени нет. Ближайшими предками его были Али-бек, Осман-бек, Кутлу-бек, Турали-бек и Пехлеван-бек (последний сражался с войском монгола Хулагу в середине XIV в.).
Сестра Узун Хасана была матерью шейха Хейдара, и ему, своему племяннику, Узун Хасан дал в жены дочь, ставшую матерью шаха Исмаила I. Бабушкой шаха Исмаила I была Деспине (Катерина), дочь последнего византийского императора Трапезунда Кало Иоанна IV. Таким образом, через свою мать и бабушку с материнской стороны шах Исмаил I происходил от греческих императоров Комнинов. Со стороны же дедушки (Узун Хасана) он был законным наследником падишахов Ак-Коюнлу.
Вторая книга, разделенная на 12 глав, посвящена политической истории государства Сефевидов с начала его образования и до конца XVI в., т. е. до того времени, когда Орудж-бек навсегда расстался со своей родиной (1599 г.). При написании этого раздела Дон Жуан и его редактор имели перед собой достаточно полную историю османо-сефевидских войн последней четверти века, составленную упомянутым Минадои, а также сочинение об османских султанах француза Буассара на латыни.
В начале раздела Дон Жуан пытается разъяснить европейскому читателю, в чем состоит суть закона Али (т. е. шиизма), а также генеалогию шаха Исмаила I. Будучи вероотступником, он дает очень нелестную характеристику исламской религии и объясняет, как на этой почве произошел раскол между турками и персами. И в самом деле, войны Османской державы с государством Сефевидов проходили в форме религиозных войн суннитов с шиитами. Это была эпоха, не отличавшаяся веротерпимостью ни на Востоке, ни на Западе. Вспомним хотя бы многолетние войны между католиками и гугенотами, кровавую резню гугенотов — устроенную католиками знаменитую Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 г. в Париже… Во всех этих столкновениях религиозные расхождения были только внешней формой, за которой скрывались политические интересы и противоречия.
Касаясь родословной шаха Исмаила I, Дон Жуан утверждает, что его отец шейх Хейдар был якобы из рода Али, потомком седьмого имама Мусы Казима, иначе говоря, имел арабское происхождение. Теперь в науке неопровержимо доказано, что шах Исмаил I и Сефевиды никакого отношения к арабам не имели. Эта поздняя легенда, приписывающая Сефевидам сейидское (т. е. пророческое) происхождение, сложилась не ранее середины XV в. Когда династия Сефевидов утвердилась на престоле, она и в самом деле стала приписывать себе происхождение от пророка Мухаммеда. По официальной родословной шейх Сефи ад-Дин (родоначальник династии) происходит от седьмого имама Мусы Казима в 21-м поколении и является потомком Али и Фатимы (дочери пророка) в 26-м поколении. Конечно, эта выдуманная родословная нужна была династии для освящения своей власти в глазах народных масс.
Как известно, сторонников шаха Исмаила I стали называть кызылбашами по цвету головного убора (тюрбана) с двенадцатью красными полосками в честь двенадцати шиитских имамов. По имени кызылбашских племен государство Сефевидов получило название Кызылбашского государства (довлети Кызылбаш, мемлекети Кызылбаш). Дон Жуан передает легенду о том, что этот головной убор был якобы введен зятем Мухаммеда — Али. Между тем хорошо известно, что этот отличительный знак был введен отцом Исмаила I шейхом Хейдаром «по указанию Али», полученном им в вещем сновидении. Именно при Хейдаре (1460–1488) отряды мюридов и дервишей ардебильских шейхов получили четкую военную организацию для выполнения политических задач, сокрушения своих врагов и создания государства.
Это хорошо видно из дивана (сборника стихов) шаха Исмаила (подписывавшего свои произведения именем Хатаи), где он претендует на «происхождение» от Али и Фатимы, объявляя себя «Богом в человеческом одеянии», «Ведущим Имамом», «Совершенным Руководителем», «Абсолютной Истиной» и т. д. Как известно, мессианская вера в пришествие двенадцатого «исчезнувшего» имама Махди была сильна в среде народных масс в ту эпоху, когда шиизм получил всеобщее распространение. По этому поводу известный востоковед-историк И. П. Петрушевский писал: «Шиизм стал идеологической формой выражения социальных чаяний народных масс, а вера в возвращение имама Махди, получившая религиозную форму, — идеей социального переворота. Воображению народных масс имам Махди рисовался как преобразователь общественного строя, избавитель от нужды, горя и угнетения. Мессианская идея явления имама Махди, преобразователя социального строя, и культ мученичества — вот что казалось наиболее привлекательным в шиизме, гонимой вере, для народных масс, вся жизнь которых в феодальном обществе была сплошным мученичеством»[19]. Шаха Исмаила I кызылбаши любили и даже боготворили. Огромной популярностью он пользовался и в народной среде, о чем сообщают, например, итальянские путешественники и дипломаты. Это обожание в значительной степени объяснялось тем, что появление Исмаила I на политической арене выдавалось за «пришествие имама Махди», борца за народные интересы, который покончит с социальным неравенством и эксплуатацией. Характерно, что перед вступлением в битву кызылбаши издавали воинский клич на родном языке:«Гурбан олдугум, садага олдугум, пирим, муршидим» (О мой пир, о мой мюршид, да буду я жертвой его).
