Уже было все подготовлено и организационно, и психологически (резолюции местных партийных организаций), чтобы покончить с Зиновьевым и Каменевым, оформив их в «новую оппозицию», как произошли два совершенно неожиданных события, которые на время расстроили весь стратегический план Сталина и спасли «тройку», то есть Зиновьева и Каменева.
В августе 1924 года в Грузии произошло мощное народное восстание, руководимое грузинскими меньшевиками, которое угрожало распространиться на весь Кавказ. Демократическая программа и антибольшевистские лозунги повстанцев слишком напоминали дух Кронштадта, чтобы Сталин не мог не опасаться, что восстание может найти отзвук и в самой России. Второе событие было столь же неожиданное, по крайней мере в такой форме, еще более неприятное с точки зрения взрывчатой силы разоблачения, которое оно несло. К седьмой годовщине Октябрьского переворота Троцкий издал книгу своих статей периода подготовки этого переворота — «1917», предпослав ей предисловие, ставшее более знаменитым, чем все книги Троцкого. Оно называлось: «Уроки Октября». Его основной тезис гласил: старый ЦК большевиков в России, во главе которого стояли Сталин и Каменев, до возвращения Ленина из-за границы в апреле 1917 года вел правооппортунистическую, антиреволюционную, примиренческую политику по отношению к Временному правительству. Ленин выступал против старого большевизма и этого оппортунистического руководства. Ленин совершил «перевооружение большевизма» и фактически стал на точку зрения теории Троцкого о «перманентной революции» («без царя, а правительство рабочее»). Старые лидеры классического большевизма в решающие дни восстания струсили. Как немецкие лидеры социал-демократии переродились из марксистов в оппортунистов-реформистов, так и лидеры большевистского марксизма не гарантированы от перерождения. Революционеры проверяются в самой революции, как мастерство пловцов проверяется во время плавания. Троцкий не назвал ни одного имени, но партия знала, что речь идет о Каменеве и Зиновьеве и об их союзнике Сталине. Вот это вновь воссоединило расползавшуюся было «тройку». Насколько неожиданно эти события расстроили стратегические расчеты Сталина, показала и его реакция на них. В речи на совещании секретарей деревенских ячеек партии 22 октября 1924 г., касаясь опасности грузинского восстания, Сталин сказал: «События в Грузии нужно считать показательными. То, что произошло в Грузии, может повториться по всей России» (Сталин, Соч., т. 6, ст. 309).
Значит, ввиду этой опасности, надо все еще сохранять коалицию с Зиновьевым и Каменевым.
Реакция Сталина на «Уроки Октября» была такая, что он сразу достиг трех целей: 1) свел роль Троцкого к роли простого члена Политического бюро из семи человек по руководству восстанием; 2) защищая на словах Зиновьева и Каменева, на деле разоблачал их, впервые опубликовав выдержки из протоколов ЦК 10 и 16 октября, где они голосовали против восстания, 3) привел список членов и Политбюро, и «Практического центра по руководству восстанием», где в обоих центрах Сталин числился членом, а Ленин, Троцкий, Зиновьев и Каменев числились членами только первого центра (Сталин, Соч., т. 6, стр. 326–327), который, по свидетельству Троцкого, никогда и не собирался. Как бы мимоходом сообщив, что Зиновьев и Каменев действительно голосовали против решения ЦК о перевороте, Сталин заявил, что и Троцкий тоже какой-либо «особой роли» в восстании в Петрограде не играл, ибо он не входил «в состав практического центра, призванного руководить восстанием… Разговоры об особой роли Троцкого есть легенда…» (там же, стр. 329). Укажем тут же, что никакого «Практического центра» не было, а был создан «военно-революционный центр» с включением его в состав «Революционного Советского Комитета», во главе которого стоял Троцкий» (Ленин, Сочинения, т. XXI, стр. 507).
Это утверждение Сталина находилось в противоречии не только с историческими фактами, но и с тем, что говорил Ленин по поводу книги американского коммуниста Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», где описано восстание большевиков под руководством Ленина и Троцкого. В восторженном предисловии Ленин назвал описание Джона Рида правдивым. Теперь Сталин отнес и эту книгу к жанру литературы из области «арабских сказок» (Сталин: Джон Рид далеко стоял от нашей партии… «попав, ввиду этого, на удочку сплетен, идущих от господ Сухановых» — там же, стр. 325), Кто-то напомнил тогда Сталину, что он сам писал в «Правде» от 6 ноября 1918 года об «особой роли» Троцкого: «Вся работа по политической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом т. Троцкому».
Троцкий замечает, что когда Сталину указали на это очевидное противоречие в его оценках роли Троцкого, то «он ответил удвоенной грубостью, и только» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 234). Сталин согласился с Троцким, что до приезда Ленина ЦК проповедовал линию «давления на Временное правительство» вместо того, чтобы выдвинуть лозунг о власти Советов, что «это была глубоко ошибочная позиция… Эту ошибочную позицию я разделял тогда с другими товарищами по партии и отказался от нее полностью лишь в середине апреля… Были ли тогда у партии разногласия с Лениным? Да, были» (Сталин, Соч., т. 6, стр. 333–334). Но потом в конце апреля и вся партия признала свою ошибку, присоединившись к Ленину, тогда как Троцкий проповедовал все еще «перманентную революцию» — революцию без крестьянства («без царя, а правительство рабочее»).
Когда Троцкий писал о «правом крыле» в партии и о старых, консервативных большевиках, выступавших против идей «Апрельских тезисов», он имел в виду, конечно, и Сталина. Но Сталин дипломатически свел дело только к Зиновьеву и Каменеву. Сталин говорил: «Троцкий уверяет, что в лице Каменева и Зиновьева мы имели в Октябре правое крыло нашей партии… Непонятно только: как могло случиться, что партия обошлась в таком случае без раскола… Раскола не было, а разногласия длились всего несколько дней, потому и только потому, что мы имели в лице Каменева и Зиновьева ленинцев, большевиков» (там же, стр. 326–327).
Защищая их, Сталин защищал самого себя, защищал ЦК, который он возглавлял вместе с Каменевым до возвращения Ленина из-за границы, защищал большинство ЦК, которое почти два месяца (сентябрь-конец октября) сопротивлялось требованиям Ленина назначить восстание, наконец, защищал партию, которой он отводил основную роль в организации и проведении восстания, а не Троцкому, и даже не Ленину. В самом деле, вот, что говорил на этот счет Сталин: «Послушав Троцкого, можно подумать, что партия большевиков весь подготовительный период от марта до октября только и делала, что топталась на месте… и всячески мешала Ленину, и если бы не Троцкий, то неизвестно, чем кончилось бы дело Октябрьской революции… Забавно слышать эти странные речи о партии от Троцкого, объявившего в том же "Предисловии" («Уроки Октября». — А. А.),…что "основным инструментом пролетарского переворота служит партия", что "без партии, помимо партии, в обход партии, через суррогат партии пролетарская революция победить не может", причем сам аллах не поймет, как могла победить наша революция, если "основной ее инструмент" оказался негодным» (там же, стр. 331–332).
Чтобы доказать, что не отдельные лица решили судьбу революции (не «хибарка» Троцкий, не «Монблан» Ленин — метафоры Сталина), а партия, — Сталин делает смелое, не оставляющее сомнения примечание: «Должен заявить со всей решительностью, что высокая честь организатора наших побед принадлежит не отдельным лицам, а великому коллективу передовых рабочих нашей страны — Российской Коммунистической партии» (там же, стр. 336, выделено мною. — А. А.).
Ничто так ярко не характеризует тактическую беспомощность Троцкого, как время, предмет и манера, которые он выбирает для очередной дискуссии со Сталиным. Своими абсолютно никчемными литературными упражнениями на тему истории революции он предупредил уже явно обозначившийся раскол в «тройке» и бросил Зиновьева и Каменева обратно в объятия Сталина, дав Сталину еще целый год времени, чтобы основательно готовиться к расправе с планируемой самим Сталиным «Новой оппозицией». Троцкий настолько разозлил своими злополучными «Уроками» Зиновьева и Каменева, что Ленинградская партийная организация единодушно потребовала исключения его из партии. Странным образом, как раз Сталин категорически отверг это требование в хитром расчете иметь в Политбюро до поры до времени противовес зиновьевцам. Зиновьевцы обвиняли Сталина в симпатии к Троцкому и примиренческом отношении к троцкизму. На этой почве возникла новая трещина в «тройке», которую многотомная «История КПСС» считает началом возникновения «Новой оппозиции».
