– Пятница.

– Двенадцатое июня. А завтра?

– Если кто-нибудь не напортачил с календарем, то завтра будет тринадцатое.

– Как ты проницательно заметил, завтра будет тринадцатое июня. А значит, день рождения твоей тети Эстелл.

– Так они все еще соблюдают церемонию?

– Вот именно.

– Помнишь, Гэррет? Когда у кого-нибудь день рождения, в старинных домах всегда устраивают церемонию. Я тебе говорил, верно?

– Да, говорил. А что за церемония?

– Вечером, накануне великого праздника, кухарка печет замысловатый пирог. Его торжественно подают в столовую, где произносят речи и вручают подарки. Это всегда происходит в одиннадцать ночи. Дядя Пен настаивал, что это следует проделывать в полночь, но тетя Эсси возражала, что «детям» тогда уже нужно спать. Так как я тогда был единственным ребенком в доме, это выглядело огульным утверждением… Тетин день рождения, вот как? Не думаю, что Эсси очень рада своему пятидесятипятилетию – кажется, ей столько исполняется? Но вы правы, Блэкстоун, мы не должны разочаровывать старушку. Пошли!

Ник подозвал носильщика и вручил ему чемодан.

– К поезду в семь пятнадцать, – сказал он. – Какие ворота?

– Одиннадцатые, сэр. Вон там. Едете в Борнмут, сэр?

– Не так далеко, но тем же поездом. Тащите чемодан в вагон первого класса для курящих – желательно в пустой.

– У вас есть билет, сэр? Лучше ехать в одном из передних вагонов. Я пойду вперед, а вы следуйте за мной, хорошо?

– Отлично. Что вы там копаетесь? – обратился он к нам. – Божье наказание, поторапливайтесь!

Избрав линию поведения, Ник неуклонно ее придерживался. Пройдя контроль и взмахнув билетом, он почти бегом двинулся по перрону. Мистер Долиш, который, несмотря на всю свою напыщенность, мог при желании двигаться достаточно быстро, семенил рядом, размахивая портфелем. Гэррет замыкал процессию.

Солнце скрылось за облаком. Платформа и стоящий справа длинный состав с удивительно чистыми шоколадно-кремовыми вагонами оставались в тени и выглядели мрачновато под покрытой сажей стеклянной крышей. Ник, Долиш и Гэррет шли к началу платформы мимо маленьких групп других пассажиров. Пройдя вагон-ресторан, где за зарешеченным окошком буфетной виднелась чья-то унылая физиономия, они добрались до головного вагона и направились к двери следом за носильщиком. Тут Ник Баркли заговорил снова:

– Учитывая ситуацию, едва ли следует ожидать пышного приема. Я начисто забыл о дне рождения старушки, если вообще когда-нибудь вспоминал о нем, и теперь не успею приготовить для нее подарок.

– Совсем наоборот, Николас. Ты привезешь ей самый лучший и желанный из всех подарков. Нет нужды объяснять, что я имею в виду денежное содержание. Пеннингтон ей это предложил, а ты выступишь гарантом, ведь у Эстелл, по крайней мере, нет оснований сомневаться в твоих добрых намерениях. Думаю, все пройдет хорошо, если ты и Пеннингтон воздержитесь от слишком умных замечаний. Мисс Дейдри очень старается, чтобы праздник прошел как надо. Вы что-то сказали, мистер Эндерсон?

– Да, – отозвался Гэррет, державшийся шагов на десять сзади. – Простите, что перебиваю, но эта леди – миссис Пеннингтон Баркли… Как она выглядит?

Мистер Долиш ответил полуобернувшись и не замедляя шаг:

– Разве я уже не говорил, сэр, что жена Пеннингтона очаровательна? Несмотря на разницу в их возрасте…

– Да, конечно. Но я имел в виду не совсем это. Как она выглядит? Как бы вы ее описали?

– Трудный вопрос, сэр.

– Да, но…

– Самому придирчивому критику, – заявил мистер Долиш, – пришлось бы признать, что она очень хороша собой. Мисс Дейдри выглядит даже моложе своих лет. Она среднего роста, светловолосая, с весьма обходительными манерами…

– Блондинка? – прервал Ник Баркли и резко обернулся. – Черт возьми, какая это была бы ирония судьбы! Тебе пришло в голову то же самое, Гэррет?

– Вовсе нет…

Теперь пришла очередь Гэррета застыть как вкопанному. Двое других последовали за носильщиком, который открыл дверь в передней части вагона, и поднялись внутрь. На перроне началось оживление. Гэррет все еще стоял неподвижно, не в силах отогнать невероятную идею, когда кто-то сзади коснулся его локтя. Это был другой носильщик с массивными чертами лица и манерами заговорщика.

– Прошу прощения, сэр, но леди сказала…

– Какая леди?

– Из последнего купе вон того вагона, сэр. Это вагон с коридором на дальней стороне. Если хотите пройти в то купе, входите в дверь справа, идите вперед и за углом поверните налево. Леди просила, чтобы вы, прежде чем присоединиться к другим джентльменам, заглянули на минутку к ней.

– Спасибо. – Гэррет передал носильщику маленький чемоданчик вместе с полукроной. – Отнесите это в купе к моим спутникам. Скажите, что я не намерен опаздывать на поезд и скоро к ним приду.

Разумеется, это было невозможно, но все же… Гэррет огляделся вокруг и быстро зашагал.

У широкого окна, находящегося в тени, как и другие окна поезда, виднелась красная треугольная табличка с надписью белыми буквами: «Не курить». Женщина в купе взглянула на Гэррета. Прижав ладонь к оконному стеклу и слегка отвернувшись, словно стараясь не видеть происходящее снаружи, у окна стояла Фей Уордор.

Было это разрядкой напряжения? Или кое-чем похуже?

«Силы небесные!» – воскликнул бы Ник.

Во всяком случае, когда Гэррет открыл дверь купе и оказался лицом к лицу с Фей, стало ясно, что его появление произвело эмоциональный взрыв. Они оба могли рассмеяться, но не сделали этого.

Фей была одна. В бело-голубом летнем платье и голубых туфлях на босу ногу она съежилась на угловом сиденье у окна. Девушка показалась Гэррету еще более прекрасной и желанной, чем прежде, но она выглядела так, будто ожидала удара. Дрожащими пальцами Фей щелкнула замком белой сумочки, вынула черепаховый портсигар, хотя они находились в купе для некурящих, и попыталась его открыть, словно нервный фокусник, у которого не получается трюк. Сразу после этого начали происходить абсолютно нелепые вещи.

Снаружи, где по бетонной платформе громыхала багажная тележка, мужчина, похожий на преуспевающего бизнесмена, внезапно промчался мимо окна в сторону локомотива, потом остановился, повернулся и с той же скоростью побежал в обратном направлении. В тот же момент Фей наконец удалось открыть черепаховый портсигар. По какой-то непонятной причине оттуда вылетела сигарета с фильтром, словно ее что-то вытолкнуло, описала дугу в воздухе и упала на противоположное сиденье.

– О господи! – воскликнула Фей.

Дрожа всем телом и, возможно, едва удерживаясь от истерического смеха, Фей снова откинулась на сиденье. Гэррет, чувствуя, что его нервы также на пределе, подобрал сигарету и протянул ей:

– Полагаю, это твоя?

– Но она мне не нужна!

– По-твоему, она нужна мне?

– Боже мой, как это смешно!

– Может быть, «смешно» – не совсем подходящее слово, Фей, но не будем об этом спорить. А теперь послушай…

– Нет, это ты меня послушай! Пожалуйста!

Темно-голубые глаза и черные ресницы на фоне матово-белой кожи сделали свое дело – решимость Гэррета улетучилась.

– Пожилой мужчина впереди тебя… он говорил с тобой, хотя я не совсем расслышала его слова…

– Тот, который похож на Маколи?

– Разве? Ну, не важно. Это был мистер Долиш, верно? Адвокат? Значит, молодой человек, который шел рядом с ним…

– Молодой человек?

– Да. Должно быть, это мистер Николас Баркли. Ты как-то говорил, что он твой ближайший друг и что ты учился с ним в школе. Значит, ты едешь в Грингроув?

– Да. А ты, по-видимому, уже там обосновалась?

– Ну… да. А почему ты спрашиваешь?

– Почему я спрашиваю?

Послышались слабые звуки захлопывающихся дверей. Раздался свисток, и поезд тронулся с места. Фей нервным жестом указала на противоположное сиденье. Но Гэррет не стал садиться. Он стоял перед ней не совсем твердо, так как поезд покачивался, набирая скорость, и глядел на нее сверху, как недовольный учитель.