– Ну–ка, слушай, – сказал ему Кэссиди. – Я тороплюсь, не хочу никаких дискуссий. Принесешь одежду или нет?

Шили кивнул, грустно улыбнулся Кэссиди и вышел из «Заведения Ланди».

Кэссиди наклонил голову к Спану:

– Скажи мне одну вещь. Только одну. Где живет Хейни?

Спан начал было открывать рот, но Полин схватила его за руку и выпалила:

– Не говори. Посмотри ему в глаза. Он вляпается в кучу неприятностей.

Спан взглянул на Полин и приказал:

– Вали отсюда.

– Да в глаза ему посмотри…

– Я сказал, вали отсюда. – И Спан сделал короткий, очень быстрый жест указательным пальцем.

Полин встала из–за стола, попятилась через зал, наткнулась на свободный столик, уселась за него и вытаращила глаза на Спана и Кэссиди.

– Она права, – признал Спан. – Вид у тебя нехороший.

– Где живет Хейни?

– У тебя очень плохой вид, Джим. Могу точно сказать, ты ни черта не соображаешь. Ты в плохом, ненормальном расположении духа. – Спан плеснул выпить и пододвинул стакан к Кэссиди.

Тот взглянул на выпивку, начал было отодвигать стакан, а потом очень быстро, словно чтобы разделаться с этим процессом, поднял, опрокинул спиртное в рот, поставил стакан, посмотрел на Спана и спросил:

– Скажешь?

– Я уверен, тебе не хочется в тюрьму. Спиртное подействовало эффективно. Кэссиди слегка расслабился и объявил:

– Мне хочется только немножко потолковать с Хейни.

Спан закурил сигарету, очень глубоко затянулся и, заговорив, выпускал маленькие облачка дыма.

– Хочешь разделаться с Хейни? Хочешь, чтобы он убрался отсюда? Давай я это сделаю. Могу это устроить.

– Нет, не так. Не таким макаром.

Как раз когда Кэссиди это произносил, Спан разглядывал длинное тонкое лезвие ножа, который как будто приплыл откуда–то ему в руку.

– Ничего серьезного, – заверил Спан. – Просто немножко пощекочу. Просто чтобы усвоил общую идею.

– Нет, – сказал Кэссиди.

Спан любовно смотрел на лезвие:

– Тебе это не будет стоить и пяти центов. – Он играючи высовывал нож из–под стола на несколько дюймов и прятал обратно. – Я ему только на вкус дам попробовать, вот и все. После этого он не доставит никаких проблем. Гарантирую, что он будет держаться подальше от Милдред.

Кэссиди нахмурился:

– Кто сказал, будто мне этого хочется?

– Разве дело не в этом?

– Ничего похожего. Дело во мне. Сегодня он дважды пытался отправить меня в больницу. Может быть, даже в морг. Мне просто надо узнать почему.

Спан слегка приподнял брови:

– Почему? Это легко понять. Он знает, что ты жутко бесишься после этих дел с Милдред. Считает, что собираешься до него добраться. И думает добраться до тебя первым.

Кэссиди покачал головой:

– Нет, Спан. Совсем не так. Он знает, что я покончил с Милдред. Мне плевать, пусть он имеет ее днем и ночью. Пусть ее кто угодно имеет.

– Ты серьезно?

– Хочешь, чтоб я объявление напечатал? Конечно, серьезно.

– Ну? Правда?

– Богом клянусь. – Кэссиди налил порцию, проглотил. – Слушай, Спан. Я нашел себе новую женщину…

– Ага, – сказал Спан. – Я все слышал. Нам Шили рассказывал. – Он улыбнулся Кэссиди. – Мне тоже такие нравятся. Худые. По–настоящему тощие. Как тростинки. Как вон та. – Он ткнул пальцем назад, указывая на Полин. – Не знал, что тебе они по душе. Ну и как она?

Кэссиди не ответил. Смотрел на бутылку, стоявшую на столе. По его оценке, там оставалось три порции. Он испытывал желание выпить все три одним долгим глотком.

– По–настоящему худенькие, – продолжал Спан, – похожи на змей. Вроде как бы сворачиваются в кольцо, правда? Тоненькие, как змейки, и изгибаются. Вот что мне нравится. Когда они изгибаются. Сворачиваются в кольцо. – Он немножко придвинулся к Кэссиди. – Дорис так делает?

Кэссиди все смотрел на бутылку.

– Я тебе расскажу, как Полин это делает, – предложил Спан. – Выгибает спину, хватается за спинку кровати, а потом…

– Ох, заткнись. Я тебя спрашиваю, где живет Хейни.

– А, да, – спохватился Спан, рисуя в мыслях свернувшуюся змею с лицом Полин. – Ну конечно. – Он быстро назвал адрес Хейни Кенрика и стал рассказывать дальше: – А потом она делает вот что. Она…

Кэссиди уже встал, отошел от стола, прошагал через зал и вышел на улицу.

* * *

Меблированные комнаты, где жил Хейни, располагались в четырехэтажном доме на Черри–стрит, в одном из тех домов, которые в случае пожара превращаются в ловушки. Хозяйка тупо смотрела на стоявшего в дверях Кэссиди. Женщина была очень старой, курила опиум, и Кэссиди представал в ее глазах лишь бессмысленным туманным пятном.

– Да, – сказала она, – мистер Кенрик платит за квартиру.

– Я вас не об этом спрашиваю. В какой комнате он живет?

– Он платит за квартиру, никого не беспокоит. Я знаю, что он платит, потому что я домовладелица. Он платит, и лучше пусть платит, или сразу же вылетит. Это всех касается. Я их всех вышвырну.

Кэссиди прошел мимо хозяйки, миновал узкий коридор, ведущий в холл. В холле сидели двое пожилых мужчин. Один читал греческую газету, другой спал. Кэссиди обратился к старику с газетой:

– В какой комнате живет мистер Кенрик?

Старик ответил по–гречески. Но тут вниз по лестнице сошла девушка лет двадцати, улыбнулась Кэссиди и спросила:

– Вы кого–то ищете?

– Хейни Кенрика.

Девушка замерла, в глазах ее появилась враждебность.

– Вы его приятель?

– Не совсем.

– Что ж, – сказала девушка, – мне подходит, лишь бы вы не были ему приятелем. Я его ненавижу. Ненавижу этого типа. Сигарета найдется?

Кэссиди протянул пачку, дал прикурить, и она сообщила, что комната Кенрика на третьем этаже, последняя.

Он взобрался по лестнице на третий этаж, пошел по коридору. В коридоре было тихо, и, подходя к двери последней комнаты, он велел себе быть поосторожней, решив воспользоваться преимуществом внезапности. Иначе Хейни вполне мог приготовиться и безусловно не погнушался бы чем–нибудь вооружиться.

Кэссиди подошел к двери. Взялся за ручку, повернул осторожно и очень медленно. Услыхал легкий щелчок, означавший, что дверь не заперта. Ручка повернулась до конца, дверь открылась, он шагнул в комнату.

И вытаращил глаза на Хейни Кенрика.

Хейни лежал на кровати лицом вниз, ноги свешивались, касаясь ступнями пола, плечи тряслись. Казалось, он корчится в приступе смеха. Потом Хейни перевернулся и посмотрел на Кэссиди. Лицо его было мокрым от слез, губы дрожали от отчаянных рыданий.

– Порядок, – проговорил Хейни. – Вот и ты. Пришел меня убить? Давай, убивай.

Кэссиди захлопнул дверь. Прошел через комнату, сел на стул у окна.

– Мне плевать, – рыдал Хейни. – Плевать, будь что будет.

Кэссиди откинулся на спинку стула. Посмотрел на Хейни, содрогавшегося на кровати всем телом. И сказал:

– Ты прямо как баба.

– Ох, Боже, Боже! Лучше бы я был бабой.

– Почему, Хейни?

– Будь я бабой, меня это не мучило бы.

– Не мучило бы? Что тебя мучит?

– О Боже, – всхлипнул Хейни. – Мне все равно, пускай я умру. Я хочу умереть.

Кэссиди сунул в рот сигарету, закурил и сидел, молча слушая плач Хейни. А через какое–то время тихо заметил:

– Как бы там ни было, дело, по–моему, плохо.

– Невыносимо, – прохрипел Хейни.

– Ну, – заключил Кэссиди, – как бы там ни было, не хочу, чтобы ты вымещал злобу на мне.

– Знаю, знаю…

– Я хочу наверняка убедиться, что знаешь. Затем и пришел. Сегодня утром мне в голову швырнули кирпич. Сегодня вечером на меня напали на Док–стрит. Ты заплатил им за это.

Хейни сел на кровати. Вытащил из кармана носовой платок, вытер глаза, высморкался.

– Поверь мне, – вымолвил он, – клянусь, я на тебя зла не держу. Просто прошедшая пара дней была сущим адом, вот и все. – Он слез с кровати, попытался поправить галстук, но пальцы дрожали и ничего не вышло. Он безжизненно уронил руки, вздохнул и повесил голову.

– Приятель, – сказал Кэссиди, – случай безусловно прискорбный.