Лендлорд произнес:
– Скажите вашему мужу, что я хочу его видеть.
И затем все они ушли. Мама встала с кровати и подогрела еду для Папы. Закончив, она подсчитала деньги, которые заработала в этот день. Она отложила половину на покупку своих товаров, а половину – на уплату ренты. Свеча догорала и, вспыхнув в самом конце, осветила костистое лицо Мамы, тяжесть в ее глазах, вены на ее шее.
– Я видела сегодня безумного мальчика. Его привязали к стулу, и его мать плакала.
– Что же случилось с ним?
– Откуда я знаю.
Мы молчали.
– Как поживает Мадам Кото?
– Она в порядке.
– Она не спрашивала обо мне?
– Нет.
– Чем она занимается все время?
– Она сидит в своей комнате. Сегодня у нее было много странных посетителей. Она прибила к стене джу-джу. В бар пришел сумасшедший, съел ящерицу и везде пописал.
– Не кажется ли тебе, что пора перестать туда ходить?
– Нет, я не хочу.
– Почему нет?
– Не хочу.
– А что со школой?
– Мне не нравится школа.
– Ты должен любить школу. Если бы твой отец ходил в школу, мы бы так не страдали. Учись всему, чему можешь научиться. Наступает новая эра. Грядет Независимость. Только те, кто ходит в школу, будут есть хорошую еду. Иначе ты закончишь, как твой отец: с мешком на плечах.
Мы опять замолчали.
– Ты должен быть осторожен с Мадам Кото.
– Почему?
– Люди говорят о ней разное. Мы не знаем, откуда она. И это ее джу-джу, кто его сделал?
– Я не знаю.
– Не трогай его.
– А я не трогал. Но что о ней говорят?
– Ты еще маленький мальчик. Ты все равно не поймешь.
– Скажи мне.
– Иди спать.
– Она убила кого-то?
– Иди спать.
Мы снова замолчали, и Мама отложила в сторону свою корзину с товарами и деньги. Она заработала немного, и печаль на ее лице говорила: а стоит ли день за днем ходить с лотком по улицам, расхваливая свои товары до хрипоты в голосе, чтобы в конце концов получить так мало денег? Она вздохнула, и я знал, – несмотря ни на что, она будет торговать. Ее вздох был полон отчаяния, но на дне легких, в самой глубине источника дыхания также таилась надежда, поджидающая, как сон на исходе самого знойного дня.
* * *
Когда я входил в коридоры сна, я услышал громкое пение, несущееся от самых входных дверей барака. Голос был грубый и пьяный. Кто-то другой прокричал:
– Черный Тигр!
Папа распахнул дверь и вошел в комнату, похожий на плакат для устрашения. Мама вскочила и торопливо зажгла спрятанную свечу. На ее посветлевшее лицо лег отпечаток беспокойства. Папа стоял в дверях как пьяный великан. Его плечи были сгорблены. В одной руке он держал бутылку огогоро. Обе его штанины до колен были в грязи. На нем был только один ботинок. В комнате запахло пьянством и грязью. Он похрустывал шеей. Кривя рот, щурясь так, как будто реальность ослепляла его, он сказал очень громко:
– Я собираюсь вступить в армию.
И затем споткнулся о кучу хлама на полу. Мы подбежали, чтобы помочь ему, но он быстро встал сам, увидел наши беспомощные старания и оттолкнул нас. Я полетел в тот угол, где раньше стояли его ботинки. Мама отлетела к кровати. Он прошагал по комнате, раскачиваясь, подхватил свою бутылку огогоро, сделал большой глоток и сказал:
– Как поживает моя семья?
– Мы в порядке, – ответила Мама.
– Хорошо. Сейчас у меня есть кое-какие деньги. Мы можем заплатить ублюдкам кредиторам. Мы всем заплатим. А потом я всех перестреляю.
Он наигранно сымиткровал автоматную очередь.
– Ты голодный? – спросила Мама.
– Я упал в грязь, – сказал Папа. – Я шел по дороге, слегка выпивал, слегка напевал, и вдруг дорога сказала мне: «Следи за собой». А я обругал дорогу. Затем она превратилась в реку, и я поплыл. Потом она опять изменилась и стала огнем, и я вспотел. Она превратилась в тигра, и я убил его одним ударом. И затем она оказалась большой крысой, я закричал на нее, и она убежала, как кредиторы. И потом все стало грязью, и я потерял свой ботинок. Если бы у меня были деньги, я был бы великим человеком.
Мы смотрели на него в растерянности и страхе. Он немного закачался, расправил спину и прошагал к стулу. Он не сел, а встал рядом со стулом, оценивая его, словно врага.
– Ты смотришь на меня, стул, – сказал он. – Ты не хочешь, чтобы я сел на тебя, да? Потому что я упал в грязь, не так ли?
Стул не ответил ничего.
– Я с тобой разговариваю, стул, – сказал он. – Ты думаешь, ты лучше, чем моя кровать? Я говорю с тобой, а ты двигаешься. Кого ты из себя изображаешь, а?
Стул думал над этим вопросом слишком долго, и Папа пнул его ногой без ботинка. Он вскрикнул и снова посмотрел на стул.
– Сядь на кровать, – сказала Мама.
Папа посмотрел на нее ядовито. Потом опять повернулся к стулу.
– Будь спокоен! – сказал он авторитетным тоном.
Стул был спокоен.
– Так-то лучше. Я сейчас собираюсь сесть на тебя, неважно в грязи я или в золоте, ты меня понял? И если ты сдвинешься, я побью тебя.
Он сделал паузу.
– Меня не зря называют Черный Тигр.
Затем он тяжело сел, и стул скрипнул так громко, что на секунду я подумал, что он развалится на части. Стул покосился, и Папа, передразнивая его, поерзал, потом встал, схватил его и со всего размаху швырнул в окно. Но стул отскочил на пол, а окно распахнулось. Москиты и комары стали залетать в комнату, ящерицы поползли по стенам, а крысы выскочили из-под шкафа и беспорядочно забегали по комнате. Папа вконец разошелся, схватил стул и набросился на крыс. Он ударился головой о шкаф, преследуя их. Одна крыса побежала к двери, и он бросился догонять, пытаясь попасть в нее стулом, топая ногами, издавая звуки автоматной очереди.
Какое-то время он находился снаружи, Мама подняла стул и поставила его на обычное место. Прошло немало времени, и Папа появился с чьей-то накидкой, обмотанной вокруг пояса. Он умылся, и вода капала с его волос, и выглядел он как боксер, сошедший с ума. Брюки он положил на плечи. Он вошел на цыпочках, со светлыми глазами, и робко присматривался к нам, словно нам было за что на него сердиться. Он выпил немного воды и попытался закрыть окно, но оно не закрывалось. Он снова попытался. Потом пригрозил ему кулаком и уселся на стул. Вдруг вскочил и, пряча голову, стал наносить боксерские удары. После этого он долго боролся со своими штанами цвета хаки. Его грудь была голой, он уже успел вспотеть, и тело его блестело.
Папа выглядел очень мощно. Его большие плечи трещали от мускулов, похожих на горные холмы, шея была толстая. Я раньше никогда не замечал, что у него такие квадратные челюсти и такой высокий лоб. Нос у него был больше, чем я о нем помнил, и на лице щетина. Его мускулы впечатляюще пульсировали. Такое быстрое превращение удивило меня.
Он все не мог угомониться и продолжал двигаться, делая выпады в воздух слева и справа. Он почти не замечал нас. Мы не спускали с него глаз. Он выглядел дико и пугающе. В конце концов он сел и закрыл глаза. Затем встряхнул головой и осмотрелся по сторонам. Свеча осветила ярость на его лице. Он сказал потолку:
– Я сегодня перетаскал много грузов, пока моя шея и спина, и моя душа не сломались. Я бросил на землю свою ношу и сказал: «Больше никогда!» Но я ничего не заработал, а у меня есть семья, которую я должен кормить, и я снова взял свою ношу и сказал: «Должно быть, есть какой-то другой способ заработать деньги». И подумал, что мне надо идти в армию. Потом я встретил своего родственника, Аку, и занял у него деньги.
Он снова замолчал и закрыл глаза.
– Как поживает Аку?
– Хорошо.
– А его жена?
– Отлично.
– Видел ли ты их детей?
– Нет.
Затем Папа поднял ногу, чтобы положить ее, как обычно, на стол, но нога повисла в воздухе.
– А что случилось со столом? – спросил он, открывая глаза, с ногой, зависшей в воздухе. – Он стоял здесь, помнится мне.