– Нет, – согласилась женщина, – Здесь есть я, генерал и «Хаммер».

Она склонилась над ямой и сообщила туда генералу:

– А ты сиди, пенсии жди, но если пенсию тебе не отдадут, то я продам «Хаммер».

Мышкин не стал больше погружаться в хитросплетения личной жизни нечестного вояки и горестно побрел к дороге.

Такси он поймал на перекрестке.

– Вы случайно не знаете, где Настасья Филипповна живет? – уже не надеясь ни на что, спросил он у водителя.

– Кто ж не знает, где Настасья Филипповна живет, – отчего-то обиделся тот. – Она много, где живет, а сейчас дачу боярскую снимает в Переделкино.

– Тогда поехали! – обрадовался князь.

– Вы не выпивши? Драться не будем? – опасливо уточнил водитель.

– Не пью я, голубчик, и не курю, и не нюхаю, и не колюсь, и компьютером стараюсь не пользоваться, – улыбнулся Мышкин, – а уж драться совсем не пристрастен.

– Исключительный вы человек! – восхитился шофер и вдарил по «газам».

Уже через десять минут машина остановилась у хорошего дома в Переделкино. Князь расплатился с водителем и через калитку вошел во двор.

– Мне к Настасье Филипповне, – заявил он сторожу, дежурившему у входной двери.

– Вот, вот, так и я 45 лет назад переступил порог этого дома. А дому этому уже за пять столетий перевалило. Раньше он принадлежал боярину Свиньину. И любил боярин дворовую девку Парашу…

Боярин играет в жмурки и с завязанными глазами мечется по дому в поисках Параши. Та бегает от него и визжит.

Сторож: …До полоумия любил. И пошел он однажды к самому царю Ивану Грозному – самодержцу российскому просить разрешения сочетаться законным браком с Парашей. Но тот на всякий случай ему голову отрубил…

Царь пододвигает ногой плаху к склоненному боярину. Палач поднимает топор.

Сторож: …А девка в столовой повесилась на вожжах от неуемной печали…

Параша спрыгивает с обеденного стола и повисает в воздухе. Крюк угрожающе гнется, но выдерживает.

Сторож: …С тех пор в этом доме ничего хорошего не происходило, – ответил сторож и предложил: – Так что – милости просим.

На просторной веранде никого не было, но из большой комнаты в конце коридора доносились голоса и смех.

– Ба, да это князь! – крикнул Фердыщенко, едва завидев вошедшего.

– Здравствуйте! – смущенно поздоровался с присутствующими Мышкин и опасливо посмотрел на гнутый крюк в потолке.

В гостиной находились помимо Фердыщенко и Настасьи Филипповны, еще и Тоцкий, Иван Федорович, Ганя и неизвестная старушка благообразной наружности.

– Мы тут во всякие игры играем, – взяла князя за руку хозяйка, – их Фердыщенко придумывает. Правда в основном – это пошлость и безобразие, но смешно. Вот предположим, прямо перед вашим приходом Фердыщенко на спор сдул спичечный коробок со стола своими бесконечными ветрами. Теперь ему Иван Федорович щелбан должен.

– Я не против, – подал голос генерал, – Но требую, что бы Фердыщенко руки помыл.

– Может мне еще на указательный палец презерватив одеть? – ехидно вставил тот.

– Презерватив, не презерватив, но факт, что так я брезгую, – начал сердиться Иван Федорович. – При вашем образе жизни и умственном развитии нет никаких гарантий.

– Иван Федорович! В вашем возрасте можно уже ничего не бояться, – парировал Фердыщенко, почему-то прыгая на одной ноге и ковыряя в ухе пальцем.

Генерал собрался обидеться и начал багроветь.

– Господа, бросьте ссориться! – призвала их к миру Настасья Филипповна, и обратилась к Фердыщенко, – а вы, голубчик, придумайте нам какую-ни-будь другую игру, да поинтересней, и без порчи воздуха, а то после вас надо день квартиру проветривать.

– Отчего же! Извольте! – быстро согласился тот, переставая прыгать, – Когда я был в гостях у принца Уэльского, то играл с его фрейлинами в одну презабавнейшую забаву. «Компромплезир» – называется.

– И в чем же смысл этого «компромаплезира»?, – полюбопытствовал Тоцкий, потягивая из миниатюрной фарфоровой чашечки кофе, – Хотя я предполагаю, что вы опять соврете.

– Все очень просто, – спешно продолжил рассказчик, – Каждый по очереди вспоминает самую постыдную историю своей жизни и рассказывает ее уважаемой публике.

– Неплохо, – покачал головой Тоцкий и предложил, – Но только женщин из этого исключим и о политике ни слова.

–Обязательно исключим! – поддержали его все собравшиеся.

– Не согласна, – воспротивилась Настасья Филипповна, – Я хочу участвовать наравне со всеми.

– О кей! – сказал Фердыщенко, вытащил из кармана спичечный коробок, оттуда несколько спичек по числу присутствующих, отломал от одной серу, зажал в руке и протянул гостям. – Тяните свою судьбу.

Началось голосование. В конце концов, сломанная спичка досталась самому Фердыщенко.

– Вот тебе на! – озадачился тот, но быстро взял себя в руки. – Я, так я… Я, в отличие от некоторых пожилых генералов, правды про себя не боюсь. Я и есть сам – воплощенная правда и честь… Жил я малыш двадцатипятилетний, как голь перекатная: только из Харькова переехал, а тетка моя столичная меня на порог не пускала, за то, что я с иными женщинами общался. Строгих нравов была женщина, учительница математики на отдельной жилплощади. А я снимал комнату в коммунальной квартире в Лефортово, – начал свое повествование Фердыщенко. – А рядом киллер комнату снимал. И получал тот киллер заказы на свои жертвы по почте. Ему присылали по субботам открытку с изображением Пятигорска, в нее имя и фамилия вписаны. А ключ от почтового ящика у всех жильцов был. И у меня соответственно. Так вот. Возвращаюсь я как-то под утро с пятницы на субботу домой, открываю ящик и вижу эту открытку…

Фердыщенко разглядывает открытку и двигает бровями.)

Фердыщенко: …И что же вы думаете господа!? Я туда тетку и вписал. И пошел спать, да забыл. Пьяненький был, у Марины два дня до этого зависал в половых излишествах и беспробудном алкоголизме…

Голый Фердыщенко висит вверх ногами с бутылкой водки в руках, а Марина в кожаном неглиже хлещет его по ягодицам хлыстиком.

Фердыщенко: …А киллер на следующей неделе в школу пришел, где моя родственница алгебру преподавала…

Киллер входит прямо на урок и три раза стреляет учительнице в грудь. Учительница обливаясь кровью, пробует уползти. Что-то писавший на доске мелом мальчик тянет руку и спрашивает: