Иисус Христос выразил основы доброй жизни в двух заповедях: люби Бога больше себя и ближнего твоего, как себя само. Кант говорит в своей этике, что любовь не может быть предмет повеления, так как она не зависит от нашей воли. Любовь действительно не есть поступок вроде подачи милостыни, который может быть поставлен волею и тотчас же исполнен. Отсюда моя но попытаться сделать следующий вывод. Нравственная жизнь человека состоит из поступков, за которые он ответствен. Делать ответственным человека можно только за то, что зависит от его воли. Так как любовь не зависит от воли человека, то она и не может быть основным нравственным проявлением его.

Рассуждение это, кажущееся на первый взгляд правильным, в действительности неверно. Есть много ценностей человеческого характера, которые простым решением воли не могут быть приобретены, но все же при искреннем желании развить их в себе можно бывает найти те средства и те условия, при которых достигается воспитание их. Старец Оптиной пустыни Амвросий советует следующий путь: «Любовь выше всего. Если ты находишь, что в тебе нет любви, а желаешь ее иметь, — делай дела любви, хотя сначала без любви. Господь увидит твое желание и старая и вложит в сердце твое любовь». Не надо смущаться словами поэта: «Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано»¹². Они относятся лишь к тем случаям, когда порывы неустойчивы и добро иллюзорно, вследствие чего и не пользуется благословением Божиим. Наоборот, всюду, где есть твердая решимость вступить на путь подлинного добра, к силе человека присоединяется сила Божия и все становится достижимым. Кроме этой сверхъестественной помощи возрастания любви путь, указываемый старцем, содержит в себе также весьма простое естественное условие совершенствования. Выполняя дела,

190

хотя бы и без любви, человек приобретает опыт новых ценностей, содействующих развитию любви. Кроме того, при этом возникает освобождение от внутренних торможений, изобилующих в поведении себялюбивого обособленного человека. Здесь приходит нечто вроде того изумительного преобразования всей уствтановки поведения, какое наблюдается у застенчивых людей. Находясь в обществе, человек в припадке застенчивости чувствует себя как бы связанным: он не может поднять глаз на своих собеседников, не может повернуть головы, как будто какая‑то железная непреодолимая сила держит его в своей власти. Стоит ему преодолеть это торможение в одной точке тела, например поднять глаза, посмотреть на окружающее общество, и тотчас все поведение преображается, устанавливается нормальная сложная связь со средой. Точно так же и дела любви, исполняемые сначала хотя бы без любви, устраняют множество преград, которые казались раньше непреодолимыми.

Наиболее благоприятна для воспитания способности к личной любви семья. В особенности материнство есть интимная связь двух существ, начинающаяся с того, что одно из них живет в другом как часть его тела. Также и связь отца с детьми, жениха и невесты, мужа и жены, дедушки и бабушки с внуками есть высокая степень единства душ и даже в некоторой степени единства тела. В самом деле, члены семьи нередко служат друг другу так же непосредственно, как органы единого тела: телепатическая связь, например, столь глубока, что один член семьи думает о каком‑либо предмете, а другой высказывает громко ту же мысль или отвечает на невысказанный вопрос и т. п. Лев Толстой, чуткий к таким связям между людьми, рассказывает о первой ссоре Левина с Кити: «Он понял, что она не только близка ему, но что он теперь не знает, где кончается она и начинается он. Он понял это по тому мучительному чувству раздвоения, которое он испытывал в эту минуту. Он оскорбился в первую минуту, нов ту же секунду он почувствовал, что он не может быть оскорблен ею, что она была он сам» (Анна Каренина. V. Гл. 14).

Семейная связь может стать столь интимной, что и по смерти она не разорвется и умерший член семьи может невидимо продолжать свою жизнь в ней.

Д–р Бездек в своей книге «Загадка болезни и смерти» сообщает о своеобразном опыте одного лица, которое после смерти своей жены однажды почувствовало, что жена его с ним и говорит ему: «Я не только не умерла, но живу в тебе самом. Я составляю теперь часть твоего духа; могу соединяться с душою и других людей, когда они вспоминают обо мне… но твоя и моя душа образует теперь неразлучное единство». Разрушение семьи наносит глубокие раны не только членам ее, но и всем лицам, втянутым в орбиту ее жизни. Тайное свидание Анны Карениной с сыном представляет собой ряд содроганий раненого организма, каждое движение которого мучительно для всех членов его (V. Гл. 29 и 30).

191

Новая семья рождается на основе половой любви двух лиц друг к другу. В земной жизни этот вид любви, если она сочетается с духовной личной любовью, есть самая высокая ступень единства души и тела. «Мы приютились друг к дружке, — читаем мы у Тургенева, — мы прислонились друг к дружке головами, и оба читаем хорошую книжку; я чувствую, как бьется тонкая жилка в твоем нежном виске, я слышу, как ты живешь, ты слышишь как я живу, твоя улыбка рождается у меня на лице прежде, чем у тебя, ты отвечаешь безмолвно на мой безмолвный вопрос, твои мысли — мои мысли — как оба крыла одной и той же в лазури потонувшей птицы… — последние преграды пали — и так успокоилась, так углубилась наша любовь, так бесследно исчезло всякое разъединение, что нам даже не хочется меняться словом, взглядом… Только дышать, дышать вместе хочется нам, жить вместе, быть вместе… и даже не сознавать того, что мы вместе…» (Довольно. X). Такая связь между людьми есть как бы взаимовоплощение их. В «Божественной комедии» Данте высшая ступень такой связи доступная лишь членам Царства Божия, выражена словами «intuassi» и «inirnii» (Рай. IX)¹³.

Всякое единодушное сочетание сил двух или нескольких существ ведет к повышению их творческой мощи. Эта творческая сила особенно присуща тому единству, которое выражается в половой любви. В самом деле, семья есть более чем сочетание двух человек; она есть сверхчеловеческое живое существо, органически цельное, способное давать жизнь новым людям, детям, которые вырастают в составе семьи как новые члены ее. Поэтому глубочайшие основы половой любви остаются в области подсознания, как все, что имеет характер органического единства и содержит в себе творческую активность. Возможно, что эта любовь всегда осуществляется не только взаимоотношением двух лиц, но еще и при участии более высоко стоящего во главе семьи деятеля, а также при участии тех существ, которые стремятся воплотиться и связаны отношениями духовного сродства с возможными отцом и матерью. Польский поэт–философ Словацкий полагает, что если стремление к идеалу более велико у матери, то рождается ребенок мужского пола, соответствующий ее идеалу, наоборот, дочерью рождается существо, соответствующее идеалу отца.

Не следует, однако, думать, будто цель половой любви сводится лишь к тому, чтобы произвести на свет ребенка. Более прямой и непосредственный смысл ее состоит в том, что два лица, мужского и женского пола, обладая в значительной мере противоположными свойствами, особенно удачно дополняют друг друга. «Свободное единство мужского и женского начала, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевших свою существенную рознь и распадение, — это и есть собственная ближайшая задача любви», — говорит Вл. Соловьев (Смысл любви - Т. VI. С. 384).

Абсолютная гармония двух лиц возможна не в земном осуществлении

192