— Давайте-ка сосредоточимся на пациентке, — пробормотала доктор Бодрэ. — Лори хихикнула. — Вот что, дайте мне катетер. Ну, держитесь, Бидж. — Она смущенно моргнула. — Я хотела сказать: постарайтесь расслабиться.
Конфетка вынырнул из-за занавеса и заглянул в лицо Бидж.
— Держись, а я пока постараюсь тебя отвлечь. — Он положил ладонь ей на лоб.
Бидж поняла, что он намеренно перешел на эту сторону занавеса, и почувствовала к нему благодарность: во время операции не до соблюдения приличий.
Бидж изо всех сил старалась расслабиться, но, когда в тебя вставляют пластиковую трубочку, это не так легко сделать. Наконец доктор Бодрэ с облегчением сказала:
— Все в порядке.
Бидж многое бы дала, чтобы не слышать в ее голосе такого явного ликования: в конце концов она успешно осуществила всего лишь весьма второстепенную процедуру.
Доктор Бодрэ показала на сверкающую нержавеющей сталью стойку с капельницей.
— Пора начать вливание.
— Чего?
Реакция врача на вопрос была такой, словно кто-то посторонний явился в операционную и крикнул что-то на иностранном языке.
— Физиологический раствор и демерол…
Бидж, забыв о своей обычной вежливости, рявкнула:
— Зачем?
— Чтобы облегчить боль, — мягко ответила доктор Бодрэ. — И к тому же у вас кровотечение.
— Я думала, — тихо пробормотала Бидж, — это всего лишь воды.
— Ну, кровотечение не такое уж сильное — опасности для жизни не представляет. — Не успела Бидж немного успокоиться, как доктор Бодрэ добавила: — К тому же через минуту будет пора давать наркоз.
— Какого рода?
— Эпидуральныйnote 20 .
— А как насчет ребенка?
— Плода? А в чем дело?
— Плода! Это, случайно, не о моем ребенке речь? — Бидж осознала, что говорит с интонациями грифона.
— Так оно и есть, только, пожалуйста, перестаньте спорить. Лори, займитесь наркозом.
Лори и всегда-то была бледна, теперь же она позеленела.
— Я никогда не работала с пациентом-человеком. Доктор Бодрэ натягивала хирургические перчатки; в раздражении она отпустила резину, от щелчка изнутри перчатки вырвалось облачко талька.
— Это самый обычный наркоз. Я буду давать указания по мере надобности.
— Только ты и можешь этим заняться, — обратился к Лори Конфетка. — Не хочешь же ты, чтобы доктор Бодрэ сама все делала.
— Нет, — решительно ответила Лори.
— Нет, — как эхо, раздался голос Бидж. Все вытаращили на нее глаза.
— Вы отказываетесь от наркоза?
— Я не могу себе его позволить.
— Ну, знаете ли, — жизнерадостно сообщила ей доктор Бодрэ, — вы не первая моя пациентка, которой я буду давать наркоз.
Бидж была достаточно опытна, чтобы уловить фальшивую уверенность в голосе врача.
— И которая же — двадцатая? Последовавшее молчание было вполне красноречиво. Наконец доктор Бодрэ деловито сказала:
— Да, конечно, я обычно занимаюсь научной работой, но все-таки интернатуру я проходила в родильном отделении: так что и принимать детей, и давать обезболивающее матерям мне случалось. И, хотите верьте, хотите — нет, кесаревы сечения я делала тоже. Все роженицы поправились без осложнений, а дети родились совершенно нормальными…
Доктор Бодрэ умолкла, наконец полностью осознав стоящую перед ними проблему.
Бидж сотрясла мучительная судорога. Лори марлевой салфеткой вытерла пот ей со лба. Где-то рядом Конфетка проговорил:
— Бидж, у нас нет выбора.
— Нет, — упрямо повторила она.
Все снова посмотрели на нее. В этой операционной под бестеневыми лампами ловилка в ее руке казалась неуместным анахронизмом.
Конфетка покачал головой.
— Бидж, ты просто испытываешь предоперационную панику. Так не годится.
Это были жестокие слова. Предоперационная паника — ее испытывают первокурсники…
— Дело не в этом, — покачала головой Бидж. — Причина — не страх.
— Это же кесарево сечение, а не какая-то царапина.
— Никакого наркоза, — твердо сказала Бидж. Она много размышляла, когда поняла, что кесарево сечение может оказаться неизбежным.
— Это безумие, — пробормотала доктор Бодрэ, но тут же прижала руку в перчатке к скрытому маской рту: это, конечно, соответствовало действительности, но говорить так было бестактно.
Бидж обратилась к ней одной:
— Никто не может гарантировать, что наркоз не повредит новорожденному.
— Не глупите. — Доктор Бодрэ перешла за занавес. — Эти анестетики применялись при миллионе кесаревых сечений, и почти всегда никаких нежелательных последствий для маленького человечка… — Она остановилась и так закусила губу, что капелька крови проступила сквозь маску.
— Ну вот, Люсилла, — вздохнул Конфетка, — теперь ты понимаешь, зачем я прорвался сюда? Хочешь провести консилиум?
— Что за младенец ожидается? — медленно спросила та.
— Наполовину фавн, наполовину человек. — Конфетка повернулся к Бидж: — Поправь меня, если я не прав. Бидж бессильно покачала головой; ей сейчас было не до обид.
— Но ведь есть эпидуральные анестетики, которые безопасны и для человека, и для козла. Какая должна бы быть дозировка, чтобы не повредить малышу-фавну?
Лори неожиданно сказала Бидж:
— Лапушка, я ненавижу делать что-то на глазок, но тут я справлюсь.
Бидж покачала головой.
— Только не в этом случае.
— Тогда чего ты от нас хочешь? Бидж глубоко вздохнула и ответила так спокойно, как только могла:
— Как делали кесарево сечение до изобретения наркоза?
Доктор Бодрэ поежилась. Конфетка медленно произнес:
— На этот вопрос я могу ответить. Пациента привязывали к столу, и еще кто-нибудь его держал.
Перед Бидж промелькнуло воспоминание из детства: диорама поля сражения времен Гражданской войны — генералу Джексонуnote 21 ампутируют руку. Хирургу помогает здоровенный детина, готовый схватить Джексона и удерживать его.
— Меня может держать Лори. Я должна… Доктор Бодрэ спокойно ответила:
— Не пойдет. Бидж, вы знаете, каков был процент смертельных исходов при кесаревом сечении в те времена? Семьдесят пять процентов. Значительная часть, конечно, за счет инфекции, но и очень многие — от шока. Я не могу пойти на это, — заключила она честно, но тут же добавила: — Да и вы тоже. Обычно, если мать умирает, существуют способы выкормить малыша; в этом же случае это может оказаться затруднительным.
