— Здравствуй, матушка, нельзя ли переночевать у тебя? Я здесь чужой, никого не знаю.

Старушка приняла Ибрагима приветливо, накормила, постель ему постлала, не расспросив даже, откуда он, кто его родители, и зачем он явился сюда.

Утром Ибрагим спрашивает ее:

— Кто же хозяин этого города?

— Тут царит могущественная госпожа Таг-Сыр, что означает — «Преступление».

— Это она, значит, велела насадить на колья на городских стенах человеческие черепа? — решился спросить ее Ибрагим.

— О, не спрашивай ни о чем, сынок, и лучше всего будет, если ты поскорее уедешь отсюда, — сказала старушка, прикладывая палец к губам и со страхом оглядываясь по сторонам. — Тут повсюду царит страх и смерть.

— Матушка, да неужели до сих пор не нашлось никого, кто бы попытался освободить вас от этого несчастья? — спросил Ибрагим.

— Ш-ш-ш! Тише, дорогой юноша! Мне-то жить уж немного осталось, но тебя постигнет несчастье, если услышит кто-нибудь твои слова. У нее повсюду есть уши.

— Матушка, не покину я вашего города, пока не свергну с трона Таг-Сыр. Клянусь тебе именем Синедур, которой принадлежат все мои мысли, что я вас спасу от этого несчастья.

— Синедур, Синедур? Не ослышалась ли я? Ты и вправду сказал — Синедур, мой сынок? Ну, теперь я уверена, что Таг-Сыр не победит тебя. Она ненавидит Синедур, которая одна только на всей земле красивее ее. А надо тебе сказать, что красота Таг-Сыр так велика, что даже ряды черепов ее жертв не пугают молодых рыцарей, которые съезжаются сюда со всего света в надежде получить руку королевны.

— И она сразу же велит их убивать?

— О, нет. Сперва она задает им задачи, невыполнимые для человека, а уже потом велит своей страже срубать им головы и, насадив их на жерди, украшать ими стены. А ты, Ибрагим, как станешь перед нею, смотри, только не взгляни ей в глаза: они так красивы, что человек сразу же забывает обо всем мире, а тогда уже смерть его неминуема.

— О, не беспокойся за меня, матушка, — засмеялся в ответ Ибрагим. — Хоть бы Таг-Сыр была прекраснее самого месяца, я не перестану тосковать по Синедур, мечтать о Синедур, любить Синедур.

Попрощался Ибрагим со старушкой и ко дворцу Таг-Сыр шаги свои направил.

— Великий рыцарь Ибрагим, сын короля, великий рыцарь Ибрагим, сын короля, — объявили о его приходе слуги во дворце.

Повели они Ибрагима в тронный зал. Прекрасная Таг-Сыр с короной на голове и королевским жезлом в руках сидела там, играя с маленькой обезьянкой.

Ибрагим посмотрел ей в глаза и замер от восторга — так были они прекрасны.

— Приветствую тебя, смелый рыцарь, в моем государстве! — произнесла королевна нежным и мелодичным голосом, который прозвучал как музыка.

— Здравствуй, государыня! Прошу тебя милостиво принять мое преклонение перед твоим могуществом и красотой, — сказал Ибрагим.

— Да ты гордец, рыцарь, даже колен не преклонил перед королевским троном, — произнесла Таг-Сыр, недовольно сдвинув свои красивые брови.

— Я сам принадлежу к королевскому роду, о госпожа, и не привык склонять колен перед кем бы то ни было, — с гордостью ответил ей Ибрагим.

— А известно ли тебе, о чужестранец, что каждый, кто переступит порог моего замка, должен выполнить такую работу, которую я ему назначу?

— Приказывай же, госпожа!

— Идем со мной, — говорит королевна Таг-Сыр и ведет Ибрагима за собой в огромную комнату, на полу которой в переметку насыпаны зерна ржи и пшеницы.

— До утра, мой дорогой гость, отдели-ка рожь от пшеницы, — смеясь, приказала Таг-Сыр, поблескивая своими белыми зубками.

Потом повела его в другую комнату, заваленную чуть ли не до потолка маком и просом.

— А тут ждет тебя, государь, приятная работа — отделить мак от проса, — еще громче засмеялась королевна, останавливаясь у порога уже третьей комнаты, до потолка засыпанной горохом и фасолью.

— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — хохотала Таг-Сыр. — И еще только об одном небольшом одолжении попрошу я тебя, мой рыцарь: разложи до утра отдельно горох и отдельно фасоль. А сейчас я оставляю тебя одного, чтобы не мешать тебе работать. Увидимся завтра.

И, подхватив свою обезьянку за хвост так, что та даже взвизгнула от боли, Таг-Сыр удалилась в свои покои.

Когда Ибрагим остался один, он подумал, что теперь-то ему уж не избежать смерти. Да и кто бы это смог за одну ночь отделить зернышко от зернышка и уложить эти горы ржи, пшеницы, мака, проса, гороха и фасоли!

Долго сидел он грустный, мысленно прощаясь с жизнью. И тут вспомнился ему старик, которого встретил он в горах, и его странный подарок, — три финиковые косточки. Вынул он их, вышел в дворцовый сад и закопал там в землю. Каково же было его удивление, когда минуту спустя в том самом месте, где закопал он первую косточку, он увидел огромнейшую муравьиную кучу, а там, где закопал вторую, выросла огромная гора термитов, третья же косточка породила целую кучу скворцов. Было их несметное количество, стрекотали они, крыльями своими черными били, желтыми клювами перестукивались, а один из них, усевшись на плечо Ибрагиму, сразу человеческим голосом заговорил:

— Вот и мы! Вот и мы! Приказывай, господин, что нам делать!

Обрадовался Ибрагим и говорит:

— Как раз во-время вы появились! Помогите же мне горы ржи и пшеницы перебрать, мак и просо, фасоль и горох одно от другого отделить.

— А это совсем нетрудно! — говорит скворец и со своими братьями советуется, с муравьями и термитами договаривается.

А как только птицы, муравьи и термиты взялись за работу, все вокруг сразу зашумело. Рожь, пшеница, мак, просо, горох да фасоль — все это летит, сыплется, пылит… «Это так, так, так…»

В одно мгновенье все было готово, все разделено, аккуратно уложено, — любо посмотреть.

Рано утром королевна Таг-Сыр приходит и глазам своим не верит: и рожь, и пшеница, и мак, и просо, и фасоль, и горох — все лежит в отдельности, как у хорошего хозяина в амбаре.

— Победил ты меня, — говорит Таг-Сыр Ибрагиму. — Моя рука и корона тебе принадлежат.

А Ибрагим на это отвечает:

— Не нужна мне твоя рука, госпожа, и корона твоя мне ненавистна, кровь невинная на ней. Ухожу я от тебя, о королевна Таг-Сыр, иду я к прекрасной Синедур! Она — госпожа моего сердца!

Как услышала это Таг-Сыр, страшная злость ее переполнила. Куда поделись эти чудные глаза, за которые столько смельчаков своей жизнью заплатило? Где же они те руки, белые, как лепестки лилии? Где ее гладкие розовые ланиты? Вместо коралловых уст — лишь страшная яма с беззубым ртом, а кривые костлявые пальцы со злобой стискивают отравленный кинжал.

Ибрагим меч свой схватил, кинжал у нее из рук выбил. Красная капелька выступила на пальце чародейки.

— Еще раз победил ты меня, Ибрагим, но это — уже в последний раз, — говорит она, — хоть только одна капля крови моей пролилась, но рана моя смертельная.

Так говоря, Таг-Сыр побледнела, побелела и упала на землю мертвая.

Созвал Ибрагим жителей этого города, мечом на ведьму показывает и так говорит:

— С этого дня не будет больше царить над вами Таг-Сыр — Преступление, восседающее на троне. Собственная злость ее убила.

— Да здравствует Ибрагим! Да здравствует наш защитник и избавитель! — закричали жители города.

Но Ибрагим, отстранив корону, которой они уже хотели было венчать его, вскочил на своего коня и сказал:

— Прощайте, люди добрые! Не для меня этот трон предназначен. Мне время в путь-дорогу отправиться, к королевству прекрасной Синедур.

Так, благословляемый жителями, выехал Ибрагим из города. В пути, устав от жаркого солнца, он прилег в тени оливковой рощи, а коня своего распряг и пустил попастись. Но вдруг он заметил, что над рощей огромные птицы кружат, опускаясь все ниже и ниже, так, что даже тень их крыльев легла на его лицо. Он присмотрелся и увидел, что это грифы.