Вертолет сел на  поляне, сплошь покрытой высоким ковром травы, с блестками росы на листьях и паутинках. Не выключая двигателя,  дождался выгрузки пассажиров и тут же скрылся, уйдя крутым виражом вниз и влево.

Илья, проводил его взглядом и достал похожее на телефон с толстым отростком на месте антенны.

– Да! Следующая связь около восемнадцати, – сказал он кому-то и убрал телефон в карман  небольшого рюкзака.

– Куда теперь? – спросил Макс Илью.

– Дождемся солнышка – пусть трава подсохнет и… тут недалеко. А пока давайте-ка  чаю, – он достал термос и кружки.

Облака поднимались вверх, подгоняемые восходящим солнцем.

Пройдя немного по поляне, и, чуть спустившись вниз, остановились на кромке леса, под скальным обрывом вершины, уходящей вверх, у огромного камня в форме почти равносторонней трапеции с плоской поверхностью, толщиной не менее двух метров и высотой метра три.

– Съемка будет на фоне  этого камня, – ткнув в него пальцем, сказал Илья, – Желательно, чтобы он весь был в кадре. Между камерами расстояние три метра на прямой, параллельной плоскости камня, на равном расстоянии от перпендикуляра к центру камня.  Я буду стоять здесь, – он подошел к одной из его сторон.

Вы готовьтесь, а я скоро вернусь.

Илья набросил небольшой светло-зеленый рюкзак с красной яркой полосой на клапане  и быстро пошел куда-то вниз.

– Красота, какая! – Машка, проводив его взглядом, присела у вороха снаряжения и прижалась спиной к кофру. – Красота!.. Макс… Макс… ты где? Ну, почему и зачем такая красота?..

– Здесь я.

Куда он ушел? Почему?.. Зачем?.. – он сел рядом и стал смотреть туда же, куда смотрела Маша: на, чуть видную внизу,  то ли реку, то ли ручей, лентой, уходящую за склон горы. – Погода будет, вроде, хорошая. Чуть бы облачков, чтоб не бликовало…

Можем снять и сегодня. Солнце бы немного пониже и правее. Встань-ка к камню. Я посмотрю на тени.

– Давай не спешить. Я бы здесь осталась на день-два.

Как все странно… – Маша легла на спину и стала смотреть на облака. – Макс, а почему три метра?

– Похоже для будущей имитации объемного изображения. А может, чтобы подлинность записи зафиксировать?.. Кто его знает?..  Заказчик – барин!

Илья вернулся часа через два.

– Вы перекусили что-нибудь? – спросил он, мельком взглянув на камеры, стоящие на штативах напротив камня, прикрытые накидками, и сложенные зонты для съемки.

– Нет! Тебя ждали, – Максим продолжал сидеть.

– Вот и хорошо! Значит, сейчас все вместе и перекусим. Чем Бог послал. Давайте, – Илья вытащил из рюкзака плащ-накидку и ловко расстелил её на траве. Достал из рюкзака газовую горелку, фляжку с водой, небольшой котелок, банки каких-то консервов и хлеб. – Давай! – он кивнул на банки, протянул Илье нож и стал устанавливать примус.

– До шести  снять успеем, – сказал Максим, открывая банки.

– Почему «до шести»? – не поворачиваясь, спросил Илья.

– Я понял: в шесть сеанс связи, – Максим посмотрел на Машу.

– А… Ну, да… – Илья повернулся к «столу»,  взял кусок хлеба и несколько ломтиков колбасы. – Ну, да! – добавил немного погодя, глядя  в сторону вершин, покрытых снегом.

– Так что? – спросил Максим.

– Как скажешь! – ответил Илья.

– Тогда, – Максим посмотрел на небо, – минут через двадцать начнем.

– Я готов. Через двадцать – значит, через двадцать, – прищурившись, глядя на облака, серьезно сказал Илья.

…– Ну, вроде, время, – сказал Макс, направляясь к камерам.

– Время – так время! – Илья поднялся, быстро уложив «стол» в рюкзак, направился к камню.

Встав у него, он наблюдал, как Макс, бегая от камеры к камере, что-то менял, регулировал, бросая взгляд то на Илью, то на небо.

– Встань сюда! – он ткнул пальцем в камеру, глядя на Машку, и отошел к другой. – Поднятая рука: – готовность десять секунд. На уровне груди – три секунды. Отмашка – пуск записи.

Илья! Смотри изредка на красные индикаторы, в нашу сторону на уровень наших глаз. Головой резко не крути.  Что ты там хотел,  начинай мысленно на счет «десять» после пуска. По окончании сделаешь паузу на счет «десять» и поднимешь руку –  мы выключим камеры. Вопросы ко мне есть?

Маша! Огляди Илью и поправь ему одежду, чтоб не было больших складок.

Илья! Остановишь камеры – второй дубль за твой счет.

Готовность – минута.

Илья, прокашляйся и громко поговори. Стишок какой-нибудь с выражением расскажи нам. – Максим рассмеялся. – На «Оп!» все смотрим на меня. Маша уходит из кадра.

Маша придирчиво оглядела спокойно стоявшего у камня Илью, подошла, поправила на коленях штаны, поддернула вниз штормовку и расправила её на груди.

– Сделай так! – она приложила ладони к лицу и проделала  ими круговые движения. – А теперь так –  «Ав! Ав!», широко раскрыв рот, –  она клацнула зубами.

– Оп! – Максим дал команду. Маша подошла к «своей» камере и встала, глядя на него.

– Оп! – он поднял руку, оглядев Машу и Илью. – Оп! – опустил руку на уровень груди и тут же – «Оп!»  – бросил её вниз.

Маша включила камеру и стала с интересом смотреть на Илью.

Тот невозмутимо оглядел Макса и Машу и сказал, глядя в её камеру:

–  Как видите, я очень похож на человека, хотя и не отношу себя к отряду приматов семейства гоминид, к которому вы относите себя.

Не хотелось бы сейчас поднимать тему о классификации млекопитающих, принятой в вашем обществе, и о том месте, которое там занимают некоторые представители этого самого общества.

Надо сказать, что зная историю и пути  эволюции своего рода и некоторых других, я отношу себя к раневому классу млекопитающих: классу, который можно назвать инструментом  экосистемы, предназначенному для обеспечения выживаемости её, к отряду людей, в котором на Земле сейчас несколько родов и видов.

… В том числе и, с вашей легкой руки, и приматы семейства гоминид.

Правда, очень скоро станет меньше… всех.

Илья сделал паузу и продолжил:

– Истории  происхождения разных людей и разных приматов занятны, поучительны и отличаются друг от друга, но это не имеет значения  ни для вас, ни для меня.

Правда, по разным причинам.

Удовлетворяя любопытство, могу сказать, что некоторые приматы, наблюдаемые вами и содержащиеся сегодня в клетках, – результат эволюции… точнее инволюции  некоторых родов людей, попавших в условия, при которых их потребности свелись к примитивным: поесть, поспать и спариваться.

Но когда-то они были людьми… впрочем, речь не об этом…

Хотя… Для вас и об этом тоже…

Я же – человек!

Вряд ли кто-то сможет опротестовать это, исходя из ваших знаний о человеке, как биологической системе.

Другими словами: я, родившийся среди вас и проживший среди вас достаточно долго, считаю себя одним из людей.

Значит,  имею право обратиться к вам, так же считающих себя таковыми, как и любой член общества имеет право обратиться ко всему обществу, независимо от принадлежности к тому или иному роду или семейству, а так же роду деятельности.

Правда… «есть ли на Земле единое общество» – очень спорный вопрос.

Но… я делаю заявление для всех, кто считает или относит себя к людям!

… Я покидаю Землю.

И до меня и после меня это делали и сделают многие. Люди!

Почему  это происходит, и кто в итоге останется на ней?

Сегодняшнее человечество, которое гордо присвоило себе признак «разумности»… кстати, совершенно бездоказательно…  это можно легко опровергнуть, приведя примеры поведения многих его представителей, вот-вот потеряет последний признак её – разумность.

В лучшем случае, сведет его уровень к равенству с «разумностью» кошек и дельфинов.

Формально это уже  сделали сто лет назад Дарвин и Фрейд своими теориями.

Сегодня же время собирать плоды их, но никак не заблуждений, а вполне осознанной диверсии против людей, и признать это фактом.

Итак! Диверсии кого против кого?

Я считаю: приматов против людей.

Сегодня человечество, в целом,  как правильно оно себя определило, – приматы семейства гоминид.