Лобанов долго читал заявление, разглаживал его ла­донями. Сергей ожидал, что он обрадуется и тут же под­махнет. Однако замредактора вовсе не обрадовался, он растерялся. На лбу его собрались морщины, глаз он не поднимал, собираясь с мыслями.

Дверь приоткрылась, и в щель заглянула Машенька. Лицо у нее озабоченное. Посмотрев на Лобанова, затем на Сергея, она сказала:

— Чай сейчас закипит.. .

— Что? — удивился Лобанов. — Какой чай?

— Как хотите, — пожала плечами Машенька и вы­шла из кабинета.

— Подождал бы редактора, — наконец сказал Лоба­нов. — Ты ведь еще альманах не сдал.

— Никого я ждать не буду, — отрезал Сергей. — Аль­манах давно в типографии.

— Я не подпишу.

— Опять струсил?

— Вот приедет Дадонов, пусть он и решает этот во­прос. . . Пять дней-то можешь подождать?

— Я и часа больше не буду ждать. Я не могу с тобой в одной редакции работать! — сказал Сергей, направля­ясь к двери.

Когда он уже взялся за ручку, Лобанов задвигался в кресле и хрипло крикнул:

— По закону ты должен две недели отработать… Слышишь, Волков!

— Я тебе ничего не должен, а вот ты мне должен за два фельетона и очерк... — обернулся Сергей. — Запо­мни, когда-нибудь я потребую с тебя долг, Лобанов!..

— Все верно, уходи из газеты, бросай к черту свою профессию и. . . как это у Ильфа и Петрова? .. переква­лифицируйся в управдомы! Но ты же не Остап Бендер, брат Сергей. Ты от бога журналист, а может быть, и писатель.. . Какого ж ты черта зарываешь свой талант в землю?! Кому от этого прок? Ни себе, ни людям!

Александр Арсентьевич Козодоев достал смятый пла­ток, отер вспотевший лоб. Солнце нещадно палило. С речки доносились крики барахтающихся в воде маль­чишек. За спиной молча застыли разомлевшие тополя. Пахло медовым клевером. Его много росло на береговом лугу. Пчелы и бабочки, совершая короткие перелеты, об­стоятельно обследовали каждый цветок.

Сергею тоже жарко. Рукава рубашки засучены, во­ротник расстегнут. Черная прядь налезает на бровь. А глаза сузившиеся, злые. И болотная зелень плещется в них. Он не смотрит на сидящего рядом на скамейке Козодоева. Взгляд его устремлен на Дятлинку. Только он не видит и ее. Сергей смотрит сам в себя и тоже ни­чего не видит.

— Зачем в управдомы? — устало сказал он. — Встре­тил я одного хорошего человека в больнице.. . Он возь­мет рыбинспектором. Буду браконьеров ловить. Эти ре­бята, пожалуй, поопаснее Лобановых!

— И все?

— Что все? — не понял Сергей.

— И в этом, думаешь, будет твое счастье?

— Кто его знает, в чем наше счастье!

— А твой роман?

— Роман! — усмехнулся Сергей. — Наверное, надо сначала человека крепко по башке ударить, прежде чем он поймет, что занимается не делом... Сжег я свой ро­ман, Александр Арсентьевич! Перечитал и сжег. Сначала думал, зря, а теперь понял, что правильно сделал. Пло­хой был бы роман... Никудышный!

— Ну что ж, если ты сам такого мнения о своем романе, то правильно и сделал. Зачем же приумножать книжную макулатуру?

— Я думал, вы меня будете ругать. ..

— А теперь тебя потянуло в гущу жизни?

— Пусть будет так.

— Решение твое уйти из редакции твердое? — склонив голову набок, заглянул ему в лицо Александр Арсентьевич.

— Твердое, — повторил Сергей.

— Может, ты и прав, — сказал Козодоев, и в голосе его послышались веселые нотки,

Сергей удивленно покосился на него: только что горячо отговаривал, а теперь соглашается...

— Есть у меня для тебя одно заманчивое предложе­ние, — сказал Александр Арсентьевич. Глаза его смея­лись. — Только вот не знаю, согласишься ли ты?

— Перейти к вам в издательство? Наборщиком или завхозом?

— Такие ответственные должности я бы тебе не до­верил, — усмехнулся Козодоев.

— В издательство я не пойду, — сказал Сергей.

— Тебя никто и не зовет, — развеселился Александр Арсентьевич. — Да у меня и штатной единицы нет.. . Вот что я тебе хочу предложить, брат Сергей. .. Ты тут тол­ковал о том, что хочешь быть рыбинспектором. Пожить на природе, с браконьерами разделаться... А у меня на будущий год запланирована брошюра: «Водоемы нашей области». .. Я вот давно ломаю голову: кому бы это дело поручить? Не посоветуешь?

— Черт возьми! — сразу ожил Сергей. — И вы до сих пор молчали?!

— Да вот не знаю, справишься ли ты?

— «Водоемы нашей области»... — засверкал глазами Сергей, он уже не слушал Козодоева, захваченный новой идеей. — Что это за название? Я назову эту брошюру «Записки рыбинспектора»... Или нет! Напоминает «За­писки следователя»... Лучше: «Выстрел на озере Боль­шой Иван»! Ну, как?

— В книжном магазине будет очередь. .. Все решат, что это детектив.

— Годится, — сказал Сергей, блестя глазами. — Это будет повесть о трудной профессии рыбинспектора и. .. конечно, о водоемах нашей области.

— Спасибо, вспомнил,—.усмехнулся Козодоев.

— Побегу обрадую Лобанова! — вскочил с места Сер­гей.— Скажу, что уже не работаю в газете...

— А вот этого делать не надо, — заметил Александр Арсентьевич. — Я тебе разрешаю отрывки в газете печа­тать. .. А теперь пойдем в обком партии и все вместе обсудим. Думаю, что завотделом пропаганды договорит­ся с руководством газеты, чтобы тебе предоставили воз­можность поработать несколько месяцев рыбинспекто­ром. Так сказать, влезть в шкуру своего героя.

 — В обкоме мою кандидатуру не поддержат, — расстроился Сергей. — Наверняка на меня накапал Лоба­нов. .. Я ведь с ним на днях крепко... поговорил!

— Поговорил?

— Ну, разок встряхнул. . . так, слегка.

— Не жаловался он в обком. Не такой он человек, чтобы на себя тень бросать... Ведь ему важно, чтобы на­чальство думало, что, пока он и. о., в редакции тишь да гладь. — Помолчав, Козодоев спросил: — Я слышал, те­перь ты один?

— Пока да.

— Пока?

— Раньше мне казалось, я понимаю женщин, а те­перь могу лишь, как один древний мудрец, утверждать: «Я знаю лишь то, что ничего не знаю».

— Значит, поумнел.

— Насчет этого не уверен, — сказал Сергей и дотро­нулся до правого бока. — А вот то, что повзрослел на не­сколько лет, — это точно.

— Пожалуй, тебе сейчас действительно лучше побыть одному.

— Если бы вы знали, как вы меня выручили! — вы­рвалось у Сергея, вообще-то очень скупого на выражение своих чувств.

— А я думаю наоборот: ты меня, брат Сергей, здо­рово выручишь, если напишешь хорошую брошюру.

11

К старому деревянному столу намертво прилипла изрезанная ножами, истыканная вилками зеле­ная клеенка. На углах она ободралась, обмахрилась. У самого края стола большое коричневое пятно — след горячего утюга.

Сергей тычет вилкой в сковородку — он любит есть со сковородки, — а мать на него смотрит. И глаза у нее грустные. У Сергея всегда был хороший аппетит, а нынче что-то и кусок в горло не лезет. Может, потому что мать на него так смотрит? Теперь смотри не смотри — ничего уже не поправишь. Да и не надо поправлять. Как гово­рится в старой мудрой пословице, что ни делается — все к лучшему. Беда лишь в том, что этого лучшего-то пока нет. Уехала в командировку Лена. Уехала в Новоси­бирск, в какой-то научно-исследовательский институт.. . Не успели даже толком поговорить...

— Ты ведь всегда любил жареную картошку, — гово­рит мать. — Что же так плохо ешь?

— Ем, — отвечает Сергей.

— Как-то жизнь у тебя, сынок, непутево складывает­ся. .. Скоро тридцать, люди в этом возрасте уже твердо на ногах стоят, а ты вот оказался у разбитого корыта. .. Ни жены, ни сына, ни работы. . .

«Давай, давай, мать!— усмехается про себя Сер­гей.— У тебя это здорово получается. . . Вспомни про се­стру. ..»

— Вот Тамара закончила институт, вышла замуж...

— Родила двух дочек, муж хороший человек, живут в Венгрии и тебе посылки присылают. .. — перебил Сер­гей. — А я вот не послушался тебя и женился на... Мама, я все знаю.

— Как же сын-то твой теперь? Без отца?