Наги снова взял бутылку, поднес ее к губам, однако пить не стал.

— Хорошо же ты выдрыхся, — проговорил он. — Гляжу, умиляюсь… Прямо зайчонок… Жаль было тебя будить. Э, друг, ты вообще, я скажу, напоминаешь мне зайца. Слушай, почему все-таки ты похож на зайца, Керим?

Наги сделал несколько глотков и, держа бутылку в руках, широко улыбнулся. И то ли от вина, выпитого Наги, то ли от довольной его улыбки, то ли от чего другого, но к Кериму неожиданно вернулась сила.

— Что, долго я спал?

— Ты это у меня спрашиваешь? — Наги согнал с лица улыбку, отпил еще немного. Затем опустил бутылку на пол, закурил. — Так зачем же ты сюда явился?

— Не знаю.

— А то, может, снова случай подвернулся?

Керим изумленно взглянул в лицо Наги.

— Да нет, — сказал он, — не было случая.

— Приехал на такси?

— Нет.

— А на чем тогда?

— Ни на чем.

Наги сделал попытку улыбнуться, но улыбки не вышло. Теперь, когда он снова посмотрел на Керима, во взгляде его сквозило сомнение.

— Неужели с тех пор ни разу не представилось случая?

Керим промолчал, потому что во всем, что касалось «случаев», он до сих пор разбирался слабо.

Наги пригасил только что зажженную сигарету в консервной банке.

— Я, кажется, напрасно уговаривал тебя сегодня пить водку, — вдруг сказал он. И нервно добавил: — Э, ты что ж мне на спину свой груз валишь? Может, скажешь, я нарочно тебя спаивал?

— A-а, ерунда все это… — проговорил Керим и взглянул прямо в лицо Наги.

Но долго смотреть ему в лицо Керим не смог. Отсвет незамеченного им прежде уродства лег на знакомые черты Наги. Они тоже принадлежали окружающему теперь Кериму миру. Только ему — и ничему больше…

И Керим, сброшенный резко и больно с чистой высоты своих ночных видений, поднялся с дивана, встал на ноги. И тяжелое, непреодолимое желание сказать Наги жестокие и тяжелые слова овладело им. Он приблизился вплотную к этому почти незнакомому лицу и выдохнул в него:

— Пить надо поменьше, вот что!

Взнесенная рука Наги вздрогнула, бутылка качнулась и медленно опустилась на пол.

— Э, ты что, опять взбесился? — произнес он. — Или, похоже, проснулся, наконец, а?

Наги поднял и протянул руку вперед. Керим отпрянул. И в тот же миг оба почувствовали, что разделяющее их расстояние в один шаг превратилось в бездну, разрослось в пространстве и во времени.

— Как ты узнал, что я здесь?

— А это, как говорится, я на твоей дубильне знаток кож… — Наги разом опрокинул в себя остатки вина. — Ну, так что ты еще мне скажешь?

— Пошли отсюда.

— Мы-то пойдем, а ей как ты теперь все это объяснишь?

— Кому — ей?

— Кому, кому — да твоей собственной жене!

— А никак не объясню.

— То есть, как это «никак»? Ну нет, надо что-нибудь придумать.

— Что именно?

— Ну, например, можно сказать, что ты встревожился — одного из самых близких родственников не было на свадьбе. Ты никак не мог понять, что случилось. И решил сам узнать, в чем дело… Вот и пришлось ловить такси и прямиком в Бузовны.

— Какие еще Бузовны?

— Да что ты цепляешься ко мне? Пожалуйста, можно в Маштаги. Но ведь куда-то же ты должен был поехать, верно? — Наги двинулся к двери. — Где ключ?

— Ключ? Не знаю. Посмотри под дверью — может быть, там.

Наги оглядел комнату, погасил свет. Потом, заперев дверь, аккуратно положил ключ на место.

— Так, теперь, вроде, все в порядке? Что еще нам осталось? Ну, конечно — найти имя этому твоему бессовестному родственнику. Ну, имя — дело нетрудное. Как тебе Агакерим? Сойдет?

— Нет!

— Ладно, я сговорчивый, пусть будет Агагусейн.

— Не будет и Агагусейка.

— Тебе что, не нравятся имена с «ага»?

— Нет.

Наги быстро сбежал по лестнице и неожиданно остановился внизу.

— А что, собственно, было?

— Ничего не было. Врать я ей не буду.

— Ладно, с меня хватит. Сыт по горло. Что ты, приятель, ломаешься? И вообще — откуда в тебе столько подлости?

Теперь взорвался Керим:

— Послушай — я скажу ей, что сошел с ума… Понял? Ветер у меня в голове поднялся, буран! А этими штучками с родственниками морочить ее не буду! Я не буду ей врать, не хочу — ты в состоянии понять хоть это? Не буду — и катись со своими советами!

Наги промолчал. И в жутком молчании этой бесконечной ночи Кериму ответил лишь едва слышный звон в его душе.

— Так ты говоришь, что врать не станешь? — голос Наги звучал теперь хрипло и отчужденно. И эта отчужденность Наги была созвучна с тем, что происходило в душе Керима. Неужели только это и осталось теперь от времени, когда они были друзьями? Так, как разлитый в воздухе запах металла был памятью о кладбище старого железа…

— Оставь меня в покое, Наги, я же сказал: врать ей не буду.

— А ведь ты иногда бывал приличным человеком, — процедил Наги.

— И когда это было?

— Бывало, друг, бывало — когда ты был пьян. Вот жаль только, что стоило хмелю выветриться — и твоя подлость опять вылезла наружу.

Керим оглянулся в тщетной надежде отыскать ту дорогу, что привела его сюда. Но дороги не было. Кажется, она и впрямь пролегла в мире лишь раз, и только в эту ночь — а теперь вот минул срок, — и дорога исчезла навсегда. Кто знает, может, та дорога и была проложена самой луной, вымощена ее светом… Один, только один-единственный раз за целую жизнь мог человек пройти по этой дороге.

Обычное, абсолютно реальное шоссе начиналось здесь, у бакинской окраины, и вело прямо к центру города. Луна уже зашла, но до восхода солнца было еще далеко. И, насколько хватало глаз, перед ними лежала пустынная ночная дорога.

— Далеко отсюда до дому?

Наги уселся на камень у обочины.

— Это тебе виднее, сам должен знать, — ухмыльнулся он.

— Клянусь, поразительное дело…

— Что еще?

— Да я же пешком сюда по этой дороге пришел.

Наги молчал, не сводя глаз с темной поверхности шоссе.

— Ты во сне шел, — наконец, проговорил он. — Чего другого можно ожидать от человека, который так похож на зайца? Вот ты и шел, шел, шел с закрытыми глазами и дошел… Так и подлецом стал…

— Выходит, чтобы не быть подлецом, нужно врать?

Наги встал, неторопливо подошел к Кериму. Положил руку ему на плечо и некоторое время стоял так, весь напрягшись, крепко сжимая пальцы. Потом устало расслабился, руки его повисли, словно вместе со злостью из Наги ушла и жизнь, и Керим услышал его обесцвеченный, мертвый голос.

— Подлец ты, подлец! Это правда, и то, что я тебя боюсь, правда! Клянусь, никого не боюсь я в этом мире, а тебя, размазню, тихоню, подлеца — боюсь!

Керим молчал, не в силах произнести ни слова. Он не мог, не хотел позволить себе поверить в то, что человек, стоящий перед ним — Наги, что знакомого и дорогого для него человека больше не существует, он умер, растворился в этом, стоящем перед ним незнакомце… Керим стоял и судорожно искал слова. Одно только слово, которое должно было бы взорвать затянувшееся молчание, молчание конца.

— Чего тебе бояться?

— Чего? Да того, что никак не могу разобраться до конца в твоей подлости! Ты думаешь, я пьян? Ни черта! И, клянусь, никогда голова моя не была такой ясной, как теперь. Я совсем трезвый, как стеклышко. А говорил я тебе когда-нибудь, что стоит мне стать чутким и трезвым — как я испытываю огромное желание придушить тебя. Вот так, гляди! — Наги вновь положил руки на плечи Керима, но теперь пальцы его были вялыми.

Со стороны, наверное, это было похоже на дружеское объятие… Керим стряхнул с себя руки Наги.

— Ладно, хватит, не дури… Человек ты или нет, черт тебя возьми…

— Вот и опять врешь, — взорвался Наги, — не человек я, и ты это отлично, лучше многих других знаешь. Да что там — ты ведь и сам так давно думаешь, вот только сказать не можешь. Слабо сказать правду в глаза, а?

— Ну хорошо, пусть будет по-твоему, только, бога ради, убери, наконец, свои руки!.. Говорим, как глухие. Ты хоть способен сейчас что-нибудь услышать? Вот, например, если я сейчас умру…