Адвокат почесал сначала затылок, потом кончик носа. Вроде бы все правильно, но... почему же ему не по себе? Невозможно предположить, чтобы Кларисса совершенно не подумала о друзьях! Для этого она слишком хорошо воспитана. К тому же мастер Дэнфорт прекрасно знал, какую симпатию питает Кларисса и к нему, и к доктору Олсопу. Они заняли место ее любимого отца, хотя адвокат сам признавал, что замена неравноценна. Связь между дочерью и отцом была необычайно крепка, гораздо крепче, чем между Клариссой и ее матерью. Леди Лавиния так мечтала о том, чтобы дочь заключила брак, подобающий внучке графа! Но девушка всегда была крайне независимой и самостоятельной.

Может, они с доктором напрасно не восприняли всерьез тревогу за брата. Но она могла бы попытаться убедить их, если бы думала, что с братом что-то неладно.

Он снова оглядел гостиную, воззрился на хозяина и не нашел ничего необычного, кроме разве что признаков довольно скудного существования: грязноватая ливрея слуги, не слишком уютный дом на Ладгейт-Хилл, давно простывший кофе.

— Когда они должны вернуться, мастер Астли?

Люк неопределенно махнул рукой:

— Я не вмешиваюсь в методы наставника. Кларисса, как вы знаете, тоже под моей опекой, — рассмеялся он, слегка пожав плечами. — Но я не считаю нужным ограничивать свободу, которую предоставлял ей мой брат, пусть даже и не согласен с ним в этом вопросе: ведь менее чем через десять месяцев она будет сама себе хозяйкой.

— Совершенно верно, — нахмурился Дэнфорт. — Что же, я снова должен просить прощения за то, что потревожил вас, сэр. Надеюсь, вы поймете естественное беспокойство друзей ваших подопечных.

Он позволил себе подчеркнуть последние слова, чтобы придать им веса. Пусть мастер Астли знает, что за ним постоянно наблюдают.

— Ну конечно. — Люк поднялся, готовый проводить гостя до двери. — Когда Кларисса вернется, я объясню, что из-за нее вы были вынуждены предпринять совершенно ненужное путешествие.

— Умоляю, не стоит слишком уж ее журить, — отмахнулся Дэнфорт. — Тут нет ничего страшного. И у меня есть еще другие дела в городе.

Люк поспешно проводил адвоката к выходу. Дверь захлопнулась. Только тогда он позволил себе облегченно вздохнуть. Ему удалось избавиться от назойливого адвокатишки, но где, черт побери, Кларисса?! Она не приехала к нему, не писала вот уже много недель... Да он вспомнить не мог, когда пришло последнее письмо. Он просто бросал письма в огонь. Все. Адресованные и ему, и Фрэнсису. У него остается менее десяти месяцев, чтобы унаследовать состояние и поместье Астли. Но если злосчастная девчонка что-то пытается разнюхать в Лондоне...

Но каким образом? Она здесь ничего не знает. У нее нет ни друзей, ни знакомых! И она не сможет позаботиться о себе. Даже если она благополучно добралась сюда, наверняка затерялась в городских дебрях. А если так, значит, не причинит ему неприятностей. Возможно, лежит в темном переулке с перерезанным горлом. Если не случилось чего похуже.

Люк немного успокоился. Он прекрасно управился с адвокатом. Вряд ли Кларисса представляет такую уж проблему. Если ей и удастся добраться до его дома, он знает, что делать. Девчонка попросту исчезнет бесследно, и все решат, что с ней произошел несчастный случай в одном из закоулков этого опасного города. Но чтобы окончательно выбросить из головы остатки тревоги, он крикнул слуге:

— Пошли на конюшню, ту, что на вершине холма... за конюхом Эдом. Мне нужно поручить ему кое-что... И еще: вели Кларе приготовить завтрак — говядину, хлеб, яйца.

— Сейчас, сэр.

Через полчаса, когда он завтракал, слуга привел в столовую Эда.

— Вы звали меня, сэр?

— Звал, — кивнул Люк, намазывая маслом хлеб. — Налей себе эля.

— Спасибо, сэр.

Эд наполнил кружку и стал пить. Он был еще довольно молод, с широченными плечами и мускулистыми ручищами профессионального боксера. Мышцы ног распирали кожаные штаны, а пуговицы кожаной безрукавки готовы были разлететься под напором мощной груди.

— Иди в тот дом в Уоппинге... Проверь, на месте ли мальчишка. Узнай, как он там. Ты сказал, что он и месяца не протянет. Хочу знать, сколько ему осталось.

Конюх медленно кивнул и небрежно сказал:

— Если он проживет слишком долго, всегда можно отдать его в учение трубочисту.

Люк покачал головой. Этого он не мог сделать — риск был слишком велик. Мальчишки-трубочисты часто погибали, это верно, но всегда есть вероятность, что смерть ребенка приведет к расследованию, особенно если произойдет в доме какого-нибудь бездельника, любящего совать нос не в свои дела. А вдруг след приведет к нему? Вряд ли, конечно, но и рисковать не стоит. А вот тихая смерть от какой-то болезни и недоедания не вызовет толков и подозрений. Он похоронит мальчишку в закрытом гробу, прежде чем кому-то придет в голову справиться о причине смерти. Устроит пышные похороны, и все будет кончено.

Но где же все-таки Кларисса? Это необходимо узнать. Снова приложившись к кружке с элем, он набил рот говядиной и, не прожевав, приказал:

— Поспрашивай там, не было ли чего необычного... Никто не разнюхивал насчет мальчишки? Ясно?

— Да, сэр, более чем.

Эд отставил кружку.

— Но мне нужны деньги. Сами знаете, путь до Уоппинга неблизкий, и даже проезд по реке стоит немало. Шиллинга вполне достаточно!

— Шиллинг? Да это грабеж средь бела дня.

— Дешевле не выйдет.

Эд сверлил его взглядом, пока Люк не выудил из кармана шиллинг. Эд немедленно схватил монету.

— Приду попозже.

— Смотри, только не медли.

Люк раздраженно указал Эду на дверь.

После визита к модистке Джаспер проводил Клариссу до двери дома на Кинг-стрит.

— Я вернусь за тобой в три. В этот час весь модный Лондон выезжает и выходит на прогулку в парк. Следует хотя бы раз в день показываться на люди, — с некоторым презрением бросил он, но, заметив ее любопытный взгляд, добавил: — Мы присоединимся к толпе на аллеях Гайд-парка, но не станем ни с кем беседовать и знакомиться, как бы к этому ни стремились посетители парка. Цель этой прогулки — возбудить любопытство и дать пищу злым языкам.

— Отсюда мое новое платье, — пробормотала Кларисса.

— Отсюда твое новое платье, — согласился он. — И оно идет тебе, дорогая. Но об этом, полагаю, ты прекрасно знаешь.

Комплимент сопровождался веселой улыбкой, и она невольно усмехнулась в ответ:

— Это очень красивое платье. И я благодарю вас, сэр.

— О, ты отработаешь цену, — беспечно бросил он. — В этом я не сомневаюсь.

Кларисса ограничилась вскинутой бровью.

— Аплодирую вашей самоуверенности, милорд.

Он рассмеялся и, приподняв ее подбородок, быстро поцеловал, хотя дворецкий уже стоял у открытой двери.

— Помни, ровно в три.

— Буду готова.

Она прошла мимо дворецкого, наградив его благодарной улыбкой, и, поднявшись к себе, стала сражаться со шнуровкой нового платья, когда кто-то тихо постучал. У нее не было ни малейшего желания принимать гостей, особенно Нэн Гриффитс. Поэтому она неохотно открыла дверь, готовясь извиниться и отослать посетительницу. Но на пороге стояли Мэдди и Эмили. За ними теснились другие обитательницы дома.

— Мы хотели все узнать... О, какое чудесное платье! — ахнула Мэдди, врываясь в комнату. За ней ввалились остальные.

Мэдди плюхнулась на постель, болтая ногами в домашних туфельках.

— Ну же, Кларисса, расскажи все! Какой он, этот граф? Добрый? Нежный или грубый? И что предпочитает в постели?

Сбитая с толку, Кларисса покачала головой. Как отвечать на подобные вопросы?

Все ахали и охали при виде платья. Щупали ткань, обсуждали, словно оно было надето на портновский манекен, а не на живого человека.

— Да, Кларисса, ты не имеешь права ничего от нас скрывать, — вставила Эмили. — Каков граф в постели?

Кларисса перевела дыхание.

Она понятия не имела, что придумать, дабы удовлетворить любопытство девиц, которые знали все о мужчинах и их прихотях.