Всю следующую неделю Кларисса ежедневно писала брату, но ответа так и не получила. Тогда она написала дяде, и тот объяснил, что Фрэнсису нужно время, чтобы освоиться в новом доме, и ее письма слишком его расстраивают, поэтому он пока не стал их передавать.

Она не верила ни единому слову, но что было делать? А в следующем письме Люк сообщал, что отдал подопечного в семью очень уважаемого наставника, обучавшего, кроме Фрэнсиса, еще нескольких человек. Мальчик привык к новой жизни, и Клариссе не о чем беспокоиться.

Даже сейчас Клариссу снова охватило тошнотворное чувство беспомощности, с которым она читала это письмо. Тогда она немедленно попросил сообщить адрес брага. Ответ был тем же: любое общение с сестрой расстраивает мальчика и портит все хорошее, что удалось для него сделать. С Фрэнсисом все в порядке. Он прекрасно питается, прекрасно себя ведет и прекрасно учится.

Кларисса вспоминала то отчаяние, ту тоску, которые терзали ее все последующие дни после получения этого письма. Что-то было неладно, ужасно неладно, и она ничего не могла поделать.

Конечно, следовало бы поехать в Лондон, потребовать отвезти ее к брату, но если Люк откажется, а он обязательно откажется, положение станет безвыходным. Он законный опекун Фрэнсиса, да и ее тоже. И имеет полное право поступать как пожелает.

Она посоветовалась с друзьями отца, и хотя они искренне ей сочувствовали, все же считали ее страхи естественным следствием скорби по ушедшим родителям и тоски по младшему брату. И уверяли, что просто глупо подозревать опекуна в каком-то злом умысле. И конечно, Фрэнсису давно пора иметь приличное образование.

Никто ни словом не обмолвился о том, что, если что-то случится с Фрэнсисом, все унаследует Люк. А Кларисса не нашла в себе сил упомянуть об этом. Очевидно, в глазах его друзей она выглядела истеричной дурочкой.

Кларисса встала и, подбежав к кожаному сундуку, достала то письмо, которое искала сегодня вечером. Поднесла его к огню и развернула.

«Парня отвезли на детскую ферму. Долго он там не протянет. От него быстро избавятся. Тебе лучше поскорее его найти».

И это все. Но видно, что даже столь короткое послание стоило автору немалых усилий. Жаль, что он не написал обратного адреса... А может, просто не имел такового.

Кларисса тщательно сложила истершееся на сгибах письмо. Она знала о так называемых детских фермах. Все знали. Это были семьи, принимавшие на воспитание детей за определенную плату. Туда свозили нежеланных детей. Незаконных. Тех, чье существование обрекало матерей на позор. Никто не проверял, как ухаживают за детьми, и бедняжки по большей части рано или поздно умирали от жестокого обращения. Болезни, скудная еда и голод тоже уносили свои жертвы. Но Фрэнсис был сильный и здоровый. И он не грудной младенец. Он способен протянуть достаточно долго.

Кларисса прикусила губу, чтобы сдержать слезы. Она твердила это себе целую неделю, с того дня как получила письмо. Тогда она немедленно отправилась в Лондон, сказав слугам, что собирается навестить дядю и Фрэнсиса. И намеренно не объяснила никому истинную цель путешествия. В ближайшей деревне села в почтовую карету и вечером уже была в Саутуорке, на постоялом дворе «Корона и якорь», не имея ни малейшего представления о том, что будет теперь делать. Прежде всего до наступления темноты нужно было найти ночлег. Наилучшим выходом казалась именно эта почтовая станция. Во внутреннем кармане платья было зашито немало денег. Более чем достаточно на отдельную спальню и сытный ужин.

Хозяин постоялого двора не выказал ни малейшего любопытства в отношении одинокой путешественницы. Просто показал ей уютную спальню и предложил принести ужин, если она не хочет сидеть внизу вместе с остальными посетителями. Утром он проводил Клариссу к парому, который должен был перевезти ее через реку в город.

Несколько раз она умудрилась заблудиться, и только помощь добросердечных прохожих помогла ей найти Ладгейт-Хилл. Дом дяди находился в тени собора Святого Павла, в маленькой улочке, неподалеку от Ладгейт-Хилл, и представлял собой узкое, высокое, не слишком впечатляющее здание. Кларисса невольно подумала, что дядя живет довольно скромно. Должно быть, он кое-что унаследовал от родителей. Но поскольку был вторым сыном, сумма вряд ли была значительной: львиная доля, согласно закону о наследовании, переходила к старшему сыну. Кларисса всегда считала, что отец был более чем щедр к брату, но теперь, когда его больше нет, Люк, видимо, испытывал постоянную нужду в деньгах. И к кому ему обратиться теперь? А может быть, теперь он и рассчитывал решить проблему раз и навсегда?

Она пряталась в тени, наблюдая за домом, пока не сообразила, что привлекает к себе внимание. Пара подозрительных типов следила за ней из дверного проема на другой стороне улицы, и девушка поняла, что может стать легкой добычей. Еще бы: молодая, хорошо одетая женщина одна на тихой улочке!

Кларисса повернулась и поскорее зашагала прочь, не замедляя шага и не оглядываясь, пока не добралась до главной улицы Ладгейт-Хилл. Незнание города и необходимость найти не слишком дорогое пристанище, где она не будет привлекать ничьего внимания, привели ее в Ковент-Гарден и в бордель на Кинг-стрит. А, следовательно, и к графу Блэкуотеру.

Кларисса, не находя себе места, вскочила и подошла к окну. Перед ее взором открылась ночная площадь, заполненная мужчинами и женщинами в яркой, многоцветной одежде. Девушка открыла окно и высунулась наружу. Повсюду слышались смех и музыка, в прохладном ночном воздухе разносились аппетитные запахи горячих пирогов, эля с пряностями и грога, перебивавшие вонь немытых тел, забитых отбросами сточных канав, разлагавшихся трупов кошек и собак.

Кларисса подумала, что все это очень похоже на карнавальное шествие. И снова ощутила чувственные вибрации. Прилив энергии. Ей хотелось стать частью этого веселья. После жизни в деревенской глуши, в деревенской скуке она была готова к более волнующим переменам.

Но ведь не поэтому она здесь! Необходимо найти Фрэнсиса.

Девушка закрыла окно и вернулась в комнату. Пока что в своих бесплодных поисках она усвоила одно: без помощи не обойтись. Каждое утро она приходила к дому Люка, но до сегодняшнего дня ничего не происходило. А вот сегодня дядя вышел из дому. Она последовала за ним, надеясь, что он приведет ее к Фрэнсису, но налетела на графа и упустила цель. Придется все начинать сначала.

Конечно, она могла бы колотить в дверь кулаками и требовать, чтобы ее провели к дяде, но воспрепятствовала мудрость... или трусость? Если он пытается разделаться с Фрэнсисом, то вряд ли приведет ее туда, где держат брата. И неизвестно, что он предпримет, если пронюхает о подозрениях Клариссы.

Нет, если предстоит схватиться с Люком, она нуждается в помощи и надежной защите. И Джаспер Сент-Джон Салливан может обеспечить ей и то и другое. Конечно, ему не обязательно знать, что Кларисса потребует услуги за услугу. Как только она вернет Фрэнсиса, им обоим придется скрываться, а где лучше всего скрываться, как не в Лондоне, под покровительством ничего не подозревающего графа Блэкуотера? Ведь граф обещал предоставить ей собственный дом, и там она сможет спокойно жить вместе с братом. Люк даже в самых безумных мечтах не сможет представить, что его племянница ведет жизнь содержанки графа. Даже узнав, что она больше не в Кенте, а Фрэнсис исчез, он никогда не найдет их.

Но вот в чем загвоздка: граф считает ее шлюхой, а значит, может потребовать от нее постельных услуг. Он сказал, что заплатит мистрис Гриффитс за контракт, дающий ему эксклюзивные права на Клариссу. И конечно, рассчитывает получить от этого контракта что-то и для себя. Да какой бы мужчина на его месте не рассчитывал?

Продолжая прихлебывать вино, Кларисса задумчиво смотрела в огонь. Как может она, зная все это, спокойно и решительно отказать ему в его притязаниях?

Она не могла сказать ему, что еще девственница и в таком случае вряд ли будет полезна для его целей. Ему требуется падшая женщина. А Кларисса Астли не из таких. О да, она обменялась парой поцелуев с сыновьями местных дворян, да и то под рождественской омелой. И было одно жаркое, душное лето, когда она вообразила себя по уши влюбленной в университетского друга сына соседского сквайра. Они оба наслаждались мгновениями, как тогда казалось, великой и тайной страсти. Но дело не пошло дальше неуклюжих ласк и неумелых поцелуев.