Захар (по дороге домой):
— Подумайте, Герасим, ну почему, к примеру, я… Как бы это сказать… Ну почему я вдруг займусь этим? У меня сейчас идет серия экспериментов, которые я считаю нужным поставить для темы, вы знаете ее, я занимаюсь этим давно… Это большая работа. С какой стати я должен ее откладывать?.. А, вам тоже нужны какие-то из этих экспериментов! Хорошо. Но прошу вас не торопить меня. Дождитесь моих результатов, так у нас принято… Когда я смогу сообщить их вам? Обычно мы докладываем на семинарах о своей работе за полгода… Прошу вас, Герасим, поймите меня правильно! Все это не от фанатичной уверенности, что один я на правильном пути. Поверьте, я испытываю чувство вины перед вами из-за этого разговора… Проще всего было бы уступить. Но вы представляете себе, какая поднимется буря? Вот возьмите Валеру. В последнее время он и без того нервничает. Перестал знакомить меня со своими результатами. И вообще требует, чтобы все отступились и предоставили экспериментальную часть только ему…
Назаров (выступление на совете):
— И еще, я считаю, мы должны в подготовке к симпозиуму учитывать не только традиционные направления, но и то новое, что возникает в последнее время. Вот к нам в отдел перешел Герасим. Это сложившийся ученый, и я не могу не радоваться прибавлению таких сил. Его приход, без сомнения, значительно укрепляет отдел. Меня очень обнадеживает, что это не носило характер механического перемещения, знаете, когда меняется что-то лишь на бумаге. Нет, Герасим занял активную позицию. Он выступал с крупными предложениями по тематике. Другое дело, конечно, — насколько серьезны его предложения? Это надо обсудить. Могут сказать: Назаров ревнует. Нет, это не так! Все могут сейчас констатировать, что я, напротив, предлагаю положительно решить вопрос о включении доклада Герасима в программу предстоящего симпозиума. Нужно только хорошенько рассмотреть его тему. Если я понял правильно, перевод Герасима был как-то связан с задачей концентрации сил. Отвечает ли позиция Герасима этому замыслу? Одним словом, хорошо бы, в порядке подготовки к симпозиуму, заслушать Герасима, пусть покажет, что делает, что уже сделал, и сформулировать соответствующее мнение…
Михалыч (за обедом в столовой):
— Отчего же не понять Валеру! Он человек преданный Элэл, а Вдовина он… сам знаешь… Разбродец у нас кое-какой еще есть, это от растерянности, что ли, но чем жестче давление — тем больше сплоченности, опять же сам знаешь… Да ты видел, что произошло! Молчал бы уж… Нам и без тебя ясно, что Валера со своими требованиями не помогает нашему делу. Ну и Захар бы не рассыпался, если б дал согласие на какие-то твои предложения. А Назаров… Мы это все понимаем. Но тебе давить на нас нельзя. Давить у Элэл вообще не принято. Ну, а тем более ты! Знаешь ведь, кто ты, с нашей точки зрения… Не твое дело! Даже заговаривать ни о чем таком тебе не следует… Да! Обозлились мы на Вдовина, а работает это против тебя… Конечно, если жаждешь скандала — валяй, еще услышишь…
Герасим принимал все это как непонимание, как несправедливость…
Ему отказывали в дружбе, в сотрудничестве, просто в человеческих отношениях!
Это едва не начинало уже менять его представление о самом себе…
Но у него были чистые намерения, и он говорил о них искренне!
Обиженный, уходил в старый свой отдел.
Саня:
— Сочувствую! И готов помочь. Только скажи чем. Совет, содействие — что хочешь. Расчеты, о которых ты просил, закончу к понедельнику, сразу тебе отдам. Располагай мной…
Вдовин:
— Ничего, ничего, держись! Это только на первых порах так. Все переменится. Почему? Да просто потому, что вечно так продолжаться не может! Поддерживай со мной постоянный контакт. В любом конфликте я выступлю на твоей стороне, в этом ты можешь быть уверен! Все будет решаться в твою пользу, Герасим. Я тебе палочка-выручалочка… А с ребятами ты там почетче, не мямли. И не жди, что они станут тебя на руках носить. Ты пошел гуда дело делать или в поисках бескорыстной любви? Расстраиваешься из-за каких-то сантиментов! Да они не понимают собственных интересов. Не созрели… Ты меня и тогда удивил, помнишь, прибежал чуть не ночью, отказываться из-за Якова Фомича… Не забывай, мы — нужные люди. Важно, что мы время от времени выдаем на-гора нечто существенное. Этим все оправдано. А какие у тебя случались сложные ситуации, пока ты добывал результат, — никого не интересует. Никому в голову не придет спрашивать: «А не обиделся ли кто-нибудь, когда вы получили это?» Тут такие цели, что побочных вопросов не возникает… А критика просто невозможна, Запомни это, запомни!..
Герасим решил: его аргументами должны быть конкретные дела.
Начал с кобальтовой установки. Она была нужна всем. Валере, Захару, Михалычу, Назарову; Герасиму тоже. Сооружение ее затянулось, а в последние месяцы Вдовин явно затормозил там работы.
Удалось!
Решило, правда, то, что установка требовалась для Герасима. Но это были детали. Главное — Вдовин обещал; в экспериментальном блоке началось оживление: опять появились монтажники со всем своим хозяйством.
Дальше у Герасима было намечено — добиться денег для работы на реакторе, в этом Вдовин отказывал Захару; протолкнуть в печать статью Михалыча, Вдовин задержал ее у себя; раздобыть лаборантские ставки для Валериной темы…
И тут — все замерзло.
Ничего у него не получалось!
Вдовин добродушно смеялся, хлопал его по плечу, подмигивал:
— Да, да, я понимаю!
Герасим приходил еще раз, еще…
— Да, да, авторитет надо зарабатывать, конечно, я понимаю!
Когда Вдовин уехал в командировку к Свирскому, Герасим договорился с главным бухгалтером о деньгах, отправил в журнал другие экземпляры статьи Михалыча со своим отзывом и занял у Сани лаборантов до конца квартала.
Он не брал на себя роль лидера!
Но хотел доказать свое.
Вернулся Вдовин. Вскоре Герасим узнал, что фонды оказались срочно нужны для чего-то другого, статью возвратили со многими замечаниями анонимного рецензента, лаборантов послали на сельскохозяйственные работы.
Все произошло как-то само собой, для всего были объективные причины, Герасим не был никоим образом затронут, Вдовин не сказал ему ни слова.
Герасим сам отправился к Вдовину.
— Да ты что? — сказал ему Вдовин. — Я тебя для этого туда посадил?..
* * *
Столбов перебросил тумблер.
Что безотказно, так это связь, будто самое важное в производстве — чтобы он получал плохие известия без задержки!
— Ты в курсе?
— Главный, мне вчера…
— Я не о вчерашнем. Я о сегодняшнем. Давай сюда немедленно, слышишь?
Вчера…
Сегодня…
Вчера, получив телеграмму, — из санатория в аэропорт, к утру долетел, за полчаса до смены был в диспетчерской и тут узнал о второй аварии, ночной!
В динамике щелкнуло.
— Главный, у меня…
— Знаю. Сделал? Лично проверь.
— Только вот еще с тем…
— Сделай, как я тебе сказал. И будь готов.
— А когда…
— Можешь никому не докладывать, но сделай обязательно.
— Мне бы…
— Знаю. Делай.
Он был инженером, он принадлежал своей отрасли, он был главным инженером, и все, что происходило на комбинате, касалось его лично. Он платил каждый день, такова была его работа; платил за ошибки главка, директора, проектировщиков, своих замов, рядовых инженеров, своих рабочих, за свои собственные ошибки, платил не глядя, не считая, привык к этому и готов был платить и дальше.
Динамик:
— Главный…
— Ну?
— В гармошку смяло…
— Замени и снова.
— А куда…
— Сбросишь.
— Без очистки? А савчуковские?..
— Я сказал — сбросишь!
Этот сосед по столу, который вызвался поймать такси, его любезность, его помощь, ничего не скажешь, такая нужная; а потом его вопрос, на прощанье, — отчего предприятия размещаются там, где они производительнее, а не там, где они не вредили бы природе! И его приятель, который помог поставить чемодан в багажник, а затем спросил, уже протягивая Столбову руку, почему люди едут в отпуск в Крым, в Кижи, в Бухару и не спешат осматривать химические комбинаты!.. Вот и там настигла его эта орава, суетящаяся вокруг комбината… научники, — кормятся за его счет, а пользы ни хрена… контролеры разные, мешающие работать… да все кому не лень. Для них он был монстром, нечистью, нахалом, выскочкой, врагом природы и человечества, неучем, технократом, исчадием ада… А кушать, граждане, вы иногда хотите? А голыми бегать не желаете? А кто все это будет вам делать и где?.. Он помчался на комбинат, а они остались в Ялте; надели красивые рубашки, не без его волокна, и отправились любоваться закатом!..
