Итак, фактическая точность — это то первое, к чему мы должны приучиться, но говорить правду — значит много больше простой фактической точности. Нам следует говорить правду не только фактически, но также и с психологической и духовной точностью. А для того, чтобы уметь так говорить, мы в своих речах должны быть честны и искренни. Мы должны говорить то, что действительно думаем и действительно знаем. Здесь в пору задать вопрос: а знаем ли мы, что мы думаем? Никто не сможет говорить правды, если не знает, что же он думает и что хочет выразить. Но следует признать, что большинство людей живут в состоянии, которое можно охарактеризовать как хроническую спутанность психики. Они не способны говорить правду, потому что сами не знают, что они думают. Им, возможно, думается, что они думают так-то, но ведь они не знают, что думают. По большей части, если мы говорим правду (или хотя бы считаем так), мы просто повторяем нечто услышанное или прочитанное, но чего на самом деле не поняли. Мы не смогли этого по-настоящему усвоить: попросту передаем полученное из рук в руки. И разве можно в подобной ситуации сказать правду? Нет, конечно. Если же мы хотим говорить правду в полном смысле слова, то есть с психологической и духовной точностью, мы обязаны знать, что мы думаем и почему. Мы также обязаны отдавать себе отчет в том, чего мы не знаем. Это означает, что нам необходимо прояснять свои мысли. Мы должны глубже осознавать себя, — что мы знаем, чего не знаем и так далее. Нам следует быть честнее с самими собой. Иными словами, мы должны узнать себя. И мы не сможем говорить правду в полном смысле, пока не сделаем этого.
Теперь, должно быть, ясно, как непросто говорить правду. Это воистину очень трудно. Большую часть времени мы бываем достаточно далеки от настоящей правды. Мы, может быть, и не говорим бесспорной лжи, но это, конечно, и не чистая, белая, правда — здесь все оттенки серого, временами переходящие в черный цвет. Больше того, смею утверждать, что некоторые, к своему несчастью, проживают жизнь, так и не сделавшись способными хоть раз сказать правду. Если вы хотя бы окинете умственным взором свои отношения с другими, то осознаете, что говорить правду в полном смысле вы можете совсем немногим, мало кому можно открыть то, что действительно думаешь. Часто бывает так, что даже тем, кого считаешь самыми близкими и дорогими себе людьми, не можешь сказать, что на самом деле думаешь. Часто невозможно сказать правду собственной матери или отцу, сыну или дочери, мужу или жене, другу, начальнику или подчиненному. Что-то удерживает от этого. А что — и не объяснишь. Может быть, это кажется неподобающим, или духу не хватает, или кажется, что лучше этого не говорить, потому что это может задеть другого человека. Так или иначе, а правда зажимается. Мы не в состоянии говорить правду до тех пор, пока мы ее не узнаем, но даже и потом, зная, мы часто умалчиваем ее или, по крайней мере, отчасти. Если вы выступаете в суде свидетелем, потребуется встать на свидетельское место и присягнуть (если вы буддист, то просто подтвердите, но не станете клясться на Библии) говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Мало кто может так говорить — и мало кому.
Если все же это происходит в каких-то жизненных взаимоотношениях, и мы, наконец-то, говорим полную правду, иными словами то, что на самом деле думаем, то тогда наступает великое облегчение. Бывает, что мы о чем-то тревожимся — о своем ли здоровье, или о материальных затруднениях, или о близком человеке, беспокоящем нас. И вот мы думаем свою нелегкую думу и не можем ни с кем о ней поговорить. Тогда тревожившее нас гнетет все более тяжким бременем, и если потом у нас получается поговорить о том, что мы так долго держали в себе, — просто поделиться, быть может, с другом, врачом или, естественно, психоаналитиком, тогда мы чувствуем, что как будто тяжелое бремя спало с плеч, мы освободились от него.
Можно утверждать и большее: только тогда, когда мы говорим правду в полном смысле, мы воистину и на деле бываем самими собой. Иными словами, тогда мы выражаем то, что мы есть, наше знание того, что мы таковы, но не то, чем мы кажемся или какими хотим казаться. Вот что означает говорить правду, которая составляет первый «уровень» общения, который, однако, уже достаточно трудно достижим.
Правду, далее, никогда не говорят в пустое пространство. Быть может, вы хотите сказать правду, — вы же не пойдете в сад возвещать ее цветам и деревьям, что явно невозможно психологически. Правду всегда говорят кому-то. Это отсылает ко второму уровню «правильной речи». Правильная речь добросердечна и исполнена любви. Это не подразумевает сентиментальных излияний в обычном смысле. Если кто-то называет вас «дорогой» или «милая моя», — здесь не обязательно есть добросердечие. Определений любви множество, но, думается, в этом контексте можно сказать, что любовь означает осознавание существа другого человека. Когда мы говорим, что «правильная речь», правда должны быть исполнены добросердечия и любви, мы подразумеваем, что истина должна высказываться с полным пониманием человека, которому вы ее говорите.
Но многие ли умеют это? Часто ли люди говорят правду и вообще говорят, полностью осознавая, к какому человеку они обращаются? Стоит призадуматься и постараться припомнить, — глядишь, и ужаснешься, — мы ведь обычно и не смотрим на человека, с которым разговариваем. Мы смотрим то ли себе под ноги, то ли по сторонам, то ли поверх головы собеседника. Не смотрим мы на того, с кем разговариваем! А раз так, мы уже поэтому не способны осознавать собеседника.
А если мы осознаем других, отдаем себе в них отчет, хотя бы отчасти, мы все же склонны видеть их в свете лично своей эмоциональной реакции на них. Это как с погодой. «Какой прекрасный день!» — скажем мы, когда сверкает солнце и нам нужно куда-то идти, а крестьянин, когда ему нужна вода для огорода, скажет те же слова, если пойдет сильный дождь: «Какой прекрасный день!» Оба суждения субъективны. Точно так же и с людьми, — мы видим их в свете своих эмоциональных реакций: если они говорят или поступают так, как нам нравится, у нас хорошие, добрые, замечательные и т. д. отношения. Обычно мы не постигаем сути другого человека, ибо никогда не стараемся осознать и понять его и никогда не видим его таким, каков он есть. Общаемся же мы лишь со своей проекцией другого человека. Вот почему между людьми так много непонимания. Вот почему мы так часто разочаровываемся в людях, с которыми встречаемся, даже в тех, кого давно знаем. На самом же деле мы и не общались с ними, а только взаимодействовали со своими собственными умственными и эмоциональными проекциями.
Если же мы действительно отдаем себе отчет в том, что за человек перед нами, то мы знаем о его потребностях. Это отсылает нас к третьему уровню «правильных речей»: мы должны говорить полезное. В данном контексте «полезное» означает то, что способствует росту, особенно духовному, того, с кем мы разговариваем. Это позволяет собеседнику, выражаясь языком Дхаммапады, «сделаться спокойным»{147}. Полезная беседа вовсе не сводится к специальным духовным наставлениям, она не означает, что мы должны толковать о нирване, о правильных средствах к существованию, или еще о чем-нибудь подобного рода. Избранной темой вашей беседы может быть все, что угодно, не в этом суть, но, понимая, что за человек перед вами, вы сможете говорить с ним так, что с уважением отнесетесь к его потребностям, а беседа будет способствовать его духовному росту. Говорить «полезное» означает вести беседу так, чтобы уровень сознания и развития собеседника благодаря этому повышался.
Мы, может быть, и не в состоянии подвигнуть людей на духовные деяния, но, по крайней мере, мы можем быть по отношению к ним доброжелательны, а не негативно-критичны. Некоторые люди, с которыми вы встречаетесь, оказывают на вас весьма угнетающее воздействие; чего бы вам ни захотелось сделать, у них всегда найдутся возражения против этого, они гасят ваш энтузиазм. Нам необходимо следить за собой в этом отношении и стремиться быть настроенными доброжелательно, уважительно и конструктивно. Недавно я беседовал с одним человеком о ламе Говинде{148} и подумал, что на моей памяти (а я знаком с ним более двадцати лет) не было ни одного случая, чтобы лама Говинда высказывался о чем-либо негативно или неодобрительно или хотя бы что-нибудь критиковал. Если он о чем-то высказывался, он всегда делал это очень позитивным, конструктивным и уважительным образом. Даже сталкиваясь с не слишком вдохновляющей ситуацией, он все же находил возможность реагировать на нее позитивно. Это, право, редкое качество, и нам следует прилагать все усилия для его взращивания, даже если мы не в состоянии своим разговором оказать человеку пользу, поощряя его и способствуя его духовному росту, по крайней мере, мы должны быть настроены конструктивно, уважительно, да и созидательно. Если же, вдобавок, мы сможем его как-то духовно направить (в буддизме это называется «преподнесение дара Дхармы»), то тем лучше. Но даже и в этом случае не должно возникать намерения: преподать нечто абстрактно, в форме холодных слов. Ведь всякое руководство действенно, только если исполнено правды и любви, о которых мы только что сказали.
