– Брось! Мне было всего пять лет.

– Так часто бывает, ты же сам знаешь, Джон. «Магическое мышление» – классический случай. «Если я буду хорошим, то никогда больше не испытаю такого, и меня будут любить». Сделка в своем роде.

Ничего подобного я не помнил, но чувствовал, что он прав.

– Наверное, тогда и началось мое обращение к церкви… Он печально кивнул.

– Ты поставил себя в очень жесткие рамки и нашел, на ком это выместить.

– На Хогане…

– Правильно. На ком же еще? Он не мог дать сдачи. Для всех ты был чуть ли не святым, а к нему поворачивался обратной стороной.

– Паршиво.

– Ага. Но для всех остальных ты старался выглядеть почти совершенством – единственный способ оправдать свою жизнь для человека, убежденного в собственной никчемности. Потом, уже перестав быть идеальным сыном и идеальным семинаристом, ты натянул на себя маску идеального доктора. Человека, помогающего другим. Потому что себя самого всегда считал неудачником. – Двойник улыбнулся. – Ты и есть неудачник – как и всякий перфекционист.

– Э-э, нет! Прежде чем так меня называть, вспомни мой кабинет!

– Подсознательный протест, не более того, – пожал он плечами. – И опаздываешь ты постоянно тоже поэтому. – Я смутился, потому что как раз собирался сказать про опоздания. – Помнишь, как тебя раздражало самодовольство Стюарта?

– Да.

– Психологическая проекция. То, что ты не хочешь признать в себе, ты осуждаешь и других. И по той же самой причине ты так стараешься убедить клиентов, что они могут быть любимы. Это и есть твой дар. Потому что ты сам слишком хорошо знаешь, что значит быть нелюбимым и пытаться сделать невозможное, чтобы заслужить любовь. В глубине души ты надеешься, что, помогая другим, ты излечишь самого себя. Но так не бывает, ты сам знаешь. Ты должен слезть с крючка, Джон. Надо простить себя. И полюбить.

Сеанс психотерапии во сне – это что-то новое. Интересно, сколько он берет за сеанс, этот доктор из будущего? Сколько лет нас разделяет? Учитывая темпы инфляции, должна получиться просто невероятная сумма. Наверное… – Эй!

– Ладно, ладно, – вздохнул я. – Ну, допустим, ты прав, ну и что? При чем здесь Лора, Сол, холоки? Мой ребенок?

Мой собеседник радостно зааплодировал.

– Ну вот, теперь ты и в самом деле меня слушаешь! Объясню через минуту. Но сначала предупрежу Хогана, спасу тебя от федералов и позвоню Свену в Аризону. – Он улыбнулся. – Впрочем, не обязательно в этом порядке.

Хлоп! Он исчез.

Я сидел в прозрачном зеленом пузыре, похожем на детскую палатку, и размышлял. О спорах с Нэнси, о пациентах, о Лоре. Проекции, проекции… Выходит, я и в самом деле перфекционист? Почему же это не пришло мне в голову раньше?

Хлоп! Я вздрогнул. Мой двойник снова был со мной.

– Ну вот и все! – весело сказал он, потирая руки.

– Так быстро? – удивился я.

– Ты так и не понял, что такое время, Джон?

Я улыбнулся про себя. Сам-то он понял? Он сел на пол в старой позе и продолжал:

– Ты знаешь, мне пришлось убить Аймиша.

– Что?!

– Извини, но выбора не было. Еще несколько минут, и холоки нашли бы вас. Сообщили бы полиции, и… Жалко, конечно, я понимаю, мне тоже будет его не хватать. Не говори Солу, ладно? Это разобьет его сердце.

– Он тебя не видел?

– Пошел в туалет.

В детстве у меня никогда не было животных. Мать говорила, что они пачкают. Никогда не думал, что к ним можно так сильно привязаться. Я вспомнил, как Аймиш цеплялся за мои волосы, как кружил по комнате, словно маленький вертолет… Ему нравилось, когда я почесывал его под подбородком. Хотя у птиц вроде нет подбородка…

– Джон! Ты опять?

– Извини. Просто Аймиш был особенный…

– Будет, – поправил он.

– Как?

– Ну да, ты же не знаешь. Аймиш из будущего.

– ?…

– Генная инженерия. Его сознание искусственно модифицировано. Сол спас его во время одного из своих скачков.

– Спас?

– Таких птиц использовали в качестве детекторов лжи во время шинского кризиса 2330 года.

– ?…

– Там были проблемы с пришельцами, которые умели телепатически лгать, – объяснил мой двойник. – Не волнуйся, все обошлось.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы подобрать хотя бы несколько осмысленных слов.

– От чего Сол спас его?

– От других птиц. Побочный эффект вмешательства в природу. Птицы убивают своих собратьев, если те чем-нибудь отличаются. Считают их своего рода предателями. Аймиша случайно выпустили на улицу, па него налетела стая, и Солу пришлось вмешаться.

– Аймиш был чем-то похож на самого Сола, – сказал я. – Нервный. С характером птичка.

Двойник странно взглянул на меня.

– Да, пожалуй.

– Меня всегда удивляло, как он умел передавать настроение без всяких слов.

– Ну, во-первых, с помощью запахов. Л потом, эти птицы и думают по-другому… – Он печально вздохнул. – Ладно, не будем больше о нем. Тебе ведь тоже придется кое-кого убить. Прямо сейчас.

Я не сразу осознал смысл его слов.

– Ты хочешь, чтобы я убил Лору? А как же… Ты же любишь ее!

– Нет, не Лору. Это трудно объяснить, Джон. – Он накрутил на палец прядь волос. – Тебе недостаточно будет простить себя. Речь идет не об абстрактных проблемах психиатрии. Ты должен убить самого перфекциониста.

– Самого себя?

– Нет. – Мой двойник скрестил руки на груди и посмотрел мне в глаза. – Ведь это не ты, а я оказался настолько самоуверенным, что согласился спать с пациенткой.

– Погоди! Я тоже спал с ней! – Нет.

– Спал!

Он покачал головой.

– Поверь мне, Джон. Именно я в тот вечер лег с Лорой в постель в доме священника. Ты остался в гостиной и уснул в кресле.

– Не помню такого!

– Ну конечно, не помнишь, ты же спал.

– Но мы с ней провели целый месяц вместе!

– Правда? – улыбнулся он. – И что же вы делали?

– Ну… мы… э-э… – Воспоминания были какими-то смутными. Мы ходили по магазинам, гуляли, разговаривали… А любовь? Как я ни силился, ничего такого вспомнить не мог. Смог лишь много позже, но это были уже его воспоминания, а не мои. – Не могу точно сказать, – признался я.

– Не можешь, потому что ничего и не было, – усмехнулся он. – Я спал с Лорой в твоем возможном прошлом. И я же оказался настолько глуп, чтобы последовать за ней в тот вечер у мыса Пили, хотя даже не умел плавать. А ты не пошел, так ведь?