– Вашу память они тоже могут видеть – это как бы другой канал на той же самой частоте. Подключаются, когда вы спите, и просматривают.

– Тоже в комнате снов? – понимающе кивнул я.

– Нет. Ленты памяти – они больше для развлечения вроде телевизора. В каждом жилище есть экран на стене, который управляется голосом. Выбираешь дату, страну, пол, человека и смотришь. Обычно их прокручивают на большой скорости, потому что в воспоминаниях очень много скучного, тривиального, например, прием нищи. Если такие вещи пропускать, можно уместить всю жизнь человек; в один день. Все их знания о вашем мире были взяты из памяти. Поэтому многое оказалось искажено. Считалось, на пример, что у вас все женщины упитанные и полногрудые п они очень удивились, когда поняли, что мужчины склонны кое-что преувеличивать.

Я невольно улыбнулся. Лора продолжала:

– Их мир очень однообразен, он похож на один бесконечный сон, окрашенный в зеленый цвет. Везде, куда ни взглянешь, купола, прозрачные стены – как ваше стекло или пластик, – на километры вокруг все одно и то же, все прозрачное, можно видеть сквозь каждую стену. Представь, что ты плывешь под водой с аквалангом…

– Я не умею плавать, – прервал я.

– Правда? – изумилась она.

– Ага. Говорят, я лет в пять свалился в какой-то пруд, мать вытащила меня оттуда за волосы. Сам-то я ничего такого не помню, но воды с тех пор всегда боялся.

– Давай я тебя научу! – воскликнула она. – Мы пойдем в бассейн, и…

– Нет, спасибо, – решительно покачал я головой. Лор явно приуныла. Очевидно, у нее возникла блестящая идея показаться мне в купальном костюме. – А зачем все прозрачное? – спросил я.

– Они ничего не скрывают друг от друга. В их словаре нет даже слова для понятия «интимность». Каждый полностью открыт. Считается, что если нет секретов, то нет и конфликтов. У них какая-то странная паранойя. Хищников никаких там нет, вся жизнь регулируется до последней мелочи, безопасность абсолютная, и все-таки они боятся. Ваш мир их очень удивляет – то, как вы все время стараетесь обособиться…

– Даже бегаем по утрам в наушниках, – кивнул я. – Каждый в своем отдельном мире.

Лора задумалась, что-то вспоминая.

– Еще они не понимают вашей музыки. Воспроизвести ее они не могут, как не могут петь и танцевать, но очень ею интересуются. Изучают композицию, динамику… Особенно их увлекает рок-н-ролл: Элвис, Чак Берри, Джерри Ли Льюис, Бадди Холли. Они были страшно удивлены, когда узнали, что тексты песен рифмуются, для них это совершенно недоступно. В лучшем случае они понимают примитивный ритм, регулярность, интервалы, как в работе часового механизма.

– А диско им нравится?

– Диско? А что это такое?

– Ну как же… Обтягивающие брюки, высокие каблуки… «Вилидж пипл» – слышала?

– Кто это?

– Они тогда гремели.

– Так же, как Элвис?

– Ну… – Меня вдруг посетила странная мысль. – А Кросби, Стиллс, Нэш и Янг?

– Это что, адвокатская контора?

– Джон, Пол, Джордж, Ринго? – Она молча смотрела на меня. – Ну же… «Битлз», ливерпульская четверка!

– Наверное, я их пропустила, – пожала она плечами. У меня голова шла кругом. Она не слышала «Битлз»!

– А Джон Кеннеди?

– Он тоже музыкант?

– Вьетнам. Даллас. Джеки. Освальд. Руби… Боже мой, неужели ты думаешь, что я в это поверю?

– Во что поверишь? Я тебя не понимаю.

– Кто сейчас президент?

– Какой страны? Ну ладно, ладно, шучу. Джордж Буш, правильно?

– Так, это уже кое-что. – Я начал немного успокаиваться. – А до него?

– Актер какой-то. И Нэнси.

– А еще раньше? Лора покачала головой.

– Я мало смотрю новости.

– А Гитлер? – прищурился я.

– Его я знаю.

– Хиросима?

– Ну конечно.

– Уф-ф… Трумэн? Эйзенхауэр?

– Да.

– А потом?

– Что потом?

Я перевел дух. Если это игра, я ее поймаю. Кто там у нас еще в 50-х…

– Дэйви Крокетт?

– В три года убил медведя. Ты что, не был в Диснейленде?

– Так, ладно… Джон Уэйн?

– Видела.

– Нэнси Синатра?

– Это жена Фрэнка?

– М-м… Вудсток?

– Погоди. Это такая желтая птичка из комиксов, правильно?

Итак, моя инопланетянка умудрилась как-то пропустить все 60-е. И 70-е тоже. Провал в памяти? Искусственная амнезия? Я закрыл лицо руками.

Лора сочувственно вздохнула.

– Послушай, я, кажется, поняла, что ты хочешь узнать. Не мучайся. Я не знаю ничего, что было после 1959-го или около того.

– Почему?

– Как раз тогда они отправили меня назад. Перелет продолжался примерно тридцать ваших лет.

– Стоп! – сказал я, закуривая очередную сигарету. Теперь не уйдешь, голубушка. Это уже физика. – Тридцать лет, говоришь?

– Да.

– А весь полет туда провела в утробе?

– Правильно.

– Значит, туда девять месяцев, а обратно тридцать лет?! Я не сводил глаз с ее лица, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Наконец-то мне удалось найти брешь. Пускай теперь попробует вывернуться!

– Я не могу объяснить, – потупилась она.

– Не можешь, – довольно кивнул я.

– Я же тебе говорила… Сама не понимаю, могу только догадываться. Наверное, полет туда проходит быстрее, чем обратно. Ну… как, например, в гору и с горы. Или же они стареют иначе, чем я. Так или иначе, какая разница! Это всего лишь время.

Она сказала это так, словно извинялась, что не заметила дорожный знак. Думаю, тогда я и начал выходить из себя. Такой отличный выстрел, и опять в «молоко».

– Так сколько же все-таки тебе лет?

– Сорок два, если по-вашему.

– Ерунда! Тебе никак не больше тридцати.

– Будем считать это комплиментом, учитывая, как вы все помешаны на возрасте. Мне сорок два.

– Неплохо сохранилась.

– Спасибо. Очевидно, полет благотворно на меня noдействовал…

– У тебя есть дети? – быстро спросил я.

Лора пристально взглянула на меня.

– Нет.

– Ты хочешь их иметь?

– Очень! – серьезно ответила она.

– Тогда поторопись. – Мне почему-то вспомнился мальчик в красном свитере. Лора молчала. – Время работает против тебя. – Я машинально взглянул на часы и улыбнулся. – А наше сегодняшнее уже закончилось. – Она молча смотрела на меня, в глазах появился страх, но я уже не мог остановиться. – Сердишься? Ах да, я и забыл: вы слишком развиты, чтобы поддаваться эмоциям. Ну и, конечно, если вовремя принимать таблетки… – И зачем только я все это говорю?