Театр сатиры, входивший в объединение «Свободный театр», уже дышал на ладан. Это был один из последних театров Ленинграда, принадлежащих частной антрепризе. Нужен был только повод, чтобы государство его «приватизировало» (или — национализировало). В конце 1928 года критик М. Янковский писал: «Предшествующие постановки доказали, что театр «Сатиры» ориентируется не на сатиру на мещанина и обывателя, а на сатиру для мещанина и обывателя». А уже в феврале следующего года, когда Шварц дорабатывал «Три с полтиной», было объявлено, что «театр перешел из частной антрепризы в ведение Центропосредрабиса». Был снят художественный руководитель театра Давид Гутман, который, скорее всего, и заказывал Зильберу оперетту, и назначен новый директор. Но комедия не пошла бы и в другом театре, т. к. 23 февраля она была послана в Облит, а 3 марта на её обложке появилась резолюция — «Неприемлема» с неразборчивой подписью.

Но обещание не работать ни с кем в соавторстве Шварц не сдержал. С Николаем Олейниковым они написали сценарии «Разбудите Леночку» (1932), «Леночка и виноград» (1933), «На отдыхе» (1935) и сценарий для мультфильма «Красная Шапочка» (1934). Но, вероятно, тогда они с Олениковым были ещё «одной породы». Но в 1952 году Аркадий Райкин уговорит Шварца переписать обозрение К. Гузынина «Под крышами Парижа», а ещё через пару лет Павел Кадочников и Сергей Тимошенко попросят его, как гексмена, дописать диалоги к сценарию «Запасной игрок». И хотя последние две работы доставили ему мало радости, он их выполнил.

Несмотря на различные препоны, на очередном заседании Художественно-Педагогического совета 7 сентября в репертуар ТЮЗа сезона 1928/29 г. были включены «разрешенные Облреперткомом» новые пьесы, в том числе и «Ундервуд». Но, кажется, театру опять не удалось преодолеть какую-то враждебную силу. Сужу об этом потому, что на Совете 3 мая 1929 года Борис Зон снова предлагает включить в репертуар пьесу Шварца, «которая в свое время вызвала возражения со стороны отдельных членов Совета».

Опять прочитывается «Ундервуд». На этот раз сдался даже А. Дальский — «зам. зав. ТЮЗа»: «В свое время я высказывался против этой пьесы по соображениям её идеологической малоценности. И другие товарищи в Совете её трактовали как мастерски сделанный анекдот. В настоящее время опыт нам показал, что пьесы с серьезной идеологически-ценной проблематикой темы превышают уровень понимания наших младших зрителей. По-видимому, вопрос о репертуаре следует разрешать в зависимости от конкретной обстановки. «Ундервуд» — единственная пьеса, которая при незначительных литературных изменениях может отвечать уровню понимания малышей. Из неё можно сделать занимательный спектакль. Если рассматривать «Ундервуд» как советскую сказку, то, при условии выправления некоторых идеологических нечёткостей, её можно поставить для младшего возраста. Необходимо дать автору конкретные задания для переработки. Сомнительные моменты могут быть выправлены и в режиссерской работе».

Постановили: «Принципиально считать пьесу «Ундервуд» намеченной к постановке».

«Я буквально вцепился в пьесу, — вспоминал Б. Зон. — Шутка ли — первая советская сказка, как окрестили её актеры… Пьеса проходила все репертуарные и прочие инстанции со скрипом. Очень сбивали с толку кажущиеся жанровые противоречия пьесы. Судите сами: удивительно все похоже на сказку, и вместе с тем это наша жизнь и наши дни. Понятное дело, получив в руки такой увлекательный материал, театр постарался до конца раскрыть сказочные намеки автора…».

Борис Вульфович вел дневник репетиций. Первая состоялась 9 мая. «Репетирую «Ундервуд», — записал он на следующий день. — Ставим «наперекор стихиям». Режиссируем вместе с Брянцевым. Вчера была читка и первая репетиция. Сегодня вторая. Работаю с удовольствием». Режиссерские функции распределились следующим образом: Брянцев работал с художником, а Зон — с артистами.

«14, 15, 16 мая. 4, 5, 6 репетиции. Третьего дня плохо, вчера хорошо, сегодня кое-что хорошо, а кое-что плохо. Плохо отсутствие точной планировки, а надежда на скорую и, главное, на хорошую монтировку крайне слаба. Сначала у нас с А. А. был план свести художника к минимуму, сейчас же Бейер уже стряпает проекты, первый из которых сегодня нами зарезан. Стрельников принес эскизы музыки к 1-му акту».

«31 мая. 16-я репетиция. Работали 2-й акт. Весело. Первый далеко ещё не готов, но налажен полностью».

«5 июня. Вчера вечером 20-я репетиция. Женские сцены. Идет у Охитиной, у Уваровой. Неясно с Пугачевой, не могу добиться мягкости и легкости. Слабо пока у Черкасова. Утром сегодня 21-я репетиция. Шварц дает новые стихи Маршака. Волнует радио. Автомобиля не будет в этот раз. Я придумал кое-что другое, но не знаю ещё, хорошо ли это. Возможно, пьесу придется отложить до будущего сезона. Брянцев же вообще утешил, что спектакль ещё могут зарезать на просмотре. А я очень верю в этот спектакль».

«13 июня. 28 репетиция. Прогнал всё. Не играли лишь последнюю картину, остальное пытаемся играть. Выходит ещё немногое. Вечером первый раз на станках, а затем останутся две репетиции. В них надо доделать последнюю картину и что можно в ролях».

«14 июня. 29 репетиция. Работали с 7 до 12. Неожиданно вялым показался первый акт, за исключением конца, который здорово сыграл Полицеймако. Крайне смело, «работая на трубе». Появились живые нотки у Черкасова. Танцы, песенка и фокусы идут у него великолепно. «Цитаты» много хуже. Но вообще второй акт вчера оказался гораздо занимательнее первого. Уварова очень хороша. Хорош будет и 3-й акт, конец (милиционеры на крыше) и радио. Самый финал ещё не разрешен. Декорации в полном смысле «нейтральные», художник (к счастью) «отсутствует»».

К концу репетиций стал появляться Шварц. «18 июня. 33-я репетиция. Накануне автор принес частушки (очень милые) и конферанс к фокусам (легкий и довольно остроумный). Частушки поют Маркелова и Берта Волохонская — хорошо, особенно последняя. Ей же поручил чтение «Оркестра» перед 3 актом.

Сегодня прогнали 1-й и 3-й акты. Присутствие Шварца и Гаккеля очень сковывало актеров. Они жали и были явно смущены. И тем не менее, действие идет. Полезно даже иногда ставить такие мешающие рогатки».

«23 июня. Вчера открытая генеральная репетиция прошла с большим успехом и совершенно без накладок. В заседании Худсовета после просмотра развернулся весьма оживленный диспут. Одни (Дрейден, Мазинг, Подминский) признают спектакль и со стороны формальной и со стороны идеологической. Они указывают ряд маленьких недочетов, но в целом говорят об «Ундервуде», как о блестящем, интересном спектакле. Другие (Ромм, Канатчикова), признавая формальные достоинства вещи, настаивают на прежних своих сомнениях: мистика, жуть, мачеха и проч. Отдельно глупости говорит Дальский… А в общем, прием положительный, а принимая во внимание зрительный зал, отличный.

Главное — собственное мнение. Я доволен большею частью спектакля. При выпуске премьеры осенью надо остановиться главным образом на 1-й картине 3-го акта. Здесь нужны сокращения и доработка роли Любашевского. Необходимо доделать роли Черкасова в словесной её части.

Успокоить Пугачеву.

Уточнить Уварову и Полицеймако.

Развить Чиркова.

М. б. чуть облегчить девочек.

Добиться полного совпадения реплик текстовых и музыкальных со светом. Добавить и увеличить количественно сцены драк и погонь обязательно».

А спектакль, даже на этой незавершенной стадии, удостоился печатного отклика. «Увлекательный «детский детектив», построенный Е. Шварцем на обычной сказочной конструкции, был встречен на общественном просмотре спектакля общим одобрением, — сообщал читателям Владимир Гранат. — «Ундервуд» открывает новый период в работе театра — период современной детской сказки, совсем не похожей на наше традиционное представление о сказочном жанре».