— Ну, начинается заваруха, — сказал он, присаживаясь возле меня.

Через полчаса с «Сапфира» доложили, что показались наши торпедные катера и истребители.

— Сейчас попрут фрицев, — сказал, недобро улыбаясь, Иван. Он сидел у коммутатора и был в курсе всех событий, происходящих на море. С постов ежеминутно шли доклады. — Собирайся на вахту, Нина, похоже, что сегодня наши раньше придут.

Мы с Толиком пошли на причал. К нему уже несли со стороны госпиталя раненых. Три санитарочки ходили по причалу, поили лежащих там людей. Раненые волновались.

— Что там? — спрашивали они каждого, проходящего мимо.

— Отгоняют фрицев, — успокоил их Толя. — Скоро баркасы придут.

Они пришли, едва успело зайти солнце. Спешно выгружали продовольствие и боезапасы,

— Что-то для вас опять ничего нет, — сказал командир комендантского взвода.

Я и сама видела, что паши не пришли.

— Что они там с ума посходили, что ли, — рассердился Толя, узнав, что нам ничего нет.

— Ничего, займем у Сагидуллина, — успокоила я его. — Капитан уже знает, он сейчас придет сюда.

Лапшанский задержался на берегу, пропуская носилки с ранеными; поднявшись на причал, осторожно прошел по палубе, на которой рядами лежали люди.

B море, все отдаляясь, гремел бой.

— Успеете погрузить? — спросил капитан.

— А чего не успеть-то, только бы бомбить не начали. Кажется, самолеты идут.

Действительно, все яснее и яснее раздавался задыхающийся гул «Мессершмиттов».

— А ну, все лишние на берег, — приказал командир комендантского взвода. — Прихватите с собой по ящику боепитания и там под самый обрыв складывайте.

Мостки ходуном ходили под тяжестью людей, бегущих с грузом. Низко над кораблем пронеслись с ревом «ястребки». Светло было как днем. Начался обстрел, и снаряды ложились все ближе к причалу.

— Сколько там еще ботиков? — спросил капитан Старикова.

Толя ответил, что остался один.

— Пусть быстро подходит, — распорядился командир взвода.

Ребята из комендантского с ящиками на плечах цепочкой спускались на берег.

— Давайте по три человека, — крикнул Лапшанский, — мостки оборвете!

Сейчас почти все люди были на берегу и ждали, когда сойдут последние ребята с ящиками.

Сквозь заслон наших истребителей прорвалась «рама», поспешно сбросила четыре бомбы. Они беспорядочно взорвались в море. Зато снаряды ложились уже совсем близко, и несколько раз столбы воды обрушивались на палубу разбитого корабля.

Сейнер все не подходил, топтался на месте метрах в двухстах от причала.

— Какого черта он не подходит? — заорал взводный на Старикова, будто Толя был виноват в этом.

— Что-то с мотором, наверное, — предположил Толя.

— Уходи с причала! Все под обрыв, — скомандовал взводный.

— А раненые? — спросила я.

— Как подойдет эта калоша, вернемся. Быстро, быстро!

— Что делать? Если рванет по боепитанию, то и нас никого не останется.

— Надо бы все-таки сгрузить на берег боезапасы…

— Их тут немного. Давайте все по ящику — и на берег.

— Может, раненых снесем?

— Сейчас сейнер подойдет, когда тут успеешь? Давайте не задерживайте.

Мы едва успели сойти на берег, как прямо в мостки ударил снаряд.

— …твою мать! — закричал взводный, грозя кулаком в небо.

В это время к причалу подвалил сейнер.

— Командир, что у тебя? — крикнула я.

— Мины!

— Сгружай и бери раненых!

— Не надо разгружаться, — перебил взводный. — Забирай раненых и уходи.

— Не понял! — донесся голос с сейнера.

Снаряды ложились один за другим. Капитан махнул рукой.

— Пусть сам принимает решение, — сказал он, — все равно ничего не слышит. Мы его только с толку сбиваем.

Нам было видно, как с палубы сейнера на причал пробежали матросы с ящиками.

— Не разгружай же, черт тебя побери!

Видно командир сейнера на этот раз услышал, потому что матросы перестали таскать ящики и бегали только с носилками.

Близко от борта легли два снаряда. Истошным голосом кто-то закричал на палубе сейнера. Тотчас он стал отходить от причала.

— Слава богу, пошел, — сказал кто-то возле меня.

— Э-э-эй! На причале! Кто-нибудь там есть?

Никто не ответил.

— Кажется, всех забрали, — успокаиваясь, сказал командир взвода.

— Ну-ка, ребятки, покричите еще, — попросил капитан.

— Эй! На причале!

Снова тишина.

— Может, сплавать туда? — предложил Стариков. — Подняться по якорь-цепи в момент можно.

— Не лезь, там никого нет, чего зря рисковать. Эти черти оставили на причале снаряды. Пошли по домам.

— Товарищ капитан, а вы с Сагидуллиным договорились насчет шамовки? — поинтересовался Толя.

Дал ящик концентратов.

Утром чуть свет мы с Толей пошли на причал. Там уже вовсю кипела работа. Восстанавливали мостки.

Я села на песок. Вдруг Толя насторожился:

— Ты слышала?

— Чего?

— Да тише ты! Слушай! Мне кажется, на причале кто-то стонет.

Я напрягла слух. Правда, с корабля доносился слабый стон.

— Боже мой, да неужели вчера не всех взяли?

Толя быстро раздевался.

— Ты подожди, я сплаваю.

Он короткими саженками доплыл до якорь-цепи и ловко взобрался на корабль. Пробежал по палубе к моей рубке. Исчез за надстройкой. Через минуту выглянул оттуда.

— Точно! Трое!

— Ребята, давайте быстрее, — торопила я парней, которые устанавливали мостки.

Наконец, они закрепили их, и я пулей помчалась на причал.

— Почему же их не взяли? — как в бреду повторяла, наклоняясь над ранеными.

— Не заметили, наверное, в суматохе. Видишь, как их засунули? Не знаешь, так и не найдешь сразу-то. Где носилки?

— На берегу.

Толя побежал на берег. Оттуда закричали:

— Уходи с причала! Самолеты!

Я и сама видела, что идут три «Юнкерса», но как можно было бросить раненых?

Обошла палубу. Сразу за пушками лежали ящики с минами.

— Беги, — заорал Толька, — беги на берег!

Самолеты шли прямо на причал. Один уже пикировал.

Я метнулась к мосткам, но меня остановил хватающий за душу голос раненого:

— Сестренка, не бросай!

Первая бомба рванула слева по борту. Я вжалась в палубу возле раненого. «Юнкерс» пошел на второй заход. На берегу забили зенитки. Около меня, шумно дыша, повалился, прикрываясь носилками, Толя. И в это время корабль подскочил на месте. С оглушительным грохотом рухнула мачта. Толька широко разевал рот.

— Что ты? — испуганно спросила я и не услышала собственного голоса.

Стало совсем тихо, по я видела, что самолет делает снова круг. «Оглохла…» — мелькнула безразличная мысль. А, черт с ним! Толя, оглядываясь на пушки, торопливо поднимал на носилки раненого. Я бросилась помогать ему. Вдруг будто прорвалась тишина, окутавшая меня на минуту, и снова все загремело кругом.

— Бегом, — сказал Толя, — мины рвутся.

Мы побежали с носилками по раскачивающимся мосткам. Раненого приняли ребята из комендантского.

— Там еще двое, — торопил Толя, — давайте быстро носилки.

Пригнувшись, мы побежали навстречу частым взрывам. Осколки градом били по палубе. За надстройками пришлось лечь. Толя охнул, схватившись за бок, но тут же пополз к раненому.

— Что?

— Пустяки, давай быстрее. Поворачивайся же!

Мы волоком протащили носилки по палубе и, только выйдя на ют, поднялись на ноги. Бежать по трапу нам уже не пришлось. На причал поднялись ребята из комендантского.

— Забирайте у нас, — скомандовал Толя, — а мы возьмем последнего.

— Вон с корабля, идиоты! — закричал сбегающий с обрыва Орлов. — Морозова, я тебе голову оторву! Стариков!

Но мы снова поползли обратно. Раненый лежал возле открытого трюма, и метра три до него надо было добираться прямо под осколками.

— Братишки, не бросьте! Братишечки, не бросьте! — стонал он.

До предела сжавшись, стараясь стать как можно меньше, я ползла следом за Толей. За ним на раскаленной палубе тянулась багряно-алая полоса.