— Я пытаюсь поддержать тебя, Бульдог, — шепнул призрак почти беззвучно, щекоча волоски длинного уха человека-пса. — Ты мне нужен. Я не хочу падать в Бездну.

Бульдог закрыл глаза.

— Не спи! — Призрак заполнил собой пространство вокруг Бульдога, залив его запахом синих сумерек. — Не спи, или я соскользну отсюда! Хрустальная призма упала на Темный Берег, и она тянет меня за собой. Не спи!

Бульдог заставил себя сесть. Сияние планет блестело на поверхности ночного моря. А минуту назад океан был тускл под дневным светом. Тихий прибой убаюкал Бульдога. Пес потянул носом воздух, пытаясь учуять запах призрака.

К соленому запаху пены примешивалась кисловатая струйка от птичьего помета на скалах обрыва. Бульдог мотнул длинной мордой и не учуял сухого сырного запаха испражнений гномов. Но он слышал, как они умирают. Теперь уже громче и ближе, их предсмертные крики взмывали языками пламени.

— Ты проснулся! — Лара, прозрачная, с горящими кошачьими глазами стояла на фоне ночного неба. — Пока ты спал, я упала на Темный Берег. Ты слышишь меня?

Сквозь контуры обнаженного тела пылал звездный огонь из стыков облаков на небе.

— Я могу держаться за Ирг, лишь когда ты бодрствуешь. — Под дуновением бриза Лара скользнула ближе. — Для тебя я чуть больше, чем воспоминание. Но там, на холодном мире, куда забросили меня гномы, я глупа. Я там едва соображаю. Мне понадобились все силы, чтобы предупредить человека, отнявшего у меня призму. А он не стал слушать, я знаю. Он понятия не имеет, что теперь будет.

Облака залечили свои раны, и Бульдог сел уже в полной темноте. Вдалеке неясно плескался по рифам отливный прибой. Сердце Бульдога слабо билось, и захлестывала непобедимая волна слабости.

— Только не засыпай! — Лара цеплялась за него, спасаясь от тянущей в ночь смерти, от тяги в пропасть.

Посвежевший ветер плюнул холодным дождем, чуть подбодрив Бульдога. Он поднял морду навстречу мокрой ночи и собрался с силами, чтобы выдавить из себя:

— Лара, держись поближе.

— Я здесь. — Сумеречное тело светилось лихорадочным огнем в черном глазу пещеры. — Настолько близко, что могу тебе помочь. Я могу для тебя танцевать, призывая для тебя силу из земли. Тебе не надо будет голодать о Чарме. Ты же знаешь, я ведьма. Риис научил меня танцевать силу.

Она нагнулась и поцеловала Бульдога в щеку. От ее прикосновения по суровым морщинам его лица побежала дождевая вода, сократились мышцы хрусталиков, всматриваясь в темноту, в слепые формы иного мира. Стали видны деревья. Птицы джунглей голосили в невидимых галереях крон. Меж бледными стволами танцевала обнаженная Лара, и лиственная подстилка разлеталась из-под резвых ног.

Ведьма выбивала из земли силу, которая поднималась по мощным стволам. Кавал и Риис научили ее танцам и песнопениям, и эти ритмы погружали ее в транс и усиливали пляску по холодным кругам на лесной подстилке.

Из танца Лары возникал свет, и он как во сне играл на граненых цветах хрустальной призмы. Взгляд Бульдога обострился. Трансовый танец Лары соединил их обоих с уловителем душ. Кристалл достаточно долго поддерживал ее призрак, чтобы теперь она могла себя в нем видеть. Даже через Бездну играли вокруг нее сполохи призмы.

Разум Бульдога, наполовину освобожденный от тела голоданием и отсутствием Чарма, двигался вместе с Ларой.

— Покажи нам Рииса Моргана, — велела ведьма сосуду, в котором содержалась ее душа. И тут же среди его спектральных теней показался Котяра в лохмотьях, неподвижно стоящий на крыше серого кирпичного дома.

Он тоже их почуял. Неожиданное присутствие Бульдога и Лары поколебало гипнотическое оцепенение, сковавшее его на парапете. Мышцы его расслабились, чего Даппи Хоб, кажется, не заметил — так он был поглощен тем, что через тело Рииса как через антенну передавал свои команды на Ирт.

Даппи Хоб стоял между колпаком вентиляционного люка и водонапорным баком, обеими руками подняв к небу янтарный жезл силы. Ветер, налетавший с Гудзона, отбрасывал назад его волосы цвета дикой ржи, прижимал рубашку к сильному торсу. Полоса помех перекрыла Даппи Хобу вид на Лару и человеко-зверя в Зуле, и он оторвался от своего занятия — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Котяра нырнул с крыши вниз.

Даппи Хоб подбежал к краю и бесстрастно смотрел, как существо с синим мехом пружинисто приземлилось и бросилось бежать по крыше соседнего дома. Ныряя между вентиляционными люками и выходами кондиционеров, Котяра подбежал к краю и перепрыгнул на соседнюю крышу.

Он бежал по краю, пока не увидел пожарную лестницу. Спрыгнув на нее, он в считанные секунды оказался в переулке и бросился задворками и трущобами, не снижая скорости даже у заборов, которые перелезал с маху. Он бежал и бежал, пока сердце не стало колотиться в горле.

Но чем больше отдалялся он от Даппи Хоба, тем дальше уходила память о себе как о Риисе Моргане. Забившись между мусорными баками позади китайского ресторанчика на Кэнэлстрит, он уже ничего не помнил о своей прежней жизни в образе человека. Котяра тяжело дышал, оглядываясь — не появится ли Даппи Хоб. Но сверху текло рекой серое небо, и никого не было видно на крышах.

Мысли бешено прыгали. Котяра заглянул внутрь себя, пытаясь снова увидеть своего старого напарника — Бульдога. Образ этого темно-рыжего лица пробудил его от гипноза и освободил от Даппи Хоба, но это видение мелькнуло и прошло. Он вспомнил, что видел, когда служил антенной Даппи Хобу: призрак Лары в больнице на той стороне реки. Сейчас он мог предположить только одно: хрустальную призму у Лары забрали, и сейчас этот кристалл, частица души космического младенца — болтается где-то сам по себе.

Пользуясь интуицией, обостренной во время воровской жизни в Заксаре, Котяра пробирался мрачными окрестностями Кэнэлстрит, прижимаясь к каменным стенам и ныряя в подъезды при виде приближающихся людей.

Вскоре он нашел закрытый тяжелой решеткой подвал и отворил его, применив свою нечеловеческую силу — то есть раздвинул железные прутья настолько, чтобы проскользнуть туда, в подвалы магазина дешевой одежды.

Не теряя времени, Котяра натянул длинное зимнее пальто, мягкую шляпу, закрывающую лицо, и тяжелые башмаки строителя, чтобы изолировать онемевшие ноги от ледяного тротуара. Старая тряпичница без интереса смотрела, как Котяра аккуратно выгнул прутья обратно и пошел прочь, пряча лицо под шляпой.

Погруженный в транс Даппи Хобом и служа ему антенной, разум Котяры испытал краткое, но важное просветление: он учуял хрустальную призму, трофей почитателя дьявола. Котяра знал, где она. Он даже сейчас ощущал ее, слышал ее дальнюю музыку из-за серой полосы реки.

Котяра нырнул в метро, придерживая полы длинного пальто. Он стал тщательно изучать карту метро. Написанные слова тихо с ним разговаривали, хотя вслух он их не мог бы прочесть. Перепрыгнув турникет, он поглядел на рельсы и услышал дрожащий рокот, а потом увидел отсвет рельсов.

Раздался металлический голос:

— Нарушитель на платформе в сторону центра.

Выходная дверь распахнулась, пропуская сотрудника транспортной полиции. Он шел к Котяре, похлопывая дубинкой по ладони.

— Это ты, парень, плохо придумал.

Котяра подождал, пока полицейский ткнул его дубинкой под ребра, и лишь тогда повернулся, показав звериные метки.

Рот полицейского разверзся в беззвучном вопле, а когда наконец этот крик страха раздался с платформы, больше похожий на лай или ругательства, Котяра уже растворился в темноте. Он шел своим путем, пока на него не вылетели огни поезда.

Машинист идущего в город состава успел заметить мохнатого дьявола с длинными холодными глазами и узкими клыками, припавшего к стенке перед налетающим поездом. Машинист только ахнул, но видения уже не было, будто оно вообще не появлялось.

Котяра прыгнул на серебристую неровную поверхность проходящего вагона, вцепился когтями в мягкий металл. Плечи застонали от нагрузки, тело вытянулось горизонтально в налетающем ветре. Пассажиры, сидящие спиной к окнам, не заметили Котяры, но одна ехавшая стоя пассажирка увидела. У нее раскрылся рот в крике, и она застыла как парализованная, уставившись в усмехающуюся дьявольскую рожу, которая пялилась на нее из грохочущей темноты.