— Для тебя это было бы смертью. — Лара выпрямилась во весь рост, черные волосы рассыпались по капюшону плаща. — Но для меня с этим кристаллом Бездна открывает путь к бегству, который даже гномы не сумеют перекрыть.

Потрясенный Бульдог разинул пасть:

— Под защитой этой призмы ты можешь пересечь Бездну и вернуться на Темный Берег?

— Ты мне поможешь? — спросила она порывисто, высматривая признаки решимости в глубоко посаженных собачьих глазах. — Если я не могу вернуться в Извечную Звезду, дай мне упасть туда, откуда я пришла. Может быть, оттуда я смогу найти Кавала. В конце концов, это он призвал меня на этот путь.

Бульдог снова позвенел цепями.

— А ты можешь выдернуть их из стен? — Она проследила взглядом вдоль черных цепей к крюкам, широким как ее запястья, и сама поняла ответ.

— Что тебя здесь держит? — спросил Бульдог, показывая на черное море, где переливались сполохи полярных сияний, окружая планеты и звезды цветным занавесом. — Почему не шагнуть на берег и не оседлать прилив?

Аара подошла к краю пещеры и остановилась, прозрачная на фоне светящихся паров. Если Бульдог мигал или шевелил головой, она скрывалась, и только оставался ее голос, отдававшийся у него под кожей, как карта рек, как зов собственной крови.

— Я не могу вынести призму из этой пещеры. С тех пор как гномы меня схватили, у меня нет на это сил. Они наложили на меня заклятие привязи, и оно меня держит. Но ты мог бы — если бы освободился.

Бульдог снова шутовским жестом потряс цепями и помотал большой головой.

— Ты уже знаешь, что нам отсюда не убежать. — Она это поняла по его молчанию. — Почему ты этого не скажешь? Или ты думаешь, что так меня веселишь?

В светоносной ауре кристалла глаза Бульдога вспыхивали карими искрами.

— Я думал, ты обладаешь магией.

— Я же призрак! — Она нетерпеливо отдернула призму. — Даже если бы у меня была магия, как у Рииса, нам бы она не помогла. Я не могу коснуться живых.

— Ладно, не надо так переживать. — Бульдог подошел к ней на другой край пещеры, ища уюта в лучах Чарма. — По крайней мере теперь мы можем разговаривать, и оба уже не одиноки.

— Поделись своим несчастьем — и оно удвоится. — Лара раздраженно покачалась взад-вперед. — Так моя бабушка говаривала. Придется каждому из нас поберечь свои страдания в самом себе.

— Не получится. — Бульдог, лязгнув цепью, сел рядом. — Скрыться друг от друга мы не можем. Правда всегда вылезет. Нет лжи для обреченных. Так говорят «Висельные Свитки».

Ведьма перестала качаться.

— И как ты думаешь, что с нами будет?

— Не знаю. — Бульдог замолчал и задумчиво скрестил руки. — Нет, кое-что знаю. — Он неохотно повернулся и показал наружу, на черные каменные плиты, круто уходящие в фосфоресцирующий прибой. — Я здесь бывал когда-то — по пути в полярный дворец Зула. Здесь самый край мира. Я хотел устроиться стивидором, на верфях рядом с самой пропастью. Думаю, гномы ведут нас туда.

— Почему ты так думаешь?

— Там изгнанников бросают в Бездну.

Аара больше ничего не спрашивала. Она коснулась Бульдога кристаллом, и он посмотрел на нее искоса с теплым удовольствием.

Так они сидели вместе у стены пещеры, скрывшись от ветра, и Бульдог свернулся клубком в призрачном свете. А она сидела над ним в вечном бодрствовании, и бессонные глаза смотрели, как планеты и звезды отмечают этапы ночи, и тревога ее не уменьшалась, но страх слабел в присутствии Бульдога.

Азофель перенес Рика Старого через туннель Чарма на растресканное дно высохшего озера — широкую равнину трещин и уступов, где ничего не росло.

— Где мы? — спросил Лучезарный и оглядел странной формы выветренные столбы мергеля на том утесе, где стоял он и Рик. Вонь серных дымов поднималась с разломанного дна мрачной кальдеры. — Ты знаешь это место?

— Хелгейт, — ответил коротко Рик, выглядывая из-за края утеса. Внизу лежала выжженная равнина. — Я тебе говорил не ходить этим туннелем. Вот и смотри, куда мы попали.

Желтые глаза Азофеля полыхнули огнем:

— А откуда ты знал, что тем путем идти не надо было?

— Призрак Лары не шел этой пещерой. — Рик пнул кусок гальки, и он бесшумно рухнул на кого-то из мертвых гномов. — Она пошла вверх по Колодцу Пауков. Единственный надежный путь Чарма, соединяющий миры. Остальные непредсказуемы — как вот этот.

Азофель не заметил сердитого взгляда кобольда.

— Тогда вернемся туда, откуда пришли.

— Прямо на топоры? — Рик Старый закатил глаза к небу, — Не слишком мудрый план, о Лучезарный. — Приподняв Ожерелье Душ, он энергично потряс им. — Вот чего хотят эти черви. И они пойдут за нами и сюда, как только сочтут, что их достаточно набралось, чтобы на нас напасть. В этом можешь не сомневаться.

— Тогда найдем иной путь Чарма в этой пещере и уйдем отсюда.

Азофель говорил скучающим голосом, но под кожей у него переливались живые цвета, как тени пламени.

— Найдем путь, найдем путь! — передразнил кобольд. — И в каком мире шею сломаем?

— Ругайся, ругайся, — огрызнулся Азофель. Рубашка и ботинки пилота истончились до прозрачных мембран на светящемся теле, и Азофель озарял окружающие скалы. — А сам своими зоркими глазами даже не можешь найти порождение тьмы. Какая польза от тебя нашей госпоже?

— Какая польза? — Рик выпятил грудь, чтобы зазубренная стрела торчала прямо в сторону Азофеля. — Вот это видишь — древко, пронзившее меня? Я жизнь отдал ради служения нашей госпоже. И что же еще я могу отдать?

— Например, терпение. — Азофель подвинулся к выходу из пещеры. — Или это качество не знакомо кобольдам?

— Терпение? — Рик вскинул согнутые руки к нависшим небесам. — Мирам приходит конец! В апокалипсисе терпение перестает быть добродетелью и становится пороком!

— И чего я спорю с тобой, с кобольдом каким-то? — Азофель с неодобрением покачал головой и пошел внутрь.

— А чем кобольды хуже других, что с ними нельзя спорить? — выпрямился возмущенно Рик Старый, следуя за ним. — Знай же, что кобольды из всех смертных единственные имеют в себе Чарм, и они…

Филиппику старого гнома прервал скрежет камня по камню. Поперек выхода пещеры посыпался песок, и путники едва успели отскочить назад, как крупные камни застучали там, где они только что были.

Над сводом пещеры проползла массивная трехпалая рука, блестящая смоляным блеском, а в толщину равная росту Азофеля.

Рик, отскакивая прочь от входа, завопил своему товарищу:

— О Богиня, это же великан!

Азофель, великанов никогда не видевший и о них не слышавший, не шелохнулся. Он стоял, ошеломленный, среди падающих камней, и тут вслед за ладонью показалась вся рука на фоне сожженного склона холма.

Рик схватил Азофеля за руку и потянул обратно, к краю обрыва.

— Назад! Это великан! Они злые!

— Злые? — От голоса, прокатившегося по всему небу, из щелей посыпалась щебенка. Над уступом, прикрывающим вход, приподнялся на локтях лежавший на животе великан. Безволосое лицо цвета копоти и бугристое как вулканический пепел, возвысилось, подобно стене. Широкий рот сердито искривился, показав зубы, серые как чугунная чушка.

— Не трогай нас, великан! — робко пискнул Рик Старый. — Мы не желаем тебе зла.

Сверху обрушился громоподобный хохот.

— Какое зло такая сошка может причинить мне, Краказу — хозяину Сожженных Равнин?

— Не суди только по размеру, Краказ! — Рик Старый торжественно показал на своего спутника. — Это Азофель, Лучезарный, пришедший на Светлый Берег из-за Края Мира.

— Ох, я дрожу! — Великан изобразил трепет, и камни посыпались с уступа.

Рик закрыл голову руками, но Азофель и глазом не моргнул, хотя камни усыпали всю землю у его ног, а один задел плечо и повернул его тело на пол-оборота.

— Я — Краказ, хозяин Сожженных Равнин! — Великан победно поднял голову к черным парам, которые на Хелгейте назывались облаками. — А вы кто такие, что так дерзко говорите со мной?