• Я пишу зашифрованные ключи к кроссвордам на тыльной стороне ладони и решаю их на математике или истории религий. Если временный учитель задает нам найти значение слова, я специально нахожу такие слова, которые нам не задавали. Зиксжоан — барабан племени маори.

• Я родился в клинике, при родах присутствовали оба родителя. Моим первым словом было «есть», форма глагола «быть».

• Иногда в обеденный перерыв я помогаю студенту, заменяющему у нас учителя, строить из спичек замок эпохи Тюдоров для исторической выставки в одиннадцатом классе. Мы даже смастерили спичечную горничную, выливающую экскременты на улицу из окна верхнего этажа. И назвали ее Этель.

• Суперклей липнет к рукам, но его потом можно отделить, как змеиную кожу. На засохшей пластине останутся отпечатки пальцев.

• Это не дневник.

До скорого,

О.

Мы с Джорданой качаемся на качелях. Среда, время обеда. Она говорит:

— Спорим, я раскачаюсь сильнее тебя?

Это ее способ флиртовать. Кажется, она хочет со мной переспать. Мы раскачиваемся до тошноты, а потом ложимся под лесенку на деревянные опилки. Они к пахнут дождем.

— Помнишь, Арвен сказала, что ты целуешься на десять из десяти? — кокетливо спрашивает Джордана.

— Угу, — отвечаю я.

— Не на десять. — Вот опять эти постельные разговоры. — Я бы поставила тебе шесть с половиной, — говорит она.

Я переворачиваюсь и кладу ладонь ей на живот.

— Убери! — кричит она и хватает меня за руку. Иногда Джордана ведет себя так глупо. — Оливер? — говорит она.

— Да.

Она сейчас красивая по-взрослому. Ее бедренные косточки торчат, и мне хочется опереться о них и встать на руки. Она пахнет молоком и эстрогеном.

— Закат или рассвет? — Джордана вечно задает такие задачки: нож, вилка или ложка? Жирное или обезжиренное? Деньги или внешность?

Вилка, жирное, деньги.

— И то и другое — отстой, но если бы пришлось выбирать, то выбрал бы закат — менее претенциозно. — Иногда я думаю, не подарить ли Джордане толковый словарь на Рождество.

У меня дома мы едим одно шоколадное печенье на двоих. Джордана спрашивает, можно ли посмотреть мою комнату, пока я буду в туалете. А я в туалете иногда сижу по пять минут, а то и больше. Надо работать над собой.

14.5.97

Слово дня: эхолалия — бессмысленное повторение чужих слов.

Дорогой журнал!

Мне кажется, дневники плохи тем, что заставляют тебя помнить вещи, которые лучше бы не помнить. Я лучше буду записывать в дневнике, когда мне удалось отгадать слово в телевикторине быстрее участников:

протекция — 14.01.96,

катамаран — 4.04.96.

Факты:

• Джордана носит в рюкзаке пакетики с молоком. Ей нравится вкус молока, и еще она говорит, что хочет иметь здоровые кости, когда станет постарше. Она никогда ничего не ломала.

• Когда мне было четыре года, я часто забирался на подоконник, если родители устраивали званый ужин. Я спускал штанишки и сверкал гениталиями. Впоследствии, проведя исследования, я выяснил, что подобное поведение вполне нормально для пятилетнего мальчика. Поэтому, когда мои родители вспоминают эту историю, я спешу напомнить, что даже тогда опережал своих сверстников в развитии.

• На занятиях по половому воспитанию нам показывают фотографии всех венерических болезней. Думаю, они добиваются, чтобы секс начал вызывать у нас отвращение.

• Больше всего мне понравился мужик с бородавками в заднице, которые были похожи на упаковочную пленку с пузырьками. У другого парня был грибок; его конец был как будто в горошек или как дурацкая шапка, которую никто не хочет носить.

• Когда я займусь с кем-нибудь сексом, то буду думать о нелепо большом количестве синонимов для обозначения слова «соитие»: близость, сношение, половой акт, коитус, совокупление, случка, спаривание, блудодеяние, копуляция… Я мог бы продолжить.

• Чипс говорит, что секс — та же мастурбация, только пачкотни больше.

Вечер четверга.

Иногда очень полезно прогулять школу после обеда. Мы слиняли с валлийского и математики. Наши одноклассники заметят, что нас нет, и зауважают. Учитель по валлийскому считает себя продвинутым и сообщает нам, что по-валлийски «прогуливать» будет «митчио-ин-и-дре».

Мы лежим на спине на засыпанной опилками детской площадке, под лесенкой для лазания. Джордана показывает мне фотки, где мы целуемся на фоне камней. Говорит, что хочет анонимно отправить их Джанет.

— Ты меня используешь? — интересуюсь я. Джордана просматривает фотографии и смеется. На одном снимке кажется, что я ем ее лицо.

— Какая у тебя большая голова, — говорит она. Я, как обычно, думаю, что она пытается залезть ко мне в штаны.

— Я спросил: ты меня используешь? — У Джорданы бывают проблемы со слухом.

Она кладет фотографии в сторону, переворачивается на живот и облокачивается.

— Тебе хочется, чтобы я тебя использовала? — говорит она и улыбается.

— Раз у нас свидание, это вовсе не значит, что меня можно принимать как должное, — заявляю я.

Джордана встает и карабкается по красной лесенке в форме арки. Оказавшись на самом верху, она аккуратно опускается, держась за две верхние перекладины, и, зацепившись ногами, повисает головой вниз. Она как паук в центре паутины. Длинные темные волосы почти касаются моего носа. Они пахнут жвачкой.

— Банановый Рай. Правда, что меня так называют? — Ее грудные железы под таким углом кажутся больше, чем на самом деле. — Ты целовался с Риан Уэлд, — продолжает она и начинает раскачиваться. Наверное, Риан ей проболталась, хоть они и не дружат. Я боялся, что так и выйдет. — И с Томом Джонсом. Ты чмокался с Томом Джонсом!

Я набираю в руку опилок и кидаю в нее.

— Это вряд ли, — говорю я. Но мои слова звучат как вранье.

Перекатываюсь на живот и начинаю изучать почву под деревянной стружкой. В земле извивается полураздавленный червяк. Червяки почти не понимают разницу между вибрациями, производимыми дождем и ритмичным топотом человеческих ног. Червь вылезает на поверхность, лишь чтобы обнаружить, что на дворе прекрасный солнечный денек. Я поднимаю червяка и снова повернувшись на спину, бросаю его Джордане в волосы. Наверное, червяку, с его малюсеньким мозгом это кажется совершенно непостижимым. Я чувствую себя молодым.

— Я прочла твой дневник, Оливер. Когда ты был в туалете.

— Какой еще дневник?

— Врун из тебя никудышный, Адриан.

— Никакой я не Адриан.

— Адриан.

— Это не дневник, а бортовой журнал.

— Адриан.

В школе мы как-то читали отрывок из «Адриана Моула». Чипс тогда сказал: «Когда уже мы дочитаем до того места, где Адриан понимает, что он голубой?»

Лицо Джорданы наливается краской — это кровь приливает к черепу. А может, она краснеет? Нервозность от мыслей о сексе вполне способна вызвать такую реакцию. Она поворачивает голову и смотрит на меня. При этом между нашими лицами образуется что-то вроде тоннеля из ее волос. Меж волосков ее правой брови притаился прыщик.

— Открой рот, — просит она.

Я открываю рот широко, как будто кричу. Джордана концентрируется. Выпячивает губки. То она строит из себя недотрогу, то совсем наоборот. Не знаю, что она задумала. Потом медленно, тихо Джордана выпускает изо рта ниточку слюны. Она зависает в нескольких дюймах от моего лица. Потом ниточка обрывается, и я чувствую, как тяжелая капля падает мне в самое горло. Я пытаюсь не закашляться. И не блевануть.

Джордана забирается обратно на лесенку. Волосы у нее так распушились, будто мы только что занимались бурным сексом. Я сглатываю. Она спускается вниз и ложится рядом. Лицо красное, как клубника.

— Оливер, — говорит она, глядя в небо, или на лесенку.

— Угу.

Чувствую себя как после секса.

— Тебе надо больше писать обо мне в своем дневнике.

15.5.97