Вынужденные строить мост, мы пустили в ход все режущие орудия, бывшие у нас под руками. Полотно моста мы увязывали лианами. Работа кипела, и через три часа мост был готов. На той стороне начинался подъем по гладкой каменной поверхности, по которой струилась часть воды верхнего русла. Моя лошадь поскользнулась и, упав, начала скатываться по наклонной плоскости к водопаду. Самоотвержение моих слуг спасло ее. Каким-то чудом удерживаясь на скользкой наклонной плоскости, они схватили ее за что только было можно и, обвязав ее лианами, вытащили на верх. В этот день, пройдя безлюдную пограничную полосу, разделяющую земли галласов и негров племени Бако, мы ночевали по соседству с знаменитым базаром Буре.
Буре — важный пункт меновой торговли с негрскими племенами той стороны Баро. На субботние базары они приносят на продажу слоновую кость, иногда свой скот и взамен этого покупают украшения, бусы, ткани. Кроме того, Буре, находясь на дороге из западной Уалаги в Каффу и из Мочи и западной Каффы в Леку и Годжам, важен как рынок кофе. Из Каффы, Мочи и соседних областей кофе идет в Буре, где перепродается другим купцам, которые уже доставляют его в Леку или Било и там в свою очередь перепродают его. Вместе с кофе идет отсюда много цибетового мускуса. Цибетовую кошку [15] мне удалось видеть у купца галласа, держащего их в большом количестве [16]. Животное это в большом количестве водится в этих местах; его ловят тенетами. Пойманную кошку заключают в длинную круглую клетку, в которой она не может повернуться. Ее держат всегда у очага в домах. Почти в каждом доме вы встретите 2–3 клетки. Кормят их жареным на масле мясом, на 10 сивет идет один баран в день. Каждые девять дней собирают мускус. Для этого нужно три человека. Один, открыв клетку сзади, берет сивету за хвост, другой — за обе задние ноги, третий же — роговой ложечкой тщательно выскабливает накопившиеся за это время выделения. В 9 дней накопляется около двух чайных ложечек.
На следующий день утром, прежде чем двинуться в Гори, мы пошли посмотреть на базар. Было 8 часов утра, и народ начинал собираться на большой площади, окруженной низенькими шалашами, крытыми банановыми листьями. Старики, женщины с грудными детьми, привязанными сзади к пояснице, подростки тянулись длинной вереницей, и каждый нес что-нибудь: кто курицу, кто кусочек соли, кто большие банановые, листья, кто бусы, кто пригоршни кофе…. Все они, в ожидании Чекашума [17], толпились у входа и со страхом и любопытством смотрели на невиданного до сих пор белого человека. Наконец, пришел шум и взобрался на свою вышку. Пришедших пропускали одного за другим. Помощники его осматривали, что у кого было с собой и, если было немного, то пропускали. С остальных же взимали подать. За барана или козу брали соль (1/20 талера); за шамму — тоже маленькую соль; из мешка хлопка — несколько пригоршен его, из мешка кукурузы — тоже, и так со всеми продуктами. Больших купцов тут не было. У них дома вблизи от базара, и им приносят продавать на дом. На базаре собралось все окружающее население, как на раут. У каждого был хоть какой-нибудь пустяк с собой, чтобы обменять его на что-нибудь другое. За несколько зерен кофе продавали стакан пива; за несколько пучков хлопчатника — табаку на трубку. Талеров в ходу почти не было, и вся торговля была исключительно меновой. Приводили сюда также коров, чтобы случить с хорошим быком, — тоже за известную цену. Были тут и корзинки, я пальмовые циновки. У большей части галласов были накинуты на плечи шаммы, кругом пояса маленький кожаный передник, на голове остроконечная шапка из шкуры козла или обезьяны. Галласы этой области особенно красиво сложены и велики ростом. Между галласками я видел очень много красивых. Кругом пояса у них обвернута большая обшитая бусами и раковинками кожа, которую они носят, как хохлушки плахту; на некоторых— даже нечто вроде кожаного сарафана. Большая часть — с длинными до плеч волосами, заплетенными в массы косичек. У некоторых волосы взбиты и обведены кругом тоненькими горизонтальными косичками. У одной галласки была еще более оригинальная прическа: волосы были намотаны на массу острых палочек, как иглы торчавших на голове. Мужчины носят волосы короткие, а у детей голова кругом выбрита с пучком волос посередине.
Кроме галласов на базар пришли несколько негров племени Ямбо и Бако. На них были передники из листьев. Передние верхние зубы были выбиты, а на щеках и на лбу — по три продольных черточки. Они принесли с собой хлопок.
В тот же день я вернулся в Гори, сделав 50–60 верст в 5 ½ часов. В городе все были в полном отчаянии, не имея обо мне никаких сведений. Фитаурари арестовал купца араба, продавшего мне лошадь, и усиленно наблюдал за моими слугами. Узнав о моем возвращении, он пришел с поклоном и выражением радости по поводу благополучного прибытия и по моим настояниям освободил закованного араба. Свой отъезд я назначил на 7-ое января.
Вечером с 5-го на 6-е января мы участвовали в крестном ходе на Иордань. Все окрестное население съехалось на церковный праздник, и процессия составилась громадная. Впереди шли дьякона, все дети от 8 до 12 лет, за ними священники торжественно несли на головах священные книги и сосуды; далее хор книжников-дабтара, а затем бесконечные толпы мирян, составивших массу отдельных хоров, певших вещи совсем не духовного содержания. Дьяконы звенят в колокольчики, дабтара поют церковные стихи и бьют в барабаны, дети и женщины пронзительно кричат, некоторые стреляют и процессия торжественно подвигается к Иордани. После крестного хода начальники ужинали у меня в палатке. Всю ночь пение и пляска не прекращались, и удивительные контрасты представляло это оживление. Вдохновенное пение дабтаров перебивалось крикливым женским хором и песнью: «гобилъе, гобилъе», — что значить любовник, любовник, а в промежутках, когда оно стихало, слышалось мерное чтение святого Евангелия и книги Мистир [18], а среди всего этого то и дело раздавались ружейные выстрелы.
В 2 часа ночи началась служба у Иордаии. Ранним утром, часов в пять, было освящение воды. Священник три раза погрузил в воду крест во Имя Отца и Сына и Святого Духа, после чего он облил три раза голову себе, другим священникам и мне, а затем, давя друг друга, устремился в Иордань народ. После обеда на берегу реки началось обратное шествие, еще более оживленное чем накануне. К прежним хорам прибавился еще один — галласов, которые, хотя и язычники, но, заразившись общим весельем, тоже присоединились к празднику и плясали свой танец. В середине большего круга — запевало, громадного роста галлас с зверским лицом. Хор с неистовством повторяет один припев: «хода, хода» и галласы затылком друг к другу, составляя тесный круг и держа отвесно копья, подпрыгивают в такт. Запевало в полном экстазе; на губах у него пена. Он подскакивает то к одному, то к другому и метит в него копьем. Острие направлено прямо в грудь, — глядя на свирепый, зверский вид галласа, так и кажется, что он не удержится и копье вонзится в тело… Некоторые подпрыгивают, дико рыча и проделывая во время прыжка необычайные телодвижения… Наконец, процессия достигла церкви. После троекратного крестного хода кругом неё, был произведен залп из всех ружей, и священник вошел в церковь.
8-го января, написав письмо дадьязмачу с благодарностью за гостеприимство и передав его фитаурари, я выехал провожаемый громадным конвоем с азаджем Дубаля и каньязмачем Уорке во главе. Фитаурари от имени дадьязмача одарил всех моих слуг и меня также просил принять мула с убором, но я отказался под тем предлогом, что, не будучи знаком с дадьязмачем, не могу принимать от него подарка. Он меня проводил за город со всеми наличными солдатами, но, не смотря на все эти почести, я узнал, что он тайно приказал, чтобы меня не вели и не показывали мне никакой другой дороги, кроме той, по которой я приехал. Далеко вперед высылались солдаты с приказанием удалять с пути галласов, у которых бы я мог спросить дорогу. Я намеревался, перейдя реку Габу, двинуться к северу на большую дорогу из Леки в Уалагу, но случайно узнал, что через Габу есть еще другой мост и более удобная дорога. Не смотря на все затруднения и хитрости конвоя, я повернул на эту дорогу, предварительно разведав ее. 11-го января мы дошли до заставы у моста через Габу. Нас не хотели пропускать, но мы перешли силою. По ту сторону начинается Уалага и местность совершенно меняется. Тут уже не так влажно, как в Илу Бабуре и Моче, и растительность не так богата, но страна более населена, а почва, хотя не такая черноземная, как там, но тоже по-видимому плодородная. Преобладающей вид деревьев — мимоза. Тип жителей тот же, но по-видимому они здесь богаче, на всех были надеты шаммы, а многие имели даже штаны. Дома тоже лучше и больше, а это — верный признак обилия скота. Встречается много женщин с шоколадным цветом кожи; некоторые кажутся издали белокурыми: у них волосы разделены на массу тоненьких косм, покрытых слоем светложелтой глины.
