Еще дома Буров предупредил:

— Обычно предлагают три темы для сочинений. Одна из них свободная. Бери свободную. Через сорок минут попроси разрешения выйти из аудитории. Остальное — моя забота.

...В нашей группе сочинение писали человек пятьдесят. Я заняла место у окошка, подальше от столика преподавателя. Рама была распахнута. И улица с третьего этажа просматривалась далеко, до самого перекрестка. Через перекресток катили машины. Они катили так тесно, что казалось, движется сама улица в наряде из пестрых крыш. Светофор управлял ею единолично, как император. Она подчинялась ему покорно и даже старательно.

В десять часов пришла экзаменатор. Женщина в годах, худая, с нездоровым цветом лица. Она оглядела аудиторию без приветливости, взглядом не злым, а утомленным. Попросила сидящих на первых местах раздать по рядам бумагу. Взяла мел и, стуча им по доске вызывающе громко, словно костяшками счет, стала писать темы сочинений.

Горький. Романтические образы... Чернышевский. Новые люди в романе «Что делать». И наконец то, о чем говорил Буров, — «Молодым везде у нас дорога...»

Бесспорно, для Бурова, окончившего факультет журналистики, эта тема не представляет особых трудностей, А мне... Для меня был лучше Чернышевский. У Николая Гавриловича все ясно и понятно: разумный эгоизм Рахметова, «Четвертый сон Веры Павловны»... Но, к сожалению или к счастью, в те годы я еще не страдала ярко выраженным стремлением к самостоятельности. Подвинула к себе проштемпелеванный фиолетовыми чернилами листок и не торопясь, старательно вывела название свободной темы.

Что писать дальше? Это верно — молодым везде у нас дорога, знает каждый. Хочешь работай, хочешь учись. Хочешь учись и работай. Замуж тебе или жениться приспичило, опять же никто препятствий чинить не будет...

И все-таки для таких сочинений какие-то законы есть. Видимо, стихи подходящие цитировать нужно, примеры из литературных произведений приводить. Павка Корчагин, молодогвардейцы, Алексей Мересьев... Словом, стала на листочке что-то наподобие плана набрасывать. А сама на часы посматриваю...

Вдруг ветром потянуло, дверь открылась. И вижу: в аудиторию, сверкая очками, вваливается мой Буров. А экзаменаторша, вялая и скучная, преображается в лице. Улыбается. Буров тоже улыбается, целует ей ручку.

У меня от волнения даже дыхание перехватило. «Это же надо, — думаю, — откуда у моего супруга такие связи?»

А они тихо-тихо поговорили. Экзаменаторша отыскала меня взглядом. Потом что-то сказала Бурову. Он порозовел от удовольствия. Вскоре откланялся и вышел.

В определенное Буровым время я попросила разрешения выйти из аудитории.

— Пожалуйста, пожалуйста, — вежливо сказала экзаменаторша.

Буров ждал меня в коридоре.

— Откуда ты ее знаешь? — ревниво спросила я.

— Старые друзья, — весело ответил он. — Вела у нас факультатив по языку и стилю. Оказывается, в этом институте нет кафедры русского языка, приглашают на экзамены со стороны.

— Чего она смотрела на меня?

— Я сказал, что ты моя жена. Она одобрила выбор, — похвастал Буров.

— Влепит она пару твоей жене. Это точно.

Однако Буров был спокоен. От его круглой, счастливой физиономии исходили доброта, умиротворение, как тепло от протопленной печи.

— Не забывай слова Чехова: краткость — сестра таланта, — напомнил он, протянув лист мелко исписанной бумаги. — Постарайся не делать ошибок. Смело клади шпаргалку на стол. Ни в коем случае не держи на коленях.

Все! Указания были получены. Я вернулась в аудиторию. Спокойно положила на стол шпаргалку. И прочитала первую фразу.

Однако это оказалась единственная фраза, которую я успела прочитать. Кто-то открыл дверь. Выстрелил сквозняком. И моя шпаргалка вместе с листками легальной, проштемпелеванной бумаги оказалась за окном. Птицами летели листки над улицей. Вертелись, точно помахивали крыльями.

Ветер слизнул бумагу со столов и у других абитуриентов, но только моя выпорхнула за окно.

Экзаменаторша проявила ко мне участие. Выдала новые листки. Сказала:

— Пишите кратко. Я учту инцидент.

...Кратко не получилось. До Юрия Гагарина дошла только на шестой странице. Заслужила четверку. Думаю, знакомство Бурова здесь ни при чем.

Вторым экзаменом была физика. Отношение к этому предмету у меня сложилось двоякое. Я обожала эту науку. Но с моими отнюдь не ньютоновскими способностями мне следовало бросить работу, не учить ни химию, ни русский, ни немецкий, вот тогда бы я, наверное, хорошо, а может, и отлично, усвоила физику. Другими словами, любить-то я ее любила, но доходила она до меня туго. И хотя я знала, что магнитные силовые линий прямолинейного тока имеют форму концентрических окружностей, расположенных в плоскостях, перпендикулярных проводнику, помнила и первый и второй закон преломления света, страх перед экзаменом по физике превосходил страхи даже перед бормашиной. Я согласилась бы запломбировать четыре или пять зубов, пусть только за каждый зуб мне поставили бы по баллу.

Особую, неразрешимую загадку составляли для меня задачи по физике. Ну, подставить данные в формулу я, конечно, смогла бы. Однако вывести из одной формулы вторую или третью — такое я считала уделом немногих, исключительных личностей.

На консультации увидела преподавателя, который будет принимать экзамен. Мужчина молодой, рыженький. Глаза шустрые. За время консультации взгляд на меня кинул одиннадцать раз.

Бурову сказала:

— Я на экзамен сама поеду. Не провожай.

Одела мини-юбку, блузку из японского нейлона, цвета ясного-ясного неба. Накануне вечером сделала укладку, потому всю ночь спала полулежа.

Отправилась на экзамен. Припоздала. Когда вошла в длинный прохладный коридор, настроение в среде абитуриентов было уже кладбищенское. Двум первым рыженький поставил двойки. Пострадавшие, с лицами бескровными и растерянными, стояли тут же, рассказывали:

— Сопит, сопит и морщится, как кожа на ботинке. Потом бряк вопрос... Бряк второй. Чуть замешкался: «Вы ничего не знаете...»

Выслушав нытье, я не то чтобы приуныла, но почувствовала в душе отрезвляющий холодок. И решила не спешить в аудиторию. Слонялась под дверьми часа полтора.

Рано или поздно, настала и моя очередь. Вошла, сказала:

— Здравствуйте.

Рыженький не поднял головы, не ответил на приветствие. Махнул рукой на край стола, где ровной линией белел строй билетов, поредевший уже, как зубья старой-старой расчески.

Я поняла: надо брать.

— Седьмой.

Когда назвала номер, рыженький поднял глаза и какое-то время смотрел на меня, но в основном ниже колен. Чтобы не лишать его удовольствия, я села за передний столик, но так, что ноги были не под столом, а сбоку...

Вопросы в билете оказались легкими. Второй закон Ньютона. Электризация тел. Понятие о проводниках и диэлектриках. Однако задача... Я перечитала ее раз пять.

«На какую высоту должен быть запущен искусственный спутник Земли, чтобы его период обращения был равен периоду вращения Земли, вокруг своей оси? Масса земли 5,9610²⁴ кг».

Такое зло меня взяло! Из-за этой задачи я получу пару. Разве справедливо? Реши я ее или не реши, на обувной фабрике я все равно не буду запускать спутники, в лучшем случае сошью туфли для космонавтов...

Попсиховала немного, позлилась, а решать задачку как-то надо. Записала данные. Вспомнила, что из формулы кинематики можно вывести центростремительное ускорение:

Если припомнить закон всемирного тяготения, то:

где R — радиус Земли; V — линейная скорость обращения спутника вокруг Земли; Y — гравитационная постоянная; h — высота, на которой находится спутник.

Так, хорошо. А что дальше?