— Мама!
— Я тебя слышу, дорогой. — Надеюсь, недолго буду слышать.
— А что ты хочешь, чтобы я сказал тебе? — В его спокойном голосе прозвучал вызов.
Что, в самом деле, ей хотелось услышать? «Я люблю тебя…», «Я приду на День благодарения. Спасибо за приглашение…», «Я тоже по тебе скучал. Я жду с нетерпением, когда мы соберемся, и ты расскажешь нам о прошлом…», «Покажи мне прошлое таким, каким его видишь ты…».
Мои дети — такие ханжи, такие самоуверенные. Они живут, не признавая очевидного. Они никогда не хотели видеть истину, не хотели о ней слышать. Эйлинора обвиняет, Джордж прячется. И всякий раз, когда я пытаюсь объяснить им, что же происходило в те далекие годы, мне это не удается. Они словно опутаны колючей проволокой, всякий раз, пытаясь приблизиться к ним, я натыкаюсь на нее.
Лиота совсем не могла говорить — в горле встал ком.
Забери меня к себе, Господи. Прямо сейчас, пока он не положил трубку. Может, тогда… вот ведь чушь, какой прок в этой тупой жалости к себе!
— Мама? — Джордж уже начал проявлять нетерпение. — Прости, пожалуйста, мне очень жаль, но у меня просто нет времени на то, чтобы строить догадки. Я перезвоню тебе позже. — И он положил трубку.
Она подумала, что у сына уж точно хватит времени, чтобы позвонить Энни и в благотворительную организацию и расспросить про Корбана. А потом он найдет время позвонить Норе и рассказать об этом. Лиота положила трубку и надолго задумалась. Она думала о Джордже, Норе и Энни. Майкл Таггарт, ее внук, не вписывался в эту компанию. Он уже давно покинул тонущий корабль. Она желала внуку добра. Печально, но она даже не смогла вспомнить, как он выглядит. Фотография на каминной полке была десятилетней давности.
Открыв ящик письменного стола, Лиота достала оттуда свою записную книжку с телефонными номерами и отыскала нужный. Она набрала номер и стала ждать ответа.
— Драйер, Шафер, Пуласки и Рукс. С кем вас соединить?
— Я хотела бы поговорить со своим поверенным, Декстером Лейном Руксом.
После короткой паузы ей ответили:
— Простите, мэм, но Декстер Рукс умер несколько лет назад.
— И что я должна теперь делать? Он был моим адвокатом, — теряя терпение, сказала Лиота. — Я хочу изменить свое завещание.
— Большинство его клиентов перешли к сыну, миссис…
— Рейнхардт. Лиота Рейнхардт. Что ж, тогда соедините меня с его сыном. Надеюсь, мое дело все еще у него.
— Уверена, что это так, мэм. Я соединю вас с Чарлзом Руксом. Не сомневаюсь, что вам смогут помочь. Минуточку.
Лиота, взяв себя в руки, спокойно объяснила секретарю Чарлза Рукса, что ей нужно, и стала ждать ответа. Никто не отвечал, и она решила, что про нее забыли. Видимо, понадеялись, что старушка умрет, не дождавшись, и тем самым избавит их от лишних хлопот. Когда Лиота уже собиралась положить трубку и перезвонить, снова раздался голос секретаря:
— Мистер Рукс поговорит с вами, миссис Рейнхардт.
И действительно, она услышала, наконец, вежливый мужской голос:
— Миссис Рейнхардт, чем могу быть полезен?
О, Господи, неужели я должна снова пройти через все это?
— Я хочу изменить свое завещание и к тому же как можно быстрее. У меня есть кое-какие документы, которые я хочу вам показать. Я не знаю, стоит ли передавать их прямо сейчас или дать бумагам ход после моей смерти.
— Когда вы могли бы принести их в наш офис?
— Я не могу принести их, молодой человек. Мне восемьдесят четыре года. Я не вожу машину, у меня нет денег на такси, а для езды на автобусе я слишком стара. Мне нужно, чтобы вы сами пришли сюда. Если кому-то необходимо присутствовать при внесении изменений в мое завещание, то приходите в среду утром. Я попрошу прийти ко мне своего друга. Или приглашу соседку, Арбу Уилсон.
— Видите ли, мэм, я очень занят, а оставлять офис…
— Ваш отец обязательно пришел бы.
Он колебался.
— Да, отец бы пришел. Так вы говорите, в среду днем? Могу я зайти после пяти? Утром я буду в суде, а на дневное время у меня назначены встречи.
— Можете подойти прямо к ужину.
Он хохотнул.
— Спасибо, мэм, но в этом нет необходимости. Оставьте, пожалуйста, у моего секретаря ваш адрес и телефон. Это нужно сделать до среды. А еще запишите все изменения в завещании и приготовьте документы, которые вы хотите мне показать. Так мы ускорим наше дело.
— Я все сделаю.
Она начала в тот же день — стала разыскивать свое завещание. Разве она не положила его в верхний ящик серванта? Или оно хранится в ячейке банка? А платила ли она за аренду этой ячейки? Или оно лежит в нижнем ящике туалетного столика, где она хранила украшения, подаренные ей Бернардом до войны?
Секретарь перезвонила и уточнила ее адрес и номер телефона. Положив трубку, Лиота тут же позвонила Энни и оставила сообщение на автоответчике.
— Это бабушка Лиота, позвони мне, когда сможешь, милая. Я хочу обсудить с тобой приготовления к Дню благодарения.
Потом она позвонила Корбану. Ответила молодая женщина.
— Рут?
— Да, это Рут, с кем я говорю?
Какой резкий, недружелюбный голос!
— Лиота Рейнхардт. Корбан…
— Корбана нет дома. Я оставлю ему записку, что вы звонили.
Лиота не успела сказать ни слова и услышала гудки. Нахмурившись, она положила трубку.
— Что происходит? — спросил Корбан, когда увидел выставленные к дверям квартиры запечатанные коробки. Еще две открытые коробки стояли на столе в кухне, где Рут что-то искала в выдвижных ящиках.
— Я ухожу от тебя, — ответила она, не поворачивая головы в его сторону.
Он бросил свой набитый книгами рюкзак на диван, рядом с двумя другими коробками.
— А я думал, что наши отношения наладятся.
— Что налаживать, Кори? Ты давно все для себя решил.
— Я бы сказал, что это ты все решила.
Она резко обернулась:
— А что, по-твоему, я должна была делать? Остаться и смириться с твоим осуждением?
— Я не сказал ни слова…
— А слова не нужны. Я все вижу в твоих глазах, когда ты на меня смотришь! — Она снова отвернулась.
Корбан начал злиться.
— Эти тарелки были здесь до твоего приезда.
— Прекрасно! — Она разжала руки, и обе тарелки разбились. — Можешь забирать. И стаканы тоже. — Она сбросила их с полочки, где они стояли.
Корбан выругался.
— Что ж, круши все вокруг, если тебе от этого легче!
В ее глазах блеснули слезы.
— Думаешь, меня интересует твое мнение?
Ему захотелось вышвырнуть ее из квартиры и бросить вслед все ее коробки.
— Это я всегда шел на компромисс. — Он пожалел, что она не умерла в той клинике.
— Когда ты вообще шел на это?
Он открыл одну из стоявших у двери коробок.
— Что еще ты пытаешься у меня украсть?
— Давай, вытряхивай! Забирай все, что хочешь! Знаешь, я наконец-то увидела твое истинное лицо. — Она стояла около дверей на кухню и кипела от ярости. — Ты лицемер. Мне понадобилось полгода, чтобы понять это.
— И что открыло тебе глаза? Убийство нашего ребенка?
Она вздрогнула и побледнела, обозвала его гнусным словом.
— На кону стояла не твоя жизнь, Кори. Не твое образование. Всегда мне приходилось брать на себя ответственность. С самого начала!
— О чем ты говоришь?
— Именно мне приходилось принимать меры предосторожности. Зато ты ни разу не побеспокоился о противозачаточных средствах. Пусть женщина волнуется. Так ведь, Кори? Пусть она отвечает за последствия мужских удовольствий. Пусть женщина отказывается от всего! Она же всего лишь сосуд, так, Кори? Ты полное ничтожество! Ведь ты почувствовал облегчение, когда я все сделала. Просто ты не желал ничего об этом знать. Это была моя ошибка. Лучше было соврать и сказать, что случился выкидыш. И все было бы превосходно. Верно? Тогда тебе не пришлось бы чувствовать себя таким же виноватым, как и я! — По ее бледным щекам текли слезы, а глаза полыхали ненавистью. — Я нуждалась в сочувствии, после того как прошла через все это. Но разве от тебя дождешься?