— Что это за технология?
— Альфред уже сказал— это генетическое воздействие на живые (и не очень живые), — последовала кривая усмешка, — организмы.
У меня мелькнула мысль и я спросила Марка Веттингера:
— Если Бакли много-много лет охотится за технологией твоего дяди, то выходит, что он значительно старше тебя?
Молодой человек невесело рассмеялся:
— Ну, выходит, что так.
— Тогда он в прекрасной форме, раз ему всегда удается убежать от тебя.
— У этого факта другая причина. Бакли, да, в хорошей форме. Но когда я преследовал его, то не пытался догнать, моей задачей было лишь прогнать его от твоей усадьбы и проследить за ним. Что бы я делал с Бакли, догнав его? Не убивать же, в самом деле! И в полицию Дастина не сдашь, ибо это привлечет внимание и к моей персоне. Лучше решить эту проблему по-другому — передать его в одну влиятельную организацию, которая решит участь преступника. Дело в том, что мы точно знаем — Бакли убил, как минимум, пять человек. Двоих из них он лишил жизни здесь, в Англии. Это было недавно и недалеко отсюда...
Профессор Мейсен рывком приподнялся на диване и торопливо, словно стараясь закрыть опасную тему и перевести разговор на другие вещи, сказал:
— А теперь, если пожелаете, мой племянник покажет вам наши лаборатории.
Под предводительством Марка мы отправились в соседнее одноэтажное строение — своеобразный Храм Науки. На входе в первую лабораторию молодой ученый выдал нам бледно-голубые комбинезоны, шапочки на резинке и сапоги-бахилы из той же, незнакомой мне, прочной ткани, что и комбинезоны. Облачившись в эти «космические» костюмы, мы надели перчатки, защитные очки, маски, закрывающие рот и нос. Набрав какой-то код, Марк вставил одновременно в две прорези на двери серебристые карточки. Дверь открылась и мы вошли в прямоугольное помещение.
По правой стене располагались спектроскопы, центрифуги, лазеры, другие приборы и компьютеры, по левой — вытяжные шкафы для работы с химикатами. Посредине вдоль комнаты выстроились лабораторные столы с полками над ними, окон не было. Внимание Эмили привлек прозрачный шкаф, из передней стенки которого торчали, словно две руки, плотные, черные резиновые перчатки, длиною в руку по плечо. Внутри шкафа на столе стояли разные пузырьки, бутылочки, стаканы, весы, смесители. Марк принялся рассказывать:
— Это химическая лаборатория. Шкаф, который заинтересовал Эмили, предназначен для работы с опасными веществами. Я вам покажу, как это происходит.
Парень просунул руки в торчащие внутрь прозрачного шкафа перчатки и стал работать — насыпал в пузырек какое-то вещество, взвесил его и закрыл пузырек крышкой. То есть он мог работать с опасными веществами внутри герметично закрытого шкафа, не входя в контакт с ними и не вдыхая их испарения.
Отдельную комнату занимали два электронных микроскопа — гордость лаборатории профессора Мейсена. В другом помещении находился рентгеновский аппарат.
Потом мы осмотрели биохимическую лабораторию, внешне она мало чем отличалась от предыдущей. Затем Марк показал, как живут мыши и крысы, необходимые для исследований. Там не к чему было придраться — клетки стояли просторные, чистые, с разнообразным кормом и игрушками, даже со множеством тоннелей и галерей для беготни животных.
— Мы не убиваем и не мучаем питомцев — это для нас принципиально! Те зверюшки, на которых мы испытываем наши препараты, просто дольше и лучше живут, чем другие, не получившие таких веществ. Правда, изредка бывают ошибки и неприятные случаи.
Мы увидели где и как проживают знаменитые мушки дрозофилы. Террариум с лягушками поражал живописным интерьером с фонтанчиком и маленьким водопадом. Час, пока длилась экскурсия, пролетел незаметно.
Переодевшись, мы покинули лабораторный корпус. Надо признать, что оснащению предприятия профессора Мейсена могут позавидовать многие университеты.
— Хотите посмотреть старый дом, который называется Мейсенхауз?, — спросил Марк, — мы дружно закивали головами в ответ.
— Тогда пойдемте по этой дорожке, — и парень указал на вымощенную плитками тропинку, огибающую жилой дом и уводящую в лесной сумрак.
Эмили и Дикки пошли вперед, а мы с Марком, чуть поотстав, двинулись за ними. На ходу он обнял меня за талию, вопросительно взглянув в мои глаза, но я не возражала и улыбнулась молодому человеку. Меня радовало то, что я потихоньку привыкаю к нему и уже не впадаю в напряжение и ступор от его присутствия. Вместе с тем, меня очень тянет к Марку, физически тянет, мне приятно любое случайное прикосновение. А он сдержан, не пытался поцеловать меня. Интересно почему, если я ему нравлюсь?
Тропинка вывела нас на лесную аллею, по бокам которой росли старые ягодные тисы, клены, орешник и высокие дубы. Кроны их смыкались друг с другом над аллеей, образуя зеленый тоннель. Лучи солнца, клонящегося к закату, пройдя лиственный свод, освещали нашу дорогу изумрудным светом.
Эмили и Дикки остановились, чтобы подождать нас, моя подруга подняла лицо вверх:
— Как красиво!
— Я люблю это место и часто прихожу сюда, — сказал Марк, — после пожара мы получили разрешение на строительство в поместье новых зданий и забора по всему периметру. Строительные работы заняли около года. А старый дом, которому уже триста семьдесят лет, пострадавший от огня, мы потихоньку реставрируем, но это продвигается медленнее.
Живописная аллея закончилась и мы вышли на широкую поляну. Справа простиралось озеро с белыми лилиями по-над берегом. А перед нами высился старый дом из потемневшего серого камня. Он был трехэтажным, с зубчатым верхом стен и с башенкой по правой стороне фасада.
Глава 12. Подземелье Мейсенхауза
Крыльцо дома XVII века было невысоким — всего три ступени вели на старую, истертую гранитную плиту с каменным парапетом. Марк извлек из кармана большой серебряный ключ сказочного вида. Вряд ли ключу могло быть столько же лет, сколько и дому, но бесспорно, что возраст его был весьма и весьма почтенным.
Молодой человек вставил ключ в обрамленную декоративной накладкой скважину и, три раза повернув его, отпер массивную и высокую дубовую дверь. Я ожидала услышать скрип от движения тяжелой и старой дверной створки, однако, она отворилась бесшумно.
Один за другим мы вошли и оказались в просторном холле с очень высоким потолком и с полом, выложенным каменными плитками, истертыми и отполированными подошвами сапог, башмаков и туфель многих поколений жильцов. В дальнем конце холла располагалась широкая парадная лестница. Марк повел гостей направо, в пустом здании шаги гулко отдавались эхом.
Огромная комната, в которую привел нас молодой ученый, без сомнения, являлась столовой. Ее интерьер, похоже, оставался неизменным со времен постройки старого дома. На противоположных торцах удлиненного помещения находились два камина. Над средней частью столовой располагались хоры для музыкантов. Внимание вошедших привлекал длинный обеденный стол из какого-то тяжелого дерева, потемневшего от времени.
Из столовой мы попали в широкий коридор. На стенах его были отчетливо видны темные прямоугольники и квадраты — следы от висевших здесь ранее картин, возможно, фамильных портретов. Коридор привел нашу компанию в большую комнату без мебели, назначение которой я не смогла определить.
— Это именно то помещение, которое горело, — нарушил молчание Марк, — окна его в день пожара были открыты — миссис Слейтер боролась таким образом с сыростью — вечным спутником старого жилья. Бакли бросил сюда через окно бутылку с зажигательной смесью. Огонь вспыхнул мгновенно и все предметы, находившиеся в этой комнате, сгорели дотла. К счастью, нам удалось не допустить распространения пожара... А теперь стены мы уже очистили от гари и копоти, но запах остался.
Марк потянул носом воздух, оглядел всех нас и сказал:
— Я не думаю, что для осмотра дома нужен экскурсовод, поэтому предлагаю побродить по комнатам, разбившись на пары.
— Окей!, — коротко отозвался Дикки и они с Эми, взявшись за руки, пошли назад, в сторону холла.