Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Князь оборотился к дружине, оглядел кметей горящими глазами. И лес снова дрогнул от восторженного вопля семи сотен крепких мужских глоток.

Дохнуло лёгким дуновением тепла, согласно качнулись ёлки, неодолимая сила охватила князя со всех сторон, незаметными нитями проникла в его руки и ноги, заставила крепче сжать рукоять меча и щитовой поручень.

Рывком вскинул Всеслав Брячиславич край волчьей шкуры, багряная пелена застелила заснеженную поляну и толпящихся на ней кметей…

Скрылся последний десяток, нырнул в ельник князь, и Ждан, старшой десятка коноводов, с досадой сплюнул в снег:

— Ну и на кой нас тут оставили целых десятерых? Тут и семи-восьми табунщиков хватило бы…

И почти тут же получил ответ — на кой…

В лесу, там, где скрылась дружина, за густой невысокой стеной ельника встал многоголосый — многосотголосый! — волчий вой и рык. Выла огромная стая, идущая по следу, травящая добычу. Кони словно взбесились — семисотенный табун метнулся вдоль опушки, взбивая ногами высокие снеговые буруны, кони бились в сугробах, словно в высокой воде, иные уже и окрашивали снег кровью — мало ли чего там под снегом — сухие ветки, сучья, камни…

Это какая же стая должна быть, — оторопело подумал Ждан, усмиряя вставшего на дыбы жеребца, и уже понимая в глубине души — какая. Видно, не зря говорили про князя — Чародей! — видно не напрасно болтали, будто может он свою дружину волками оборотить да по скрытым лесным тропам провести.

Кони, наконец, успокоились, остановленные кметями, волчий вой удалялся, уходил к восходу, успокаивалось и потревоженное лесное зверьё.

Глава вторая Немига

1. Белая Русь. Окрестности Менска, река Немига. Весна 1067 года, сухый, день третий

В рассветном полумраке заревел рог. Трубил, звал, подымал на ноги.

Несмеян вскочил, отбросив стёганую попону. Ночью в неплотно прикрытый вход прокрался мороз, тонкой струйкой тянул наружу тепло, в шатре было холодно, хотя на кострище ещё тлели уголья.

Утро начиналось обыкновенно. Даже и не верилось, что сегодня, наконец, решится затянувшийся войский спор, который уже стоил множества жизней.

Кмети подымали головы, заполошно ворочали глазами.

— Какой сволок полсть не закрыл?! — рычал Витко, натягивая стегач. Чем хороши стёганые доспехи, так тем, что зимой греют хорошо.

Рог не смолкал.

— Никак в бой нынче? — пробормотал Несмеян, вздувая огонь в кострище. Кмети уже тащили к огню котёл с кашей — особо спешить было нечего — битва всё одно не начнётся раньше, чем полностью рассветёт, а зимой светает поздно.

— Да уж пора бы! — процедил Витко. — Застоялись мы тут!

Полоцкая рать и впрямь чересчур застоялась у Немиги — как, впрочем, и киевская. Семь суток стояли друг против друга в двадцати верстах, ожидая битвы. Ни та, ни другая рать на открытый бой не решалась.

Оно и понятно — у Всеслава и было-то всего двенадцать сотен кметей, против всей-то рати Ярославичей. Там — шесть князей с дружинами, иди-ка повоюй!

Рог всё звал, кмети на скорую руку хватали холодную, чуть подогретую нарезанную кусками кашу, жевали черный зачерствелый хлеб, солёное сало и ветряную рыбу, выскакивали из шатров наружу. Стан Всеслава оживился, загалдел голосами, кмети спешно оружались, надевали брони, скатывали войлочные шатры, сновали взад-вперёд, внезапно охваченные всеобщим нетерпением — долгое ожидание измучило полочан.

— Усталыми в бой идти… — ворчливо бросил кто-то рядом с Несмеяном. — Да и замёрзли вдосыть…

— Покинь ворчать, — ответил Несмеян, не оборачиваясь. — Изяславля рать так же замёрзла да оголодала, им ещё хуже… нас хоть свои кривичи да дрягва подкармливают.

И впрямь — Ярославичи стоят тут ещё дольше — после менского пожога уж дней десять-двенадцать прошло.

— Несмеяне? Ты? — удивился тот, ворчливый.

Несмеян поворотился — не ждал никого знакомого встретить.

— Мураш? Ты-то тут откуда?!

Неуж полоцкая подмога пришла? Городовая рать?!

— А, — Мураш отмахнулся. — Понесла нелёгкая в Полоцк, к родне в гости, а тут воевода Брень рать собирает князю в помощь! Как остаться-то?!

И впрямь — как в стороне останешься?

Князья воюют меж собой дружинами своими да боярскими, ополчений друг на друга не водили. Да только тут не простая усобица, не столы князья делят.

Кривская земля — земля последней надежды.

Рог созывал кметей к выходу из стана.

Мураш весело топотал лаптями рядом с Несмеяном.

— Вместе что ли, биться будем, кмете?

— Вместе, — Несмеян качнул головой. — В разных полках, стоять будем, сябер. Я в коннице буду.

У выхода со стана столпились кмети — ворота в наскоро выставленном плетне оказались узковаты.

— А Гордяну мою помнишь ли, Несмеяне? — спросил вдруг Мураш, вглядываясь в медленно сереющие сумерки. — Дочку-то мою?

— Вестимо, — разжал Несмеян стынущие на морозе губы и почему-то вдруг смутился, без нужды стал поправлять подбородный ремень шелома.

— Околдовал ты дочку, кметь, — усмехнулся Мураш.

— Гридень, — поправил Несмеян.

— Ну, гридень, — согласился Мураш, щурясь на окрасившийся багрянцем окоём — над дальним лесом вставало солнце. — Приворожил.

— С чего это? — не понял гридень, уже нетерпеливо притопывая ногой.

— Ну как — с чего? — пожал плечами Мураш. — Её той осенью за сына войта сватали из соседней веси — отказала.

— Ну и что? Не по нраву пришёл.

— И на беседы перестала ходить, ровно сглазили.

— Я, что ли, сглазил? — Несмеян перестал слушать, махнул рукой и вскочил в седло. Глянул сверху на Мураша, смешного в длиннополом стегаче, лаптях и кожаном тёплом шеломе. Мядельский войт держал наперевес тяжёлую зверобойную рогатину.

— Да нет, — вздохнул Мураш печально. — Не сглазил, конечно. Любит она тебя, гриде…

Но Несмеян уже поддал коня под бока каблуками и птицей рванулся к полощущемуся неподалёку княжьему стягу. А Мураш глядел ему вслед, улыбаясь — впервой почему-то не чувствовал на гридня злости.

Тысячи лет тому полз по равнинам огромный ледник.

Кривичи про то помнили смутно. Слышали от пращуров, что была Великая Зима… и была Битва Богов. Светлые боги победили тёмных, солнце воротилось на небо, заново народился Дажьбог пресветлый, растопил ползучие льды.

Остались от той Великой Зимы у реки Немига принесённые ледником с гор валуны — морена.

Теперь у той морены, на той Немиге и предстояло разыграться битве меж Всеславом и Ярославичами.

Всеслав и рад бы выбрать иное место для битвы, да вот беда — не было поблизости иного удобного места. А уйти Всеслав не мог — его рать перехватывала единственный в этих дебрях торный путь от разорённого Менска к Полоцку и Витебску.

Рога трубили в обоих станах — и у великого князя, и у полоцкого оборотня.

Рать великого князя зашевелилась, вытягиваясь на открытое место.

Неведомо, кто первым решил биться именно в этот день. За спиной Буян Ядрейкович слышал, как перебрасывались словами кмети, подтягивая оружие и снаряжение:

— Как оно враз-то…

— А где первыми-то затрубили, у нас альбо у полочан?

— Да вот тебе не всё равно…

— Может, договорились меж собой князья, когда биться…

И впрямь, подумалось Буяну, может и договорились князья, как это встарь водилось — назначат место и время битвы, сойдутся и режутся до ума потери. Так и тут — семь дней стояли друг напротив друга две рати, было время, чтоб гонцов туда-сюда послать, да уговориться в который день биться.

На миг Буяну даже показалось, что он видел нескольких стремительных едва заметных гонцов, которые сновали по полю за время стояния.

И тут же отверг, мотнув головой.

Ни Изяслава, ни Святослава, ни Всеволода дураками не назовёшь. Должны понимать князья, что такая отсрочка Всеславу только на руку — время играет на него. С каждым днём рать его прибывает… эвон, как только примчались Всеславичи с Чёрной Руси, так сколько их было? Сотен восемь, не более того. А теперь, с Бреневой-то помощью? Не меньше двух с половиной тысяч! Втрое приросла Всеславля рать!

45
{"b":"209418","o":1}