— Прикажут тебе убрать меня и ты исполнишь приказ?

— Вчера «да», сегодня — уже нет. Изменилось не только время, но и люди, и я в том числе.

— И за то спасибо, — грустно сказала Настя. — Я буду права, если скажу, что Олег и Алексей вывалились из вашей «тележки»?

— Не совсем, — замялся Кушкин. — Я могу высказать свои предположения?

— Буду благодарна.

— Учти, это всего лишь предположения… Мне кажется, что оба полковника все ещё в строю. Но…

— Но?..

— Они ведут двойную игру. Нет, нет, не подумай, на иностранные спецслужбы они не работают. У них были свои задания по линии «конторы» и они их выполняли. Но помимо этого, есть ещё что-то. Может быть, даже свое…

Он замолчал, и Настя поняла, что больше майор Кушкин ничего ей не скажет, ибо и так уже переступил за черту дозволенного.

— Хорошо, Миша, мне этого достаточно, чтобы сопоставить некоторые свои факты и сделать выводы. Теперь скажи мне, каково твое лично положение?

Кушкин ответил, не колеблясь.

— Мое положение хреновое. И боюсь, что я сегодня не ко двору, мои взгляды известны «старшим товарищам» по ремеслу, и у них есть основания полагать, что я из другой стаи.

— И что ты думаешь делать?

— Уходить, пока есть возможность уйти спокойно.

— Куда?

Кушкин хмуро посмотрел на Настю:

— Зачем тебе это знать, Соболева? Очередную статейку тиснуть о неудачнике-майоре?

— Дурак ты, Миша, — спокойно ответила Настя. — Я ведь с тобой почти сроднилась это время. Разве что не спала, — заулыбалась она.

Кушкин тоже улыбнулся:

— Приказа такого не было… Да и вообще, когда воюют полковники, майорам лучше отсидеться в тени.

— Не хами, Миша. У нас серьезный разговор. На мой вопрос ты пока не ответил.

— Некуда мне уходить. В охранные фирмы, куда сейчас многие из наших подались, не хочу — не хватало ещё новых толстопузых охранять. А так… Куда?

— От вас как уходят? — поинтересовалась Настя.

— Очень просто. Пишут рапорт, заполняют некоторые бумажки — и скатертью дорога.

— Тебя будут задерживать, уговаривать, чтобы остался?

— Думаю, что нет. Скорее всего, обрадуются.

— Тогда вот какое у меня предложение, Михаил Иванович… — Настя говорила уже очень официально. — Переходи работать ко мне, точнее на меня. Я начинаю новое дело, очень большое, и ты станешь в нем важной фигурой, поскольку в твоей порядочности я убедилась и доверяю полностью. Когда дело мое появится, тогда и определим, как будет называться твоя должность. А пока создавать его, регистрировать, преодолевать бюрократические барьеры будем вместе.

— Дело чистое? — поинтересовался Кушкин.

— Абсолютно.

— А то ко мне подкатывалась уже братва из какой-то группировки, не понял, какой…

— Нет, у меня все будет серьезно и, я бы сказала, открыто. Но побороться придется немало, я это знаю… Ты из непонятной мне скромности не спрашиваешь, на какую зарплату я тебя зову. Пока дело не откроем, я сама будут платить тебе ровно столько, сколько ты имеешь. А потом определимся… Обижен не будешь. Еще один вопрос… Кто твоя жена?

— Развелся несколько лет назад, хотя у нас это и не поощряется.

— Возлюбленная есть?

— Пока нет. Правда… — Кушкин замялся.

— Что? Выкладывай до конца, — потребовала Настя.

— Я без тебя два-три раза встречался с твоей подругой Ниной. Очень чистая, не по нашему клепаному времени наивная девушка…

Настя едва не поперхнулась от изумления. «Ай, да Нинка, — подумала весело. — Ай да стерва! Изобразила из себя наивную, шалава!»

— Ладно, это дело твое, Михаил Иванович. — Так как мое предложение?

— Как мне тебя теперь называть? Босс? Леди? Леди-босс? — улыбнулся Кушкин.

— Значит, согласен… Завтра и начнем боевые действия. И вот мои первые пожелания, Михаил Иванович: снять с меня то ли слежку, то ли охрану, освободить от прослушивания телефонов — в кабинете и на квартире. Повод простой: это были распоряжения полковника Строева, он их в новых условиях не подтвердил. Нет ведь?

— Нет.

— Сделай это и лишь после этого пиши рапорт об уходе в запас. Когда сможешь сделать?

— Завтра с утра. Официально: доклад моему непосредственному начальнику, его распоряжение. А он при имени полковника Строева на стенку лезет…

— Ну, это уже ваши внутренние игры, — рассудительно сказала Настя. — Как только отключишь прослушивание, прошу ко мне на квартиру, будем намечать план действий. На работе у меня ты — с завтрашнего дня.

Настя не ошиблась в Кушкине. Он в несколько дней официально решил все проблемы с наследством — Настя выдала ему доверенность, дающую право представлять её интересы. Она позвонила президенту «своего» банка в Швейцарии и в тот же день получила факс, удостоверяющий сумму наследства, естественно, его первоначальную цифру. Копию завещания тетки, заверенную конторой господина Рамю, Настя сделала ещё в Швейцарии. Пробовалось множество других справок и документов, и Кушкин собрал их мгновенно. Похоже, ему здорово помогало удостоверение сотрудника спецслужбы, которое он пока не сдал, и обаятельная улыбка. Он показывал свое удостоверение и представлялся: «Доверенное лицо госпожи Соболевой… Да, да, той самой… Вы, конечно, читали о ней»… После этого извлекал из «дипломата» альбом с вырезками о Насте в зарубежной и родной отечественной прессе.

Налог с наследства Настя заплатила по минимальной шкале, но сумма все равно была большой и ей было жаль этих денег, которые ни за что, ни про что отняли у нее. Она категорически отказалась переводить свои деньги в один из российских банков, как ни попытались нажать, припугнуть, — в ответ Настя пригрозила публикациями в прессе. От неё отстали, ибо скандал тогда, когда Россия перед всем миром изображала паиньку-девочку, любящую реформы, рынок и вообще свободу, был никому не нужен.

Насте надо было оттянуть приезд в Москву Алексея, чтобы получить резерв времени, и в этом ей помог Фофанов. Она довольно исправно ходила на работу, проводила в своем кабинете несколько часов, занимаясь своими проблемами. Здесь было удобнее: по «вертушке» могла связаться с любым высокопоставленным чиновником. Как-то ей позвонил Фофанов по внутреннему телефону и сказал:

— Есть новость, Анастасия Игнатьевна. Мы…

— Юрий Борисович, — перебила его Настя. — Не сочтите за труд, загляните ко мне. Угощу хорошим кофе.

Фофанов тут же к ней прибежал и она сказала:

— Юрий Борисович, твой кабинет прослушивается. Да не волнуйся, — успокоила она, заметив, как сперва побледнел, а потом покраснел Фофанов. — Слушают не тебя, а твою высокую должность. Не при тебе это было заведено, гораздо раньше. Поэтому со всеми новостями прошу ко мне, у меня все чисто, проверено. Так что случилось?

— Снова звонил Алексей Дмитриевич. Настойчиво просит вызвать его на несколько дней в Москву, в редакцию. Для того чтобы согласовать новые темы и, как выразился, подышать изменившимся воздухом отечества…

«Так, — подумала Настя, — хочет со мной разобраться дорогой муженек. Не дает ему покоя моя самостоятельность». Она прикинула, не заложил ли её Кушкин и пришла к выводу, что нет, не такой он человек. Значит, это последовало продолжение швейцарских событий. Ничего хорошего приезд Алексея ей не сулил, изменение условий владения наследством и огромными суммами, которые на нем наросли, ей не простят. Так как она выглядит, «ненасильственная» смерть? Знать быть…

— Нечего делать в Москве твоему собкору Юрьеву, господин главный редактор, — резко сказала Настя. — Он может помешать нашим планам.

— Как скажешь, Анастасия, — покладисто согласился Фофанов. И жалобно сказал:

— Соболек, ты обещала помочь… Люди без зарплаты, бумагу в кредит больше не отпускают… Не завтра, так послезавтра мы должны будем приостановить выпуск газеты. Такого не было даже в войну…

— В войну было известно, кто враг, где он окопался или когда поднимается в атаку, — заметила Настя. — А сейчас жизнь — борьба, но не перепутать бы, с кем бороться.