В своих маленьких повестях «Миссия» и «Чума» Иван Франко хорошо показывает происки одного из таких миссионеров-иезуитов, патера Гавдентия. Патер Гавдентий в какой-то мере является литературным предшественником Михаила Сойки, и действует он в тех самых местах, что и герой романа Тудора.

Так, в беседе с настоятелем Тернопольского конвента ордена иезуитов патер Гавдентий называет, подобно Сойке, тамошние земли восточным авангардом католицизма и плацдармом для дальнейшей агрессии; он с большим волнением повторяет слова папы римского Урбана о великой миссии католиков на Востоке. Выполняя эту агрессивную программу папства, иезуиты и подобные им монашеские ордены, как и Михаил Сойка, не склонны были питаться только медом и акридами, а всячески приумножали свои богатства, опираясь в своей миссионерской деятельности на огромные земельные владения. Одно только подвластное Юзефу Бильчевскому Латинское архиепископство имело в начале нынешнего века во Львове 14 787 гектаров пахотной земли. Возглавляемая графом Андреем Шептицким греко-католическая митрополия во Львове владела уже в 1905 году 30 991 гектаром наилучшей земли.

В бытность свою нунцием в Польше, Пий XI строил планы подчинения Православной церкви католицизму. Он возлагал большие надежды на униатскую церковь. Его ближайшим советником был униатский митрополит Андрей Шептицкий. В планах папы именно Галиция должна была быть опорным пунктом, откуда Ватикан мог бы скорее всего проникнуть на территорию Советского Союза.

Церковники не всегда скрывали эти планы. Так, католический богослов Грентруп в своей книге об отношении католической церкви к национальным меньшинствам, касаясь униатской церкви в Польше, проговорился:

«Апостолический престол рассматривает украинскую церковь в рамках большой церковной политики как коридор, через который он надеется получить доступ к православной церкви (курсив наш.— В. Б.). Украинцы лишь в том случае могут оправдать эту задачу завоевания православной церкви, если своеобразие их обряда и их образа жизни укрепится. А потому следует ожидать из Рима, насколько это возможно, содействия и всяческой помощи развитию украинской церковности».

Степан Тудор вовремя разгадал эти и другие планы униатства, вовремя предупредил о них читателя в своем талантливом романе, а гитлеровское нашествие полностью эти планы подтвердило, еще раз показав нам подлинное, хищное лицо униатской церкви.

Мы сказали в предыдущем очерке, что Степан Тудор выступает в своем романе один против многоликой братии обманщиков в черных реверендах. Как понимать эту фразу? Не может ли сложиться у читателя представление, что Тудор воевал с религией и ее слугами в одиночку, не чувствуя в этой борьбе локтя соседа?

Нет, было не так!

Степана Тудора окружали друзья и единомышленники, понимающие реакционный смысл всех религий и ведущие с ними борьбу. Прежде всего это были революционные писатели из группы «Гор-но», существовавшей во Львове на рубеже тридцатых годов и сплотившейся вокруг прогрессивного журнала «Вгкна». Среди друзей Тудора был один из самых образованных писателей Западной Украины, Ярослав Галан. Он не меньше Тудора понимая опасность религиозного дурмана, отравляющего души людей, и вел смелую борьбу с Шептицким и униатской церковью. Еще в тридцатом году он назвал седобородого графа в мантии митрополита «мутителем святой водички». Назвал открыто, на страницах журнала, преследуемый полицией, и враги не простили ему этого поныне. Есть много общего в жизни и смерти Тудора и Галана. Но если Тудора сразили осколки фашистской бомбы, то Ярослав Галан погиб за свои убеждения уже после войны, от рук подлых врагов.

Поздним осенним вечером 25 октября 1949 года возле железнодорожного моста около станции Гамалеевка состоялась необычная встреча.

Из ночной темноты появились два человека. Оглядевшись, они притаились в кустах. Немного погодя из-под моста вышел третий неизвестный. Он дважды прокричал вороном, и только после этого все трое сошлись. Обменявшись контрольным паролем «Полтава — Харьков», они протянули друг другу руки, и тот, что вышел из-под моста, Роман Щепанский, глухо спросил:

«Ну как?»

Молодой попович, Илларий Лукашевич, озираясь по сторонам, доложил:

«Все в порядке! Галана больше нет... Еще вчера, до полудня...»

«Кто убивал?» — деловито спросил Щепанский. «Сперва дал он! — показывая на низенького Михаила Стахура, прошептал Лукашевич.— Из-за спины. Так что кровь до потолка фонтаном брызнула... Ну, а потом и я...»

«А ночевали где?»

«У отца Левицкого,— ответил Михаил Стахур,— в Грядах...»

«Вот это забрали у Галана в столе».— Лукашевич протянул Щепанскому завернутые в платок металлические предметы.

«Що це таке?» — осведомился Щепанский.

«Медали. Партизанские...»

«Ну, добре, хлопцы! — пожимая руки убийцам, сказал Роман Щепанский.— Я доложу о вас наверх! А теперь давайте сядем, поговорим, что нам делать с вами дальше...»

Этот зловещий, циничный разговор имел свою предысторию. И чтобы понять все обстоятельства трагической гибели прекрасного украинского писателя, убежденного атеиста Ярослава Галана, надо рассказать обо всем подробнее.

Ярослав Галан был страшен и ненавистен для слуг тьмы — разноликих мракобесов со дней своей молодости, когда он вступил с ними в жестокую борьбу еще в буржуазном польском государстве. Церковники ненавидели Ярослава Галана еще с той поры, как он опубликовал в 1930 году обличительную комедию «99%» («Лодка качается»), разоблачающую галицийское мещанство и греко-католического попа, отца Румегу.

В одном из ранних памфлетов-рецензий, «Хи-хи-хи», Ярослав Галан зло высмеял «молодой цвет украинской нации» — то самое общество, из которого впоследствии вышли убийцы писателя: ««Молодой» цвет нации «также находит себе дорогу. Такой многообещающий бычок, пока еще только набираясь внаний, носит (темными вечерами) мазепинку, орет на съездах и праздниках «Ще не вмерла» и между одной и другой операцией по высаживанию окон пишет оды, адресованные святому Юру. Получит (или нет) такой балбес диплом, все равно идет в родное учреждение, покупает пахучее мыло, заказывает у портного гольфы, втирается в директорские салоны и через год берет в кредит мотоциклетку. И все было бы хорошо, плыли бы спокойно дни и ночи, ровными слоями нарастало бы для вечности на животике сальце, если бы не красный призрак. Угнетает он обывателя, и ленивое сердце иногда от ужаса замирает. Тогда в мещанине пробуждается дух! Мещанин оживает! Мещанин ищет идеи! Мещанин творит!»

Когда же красный призрак не только приблизился к околицам Львова, но Советская власть стала реальностью на землях Западной Украины, все Лукашевичи и щепанские, которым некогда Шептицкий сулил, что они будут епископами на «большой Украине», начали оживать от своего ленивого, поповского житья. Они стали воспитывать из своих сыновей террористов, призывая их беспощадно бороться с лучшими представителями освобожденного народа, накачивая их мозги клерикально-националистскими идейками.

С первых же дней возвращения во Львов после освобождения его Советской Армией в июле 1944 года Галан ведет жестокую борьбу с тайными и явными врагами всего нового, что принесла Советская власть. Один за другим выходят из-под его пера памфлеты, направленные против украинских националистов и Ватикана.

Вскоре Галан выезжает специальным корреспондентом газеты «Радянська Украша» на процесс в Нюрнберг. В острых публицистических корреспонденциях он показывает звериную сущность военных преступников, махровых фашистов.

Пребывание в Нюрнберге, на земле Западной Германии, дает писателю материал для пьесы «Под золотым орлом». В перерыве между судебными заседаниями Ярослав Галан с опасностью для жизни совершает поездки в осиные гнезда националистов, бывших власовцев, и других коллаборационистов. Он собирает там материал для новых памфлетов, рискуя каждую минуту получить вражескую пулю в спину.