Хорошей опорой ему в работе был главный инженер треста Б. М. Эпельбаум — человек вдумчивый, тактичный, с большими инженерными знаниями. Начальником стройуправления «Уралавтострой» длительное время (до и после пуска в эксплуатацию завода) был Фрейман. Много труда вложили в сооружении предприятия мастер Тимченко, прорабы Кравцов, Гладков, Чернышев.

Организация строительства объектов была хорошо продумана, работы велись по совмещенному поточному графику, с применением передовой технологии и стахановских методов труда. Большое внимание уделялось творческим поискам изобретателей и рационализаторов. В результате в производство было внедрено 400 рационализаторских предложений.

Бригада плотников коммуниста Лоскутникова работала на самых ответственных участках, днем и ночью, в пургу и метель, всегда задание выполняла досрочно, давая три-четыре нормы в смену. До 40 кубов бетона за смену при больших морозах укладывали бригады Мурдасова, Щербакова.

По-боевому работала на стройке комсомольская организация. Комсомольцы шли вслед за коммунистами. На стройке трудились 52 комсомольско-молодежные бригады, среди них особенно отличались бригады Ярицкого, Фомичева и Миллерова. Бригада слесарей-сантехников Умедмана была инициатором движения — с меньшим числом рабочих выполнять большой объем работ. В его бригаде вместо шести слесарей стало три, но она выполняла задание на 180—200 процентов.

С начала 1944 года и до самого пуска автозавода на стройке работала бригада обкома партии во главе с заместителем секретаря обкома по машиностроению Я. Н. Смирновым. Яков Николаевич занимался вопросами подготовки производства По выпуску автомобилей, изготовлением вспомогательного оборудования, подготовки кадров. Мне, как его заместителю, были поручены вопросы, связанные со строительством завода…

Сейчас УралАЗ — один из крупнейших гигантов отечественной автомобильной промышленности. Его мощные «Уралы» хорошо известны и в нашей стране, и за рубежом. А мне вспоминаются самые первые автомашины этого завода — трехтонные «УралЗИСы», которым довелось пройти по огненным дорогам войны. Вспоминаются они еще и потому, что именно с их кузовов прозвучали победные залпы «катюш».

Н. А. КОРОБОВСКИЙ,

зам. завотделом Челябинского обкома партии

В далеком сорок втором году Кыштым был тихим, опустевшим. Электричества мало, ночью город выглядел темным. Даже машиностроительный завод не светился огнями, хотя трудился для фронта.

Мне еще не было 14 лет. Был я тогда невысокого роста, худой, и в первую минуту на заводе (в цех привел меня отец) почувствовал робость. Меня оглушил шум многочисленных станков, работавших на повышенных режимах.

Михаил Александрович Пискунов, мой первый наставник, высокий и плотный человек: по-доброму улыбнулся мне и дал первое задание — поворачивать ручку выключателя. Потом показал, как закреплять штурвалом цанги деталь и высвобождать ее, а к концу смены он вместе со мной выточил несколько деталей. Одну из них я обработал самостоятельно.

Обратил внимание, что в цехе было много молодых парней, которые трудились у станков. Некоторые из них ободряюще улыбались мне: мол, не робей. А ровно через месяц все они были уже на фронте — за станки встали такие же подростки, как я.

Бывая в музее машзавода, я всегда смотрю на стенд, посвященный тем, кто не вернулся с войны. Здесь фотографии многих тех молодых парней. Когда-то они казались мне такими взрослыми, большими и сильными, а сейчас, когда мои виски покрыла седина, смотрю на их фотографии и думаю: как же были они молоды! Как сейчас вижу сосредоточенное лицо и согнутую над станками спину Виктора Батятина. Он уходил на фронт прямо из цеха и не вернулся домой.

До станка дотянуться мне было трудно. Чтобы удобнее работать, мне установили два ящика и трап под ноги. Над станками виднелись платки да вихрастые макушки таких же пацанов. Вместе с уехавшими на фронт парнями исчезли шутки и смех… А ритм работы все нарастал.

Постоянно видел я в цехе технолога Гармана Кузьмича Тарасова, механика Александра Лукича Шибкова. Как теперь понимаю, они не уходили с работы сутками, «колдовали» над станками, как их лучше расставить и загрузить. Так родился «трехниточный» поток. Весь процесс обработки был разбит на операции, продумана их очередность. Созданы были специальные приспособления, фасонные резцы. В результате производительность труда резко возросла. На моей операции при норме 53 детали можно было изготовить 150—200 штук.

А потребности фронта росли. Изучая документы тех лет, прихожу к выводу, что сильно сдерживал работу литейный цех. Тогда земляные формы разового использования заменили металлическими кокилями. Литейка «завалила» нас отливками.

Резко увеличилась выработка. Теперь на Доске показателей редко уже была цифра 450 процентов, чаще — 750. А в одну из смен мой напарник Борис Савватеевич Миляев достиг рекордной выработки — 1000 процентов. Он был первым на заводе, одолевшим 10 норм за смену.

Станок он мне передал «на ходу», и я шел на рекорд, но до такой высокой выработки просто не хватило отливок. Этот день мне запомнился на всю жизнь. В конце смены кружилась голова, болели плечи и пальцы рук, все тело била мелкая дрожь от неимоверной усталости и одновременно от радостного сознания, что ты не отстал от более старшего товарища и внес свой трудовой вклад в дело защиты Отечества.

К началу 1944 года ритм работы в нашем цехе достиг наивысшего накала. Образовались комсомольские бригады, закипело соревнование. И стимулировали его не дополнительные кусочки сала, которые выдавали стахановцам, а искренний горячий патриотизм.

Ударной силой на главной операции обработки корпуса были: Василий Андреевич Мыларщиков, Виктор Сергеевич Кореньков, Володя Верин, Володя Шипулин, Саша Глухов и Вася Щукин. На своей операции не знали равных Николай Калачев и Алексей Романов. И если первый брал лихостью, то второй — отточенностью движений.

Был у нас удивительный станок «Гемальд» — на одной станине две передние «бабки» и обе рабочие: одна — с левым управлением, другая — с правым. На этом станке трудился Павел Федорович Демин. Он был невысокого роста, широкий, с большими сильными ладонями, могучий и ловкий. По лицу его струился пот. «Паша Демин пашет», — говорили в шутку о нем товарищи.

При норме 70 штук корпусов за смену Вася Щукин обрабатывал 120. Усталый и довольный, он, обтирая станок, насвистывал веселый мотив. Ребята его смены говорили, что ел он только раз в сутки на работе, получив по своей усиленной карточке килограмм хлеба и поллитра похлебки. Это был рацион военных лет, других продуктов питания он не имел.

Сергей Петрович Мордашев, бывший токарь цеха № 11, вспоминает: «Трудился на второй операции. Когда у нас была двухсменная работа по 12 часов, я работал в смене Александра Васильевича Фомина, а когда перешли на трехсменку по 8 часов, попал к Василию Федоровичу Алферову. Он был требовательный, справедливый человек. Смена его задавала тон всему общезаводскому соревнованию, по ней равнялись и другие смены. Бывало, Вася Мыларщиков (ныне уже покойный) скажет: «Нажмем, ребята!» И начинала раскручиваться трудовая карусель. Детали с операции на операцию переносили бегом. Гора их росла, и все этому радовались. Высокая цель одухотворяла наш труд, вносила в него поэзию и красоту».

Маруся Швейкина (Абрамова), Нина Аношкина (Романова) трудились контролерами. Эти девушки были старше нас на два-четыре года, но нам они казались взрослыми. Они даже пели в ночную смену, помогая нам и себе преодолеть голод, сон и усталость.

У воспитательницы детского дома Вали Шалимовой погиб единственный брат, вступивший в Уральский добровольческий танковый корпус. Она всю смену плакала, но работу не бросила.

Запомнилась мне Зоя Сырейщикова, трудившаяся рядом на такой же операции, как и у меня. Проводив отца на фронт, она осенью 1941 года пришла на завод. Немногословная, ни в чем не уступала мужчинам, наоборот, частенько оставляла нас, парней, позади себя на Доске показателей.