Так рождались легенды о «катюшах». Будто они, как в сказке, появляются неизвестно откуда. А чудо было в другом — их в голоде и холоде выпускали подростки, вчерашние школьники, стоявшие у станков по две смены.

Как было в те годы? Надо, и все! Помню, как не могли мы сверлить отверстия диаметром 2,9 миллиметра. Сталь твердая, сверла летят, идет брак. Кто ни возьмется, не получается. И тут случился прием в обкоме партии. Отвечая на вопрос Н. С. Патоличева, как идут дела, колющенцы признались: беда, сверла слабоваты. И тогда Николай Семенович открывает сейф и достает несколько пачек сверл. Видимо, знал он про нашу беду.

В первый же день Зина Черноскулова, работая новыми сверлами, сдала несколько деталей. Вместе с ней восемнадцать девушек были заняты на этой операции. Мы им даже отгородили место в цехе, чтобы никто не мешал. И дело пошло.

Конечно, мы догадывались, какое важное дело нам поручено. Например, уже в декабре 1941 года в «Правде» в списках награжденных прочитали фамилии своих товарищей. Работники тыла в первые месяцы войны награждались крайне редко.

Должен сказать, что нам было очень необходимо знать, как действуют наши «катюши». Вести с фронта поступали нечасто, особенно в первые годы. Но когда мы узнавали, что там довольны нашей продукцией, это очень помогало в работе, всех буквально подстегивало. Мы радовались и забывали о трудностях.

Отвлекусь и скажу, что была у нас в те годы еще одна радость. Сразу после разгрома немцев под Москвой поступил приказ: восстановить производство плугов. Где, как? Все заняты военными заказами. Места нет. А мы радовались: если правительство беспокоится о производстве плугов, значит, угроза миновала. А главное — эта работа как бы возвращала нас к мирной жизни.

— Семен Михайлович, а что такое «катюша»? Как она устроена? Мне, например, понятен танк, гаубица или миномет. А «катюша» до сих пор, признаться, загадочна. Такое ощущение, что ее секрет до конца не раскрыт. Теперь-то можно раскрыть тайну? Уж вы-то хорошо знаете конструкцию.

— Главное в ней, конечно, снаряд. Он — реактивный. В камере двигателя — семь шашек пороха (длиной 55 и диаметром четыре сантиметра). Сгорая, порох создает в камере давление в 300 атмосфер, температура поднимается до трех тысяч градусов. Раскаленные газы, вырываясь через сопло, создают тягу. При сходе скорость снаряда 70 метров в секунду, а максимальная — 355. Ну, и головка, в ней боевой заряд. Дальность полета — 8,5 километра. Так устроен снаряд РС-132.

Просто? Теперь-то просто. А тогда… Ведь у нас был плужный заводик, старенькое оборудование.

Сама же установка была еще проще. Направляющие, ферма, поворотная рама. Сложность была в том, что подрамники надо было делать под разную тягу: от тракторов до «студебеккеров».

— Наверное, эта кажущаяся простота и вводит в заблуждение. С каких-то рельсов сходят длинные снаряды, завывая, пролетают, будто огненные копья, над головой — видно, как они «плывут» в воздухе, как опускаются и зажигают землю, снег, металл…

— А знали вы, что «катюши» делают не только в Челябинске?

— Нет, конечно. Как-то нам привезли платформу «катюш» на ремонт. Меня и главного технолога послали на Переселенческий пункт посмотреть, какой ремонт требуется. Прибыли мы туда, смотрим, не все наши. Тогда и догадались.

— И город не знал о том, что вы выпускаете?

— Сборка «катюш» велась в одном месте. Это старый гараж на углу улиц Елькина и Труда. Оттуда все они и отправлялись, конечно же, скрытно. На этот счет было очень строго.

Однажды был у меня повод поволноваться. Иду зимним вечером по улице Труда, подхожу к гаражу: что такое? Окна большие, покрытые тонким слоем инея. И при вспышках сварки на окнах — силуэты «катюш». Тому, кто их видел, нетрудно догадаться, чем заняты в гараже. Пришлось тут же переставить сварку так, чтобы тень не падала на окна. Время было такое.

— И все-таки, Семен Михайлович, хочется представить «катюши» на улицах Челябинска. Давайте попробуем.

— Отгружали их всегда ночью. Установка обязательно укрывалась брезентом — тогда говорили «капотом». Колонна выезжала из ворот на улицу Васенко…

— И на станцию?

— Да. Был случай, я сам ездил, но сейчас не вспомню, по каким именно улицам.

— Да тут дорога, собственно, известная. И нам нетрудно вообразить: ночной город военной поры, по пустынным улицам едет колонна грузовиков. Высоко над кабиной наклонно поднимаются покрытые брезентом «спарки». Это видение надо запомнить навсегда: «катюши» в ночном городе.

— Семен Михайлович, а само слово «катюша» когда вы узнали?

— Я знал несколько названий. Офицеры говорили «гвардейские минометы». Солдаты по-всякому их называли: гитара, секретка, адская мясорубка и даже Раиса Семеновна с гитарой. А осталось одно название — «катюша». Кстати, мы на заводе направляющие называли спарками, а снаряды — ровсами.

…«Катюши» многое объясняют в войне, увенчанной победой. Они объясняют современникам нашу революцию, нашу страну, наш Союз. «Катюши» не с неба свалились. Теперь ясно: они были маленькими ракетами, которые ныне поднялись до космических высот. Ясно теперь и то, что страна была готова не только создать, но и освоить новое оружие. Иные смотрели на «эрэсы» с позиций старой, крестьянской России: где взять столько снарядов на такую «швырялку»? И где взять столько автомобилей? Но все нашлось: и снаряды, и тяга. Потому что бой приняла новая Россия, взявшая разбег до войны и обнаружившая свою мощь, пусть тогда еще невеликую, первыми залпами «катюш» в первый же год войны.

М. ФОНОТОВ,

журналист

С первого дня войны завод начал срочно перестраиваться на выпуск военной продукции. В середине июля 1941 года мы получили сообщение о том, что к нам эвакуируется завод из Брянска. Несколько позднее прибыло оборудование с Мытищинского и Сталинградского заводов. Все монтировалось и восстанавливалось в сжатые сроки.

Очень сложной задачей оказалось принять эвакуированных людей. Наш маленький городок состоял в основном из личных домиков, коммунального жилья почти не было. Мы встречали эшелоны, ставили людей с чемоданами и узлами в шеренгу и… вели на очередную улицу, подводили к очередному дому и оставляли одну из семей появившейся на стук хозяйке. И не помню случая, чтобы кто-то отказался принять эвакуированных.

…Всех нас в то время выручали огороды. Картошку и овощи выращивали все. Но тяжелым оказался 1943 год — дождем смыло весь урожай. Это грозило дистрофией. Как от нее спастись? Очень помогли дрожжи, выдавались по два ведра на цех. Начальник цеха приглашал мастера, смену рабочих, первую кружку растворенных дрожжей пил сам, потом заставлял всех остальных. Неприятно, но надо!

Месяца три пили эти дрожжи, а дистрофию побороли. После тяжелой зимы 1943—1944 годов распространили инициативу «Каждой семье вырастить не менее 100 кочанов капусты». И вырастили. Таких трудных моментов, какие пришлось пережить в сорок третьем, больше не было.

Наш завод — кусочек Урала, опорного края державы — успешно справился со сложными заданиями в годы войны и заслуженно был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

М. А. АНАНЬИН,

парторг Усть-Катавского вагоностроительного завода

В феврале 1941 года я приехал на Урал с новеньким дипломом выпускника МВТУ. Приехал на завод, который только начинал свое существование. Когда пришла война, в густом болотистом лесу стояло всего несколько двухэтажных деревянных домов… Некоторые семьи рабочих жили еще в землянках… Молодых специалистов разместили на частных квартирах. Я жил в городе. Утром вставал в пять утра, на трамвае добирался до вокзала, потом поездом до Уржумки и пять километров пешком до проходной.

Производственный корпус еще только строился, но с первого дня войны было решено параллельно наладить выпуск военной продукции. Линия фронта как бы прошла через завод… Рабочие, не дожидаясь, когда появится крыша над головой, начали выпускать продукцию.