— Ну как, Евгений Андреевич, идет мне генеральская форма?

И всю робость будто рукой сняло.

В конце войны Духов возьмет Тихонова в свое КБ ведущим конструктором, и там Евгений Андреевич познает творческий взлет. Памятуя об этом, товарищи запишут в приветственном адресе: «…узлы и системы, разработанные и внедренные в изделия спецтехники при Вашем участии, безотказно работали на благо нашей Отчизны».

Но говорить об этих узлах не было принято — «спецтехника». Бесчисленное множество технических задач, которые придется решить в годы войны, станут тем волшебным сундучком-кладом нужного всякому конструктору опыта. Получит он авторские свидетельства на рацпредложения и изобретения, грамоты и премии за создание новой, уже мирной техники. Все, все это будет позже.

А в сорок втором Духов и Тихонов с болью в душе вспоминали Ленинград.

— Как там сейчас трудно, представить нельзя, — сказал Николай Леонидович. — Наша задача помочь им выстоять. Помочь оружием, танками.

Мысли о том, что Ленинград сдадут, никогда и ни у кого не было, и, если бы она появилась, человек перестал бы себя уважать. День за днем усталые, голодные люди работали, чтобы скорее наладить выпуск танков, вооружить Красную Армию.

Тихонова перевели в цех обработки коленчатых валов, сначала мастером, потом старшим мастером участка хвостовиков. Деталь высокого класса точности, не просто наладить ее выпуск. Харьковчане привезли с собой дюжину коленвалов и четыре десятка хвостовиков, из них тридцать семь бракованные. Надо попытаться исправить брак. Каким образом? Кто будет это делать?

На участке сорок рабочих. Если в Ленинграде на Кировском токарей ниже шестого разряда не было, то тут в основном вчерашние фэзэушники или совсем необученные домашние хозяйки, есть еще старики. Станки-переселенцы без фундамента, закреплены на шашечном полу, кое-как подключены к энергопитанию, словом, расхристанное хозяйство. Мастеру много покрутиться надо, чтобы привести в порядок его.

Большой недостроенный цех продувается всеми ветрами, только лишь поземки нет, крыша, стены покрыты изморозью. В цехе стоят бочки, в них жгут кокс, дрова, чтоб хоть изредка рабочий мог отогреть руки. Забота о людях — задача мастера.

За токарным станком Таня Жилина — семь классов и четырехмесячные курсы токарей. Запорола резец и — в слезы. Мастер наказывает старому рабочему, чтобы присматривал за ней, как бы не заснула ночью у станка.

За шлифовальным Шура Бормотова, веснушчатая, маленькая росточком, сколько же она слез пролила из-за того, что эмульсия густеет и замерзает, придет на смену, а подставка-ящик пропал. Она Же без него поверхность обработки не видит.

— Что ты все плачешь?! — сердится Тихонов.

— Продукцию фронт ждет! — и заливается слезами.

Похвалить девчонку надо, а за что?

— Не реви, Шура, ты у нас самая красивая!

— Да-а, а веснушки?

— Веснушки — это хорошо! Сама не понимаешь, как хорошо!

Смотрит удивленно на мастера, не верит, думает, что он насмехается. А Тихонов серьезный. Шмыгнет Шура носом и улыбнется.

То у нее станок не включается, сломался.

— Может, не сломался, а разладился. Иди к Язенку, — советует мастер. — Его спроси.

Петя Язенок — ленинградец, слесарь-ремонтник, а по сути, наладчик и, как говорится, от бога, хоть совсем не выпускай из цеха, такая в нем нужда. Да только, если человек ночует в цехе две-три ночи, начинает опухать от гари, наждачной пыли, холода.

У Петра в Ленинграде остались мать и три сестры. Что с ними? Живы ли? Не узнаешь. Фронтовые сводки не радостные.

Много задач надо держать в голове, но главная — увеличить выпуск деталей, идет борьба за каждый хвостовик. Участок гонит брак. В военное время это пособничество врагу, потеря металла, средств, времени, это удар по своим, так думал Тихонов. Брак шел со шлифовального станка. Его разбирали и собирали, ставили к нему асов шлифовального дела — брак не уменьшается. Тихонов искал новый станок, искал упорно много дней подряд и ведь нашел. А начальник цеха не разрешил останавливать линию.

— Где гарантия, что этот станок лучше? Время будет упущено, из-за нас остановится сборка моторов. Поменяем шило на мыло!

Понять начальника можно, худо-бедно за сутки они выдают деталей на полсотню моторов. Их ждут и другие танковые заводь». Только в Челябинске выпускают дизеля. Никак нельзя рисковать.

Но и так работать нельзя, думал Тихонов. Завтра потребуется сотня хвостовиков, а участок их не даст. И тогда Евгений Андреевич взял всю ответственность на себя, сознательно пошел на риск. Сам не раз все просчитал, потом с механиком цеха проверили, затем с другом энергетиком Александром Соломоновичем Хазиным.

И однажды дневная смена не ушла домой. Убрали старый станок, завезли новый, собрали, подключили. Работали еще один день, а в ночь выдали 108 хвостовиков без единого брака, с точностью обработки до микронов.

Начальник цеха только лишь не целовал Евгения Андреевича. Тогда и появился приказ директора трижды орденоносного Кировского завода А. А. Горегляда[8] присвоить Тихонову звание «Знатный мастер». Всего несколько мастеров было на предприятии с таким званием. Тихонову выдали диплом, премию и прикрепили к столовой ИТР. Премировали рабочих и прикрепили к стахановскому магазину. Большое дело!

Газеты «Челябинский рабочий» и «За трудовую доблесть» выпустили листовку «Норма участком выполнена на 200 процентов и брак снижен в 20 раз». Это была победа! Участок перевели на работу в одну смену, наполовину сократили рабочих.

Евгению Андреевичу доверили отделение коленвалов. Завод переходил на выпуск танка Т-34, не снижая темпов выпуска КВ, моторов и другой продукции. На этом участке другие проблемы. Коленвал давался не менее трудно. Рабочих 900 человек, подъемных средств нет, почти двухсоткилограммовые коленвалы трое-четверо вручную поднимают на станки, при случае и Тихонов помогает.

Работали трудармейцы разных национальностей, в ватниках, ботинках, солдатских обмотках до колен. Голодные, истощенные до предела. Некоторым — не выстоять 12 часов у станка — Евгений Андреевич давал подходящую работу — слесарную или у сверлильного станка, там можно присесть. Заботясь о людях, он умел найти подход к ним. Узбеки уважали его за то, что знал несколько узбекских слов, не забыл уроки водовоза из Джезказгана. Другие уважали за то, что работал без позы, был справедливый.

На участке случалось воровство. Одного уличили и самосуд устроили — человек попал в больницу. Тихонов вышел из себя:

— Он что украл? Хлеб! Голодный был, потому и украл! А вы? Вы спросили его? Помогли?

Ходили к нему в больницу и те, кто его бил. Кто кусочек хлеба, кто кусочек сахара принесет. Поднялся человек на ноги.

Тихонов строго следил, как распределяются карточки, выискивал возможность получить дополнительный паек, учил не быть алчным, распределять паек на весь день, по малой толике, но на весь день. Он сам так поступал и никогда, ни при каких обстоятельствах не воспользовался лишней карточкой или талончиком. Непотерянная совесть дороже, она дает больше сил и крепости.

Работал он много, был кожа да кости и все время есть хотелось. Директор завода, тогда уже снова стал И. М. Зальцман, однажды при встрече сказал:

— Тебя в конструкторское бюро просят, да какой ты конструктор! Подгони месячный план и зайди ко мне.

Когда Евгений Андреевич зашел, Зальцман выдал ему путевки на два срока в дом отдыха Тургояк, а затем вытащил из кармана талоны на промтовары:

— Употреби их на питание. Не знаю, поменяешь или продашь, но только на питание.

Строгого Зальцмана называли танковым королем, он не боялся ни трудностей, ни ответственности, если на участке не идет дело, он сам себя назначал мастером и выводил участок из прорыва.

В доме отдыха Евгений Андреевич поправился на восемь килограммов. Щеки порозовели и даже голос окреп. Сильный голос тоже нужен, ведь Тихонову приходилось на митингах выступать.