— Да ты-то откуда все знаешь? — недоверчиво хмыкнул Евгений.
Вытянув короткую крепкую шею, Анатолий застегнул галстук, поправил перед зеркалом воротничок зеленой рубашки.
— Знаю, не проболтаюсь. Помнишь, письмо моего земляка Петьки Шияна? Он как раз в том гарнизоне служит. — Выдвинул ящик стола, покопался. — Жаль, не сохранилось. Там еще были такие слова: живет Эдуард с женой душа в душу, два сына у них. Он уже ротой командует, а она в школе преподает.
Оба стихли, размышляя над тем, какие странные вещи иногда происходят в жизни.
— Нет, я на такую аферу не решился бы, — сказал Евгений.
— Мог бы и не говорить, — заметил Анатолий. — Тебя-то я знаю. Купаться пойдешь, так пока десять раз не пощупаешь воду, не лезешь. Между прочим, в женитьбе тоже смелость нужна.
— Разумеется. Но хотелось бы встретить настоящую любовь. Тогда колебания сами собой отпадут.
— Ха-ха… Никто не станет отрицать, любовь — великое благо. Только ты не хуже моего знаешь, что она встречается не каждому. Что ж, на корню засыхать?
— Толя, ты не прав. И придет срок — убедишься. Счастье познают лишь тогда, когда встречают истинного друга жизни.
На лице у Русинова появилась ироническая гримаса. Женя, прости меня, но ты похож на того блаженного, который стоит с открытым ртом — вот так! — и ждем, когда залетит это самое счастье. Да еще обижается, что долго не залетает.
Он рассмеялся: так живо изобразил Русинов блаженного, слоящего с открытым ртом.
— Ладно, пошли на ужин. Согласен я пойти в театр.
— Давно бы так!
Одевшись, они крутнулись раз-два у зеркала, закрыли комнату на ключ и, оживленно беседуя на ту же приятную тему, подались в столовую.
Заказчица была привередливой, к тому же не имеющей определенного вкуса. Она принесла отрез ацетатного шелка броской расцветки и хотела, чтобы в ателье пошили ей платье для пикника.
— Только подберите поэффектнее фасо-он, — просила она, жеманно растягивая слова.
Ей было за сорок. А это тот возраст, когда женщины особенно ревниво следят за собой. И многим из них кажется, что новшество в одежде поможет вернуть то, что утрачено с годами.
Закройщица Аня Скороходова, подвижная, симпатичная смуглянка, выслушав просьбу, пообещала сделать все, что в ее силах. С клеенчатым сантиметром и цветным мелком в левой руке, она листала журналы мод, предлагая клиентке то спортивное, то платье с жабо. На каждое предложение следовал иронически-капризный ответ:
— Поинтересней бы что-нибудь…
Заметив, что женщина часто окидывает ее взглядом, Аня спросила:
— Может, вам хотелось бы сшить такое платье, как у меня?
Сняла кофту. Однотонное, салатовое, с подрезом впереди, короткими рукавами и отложным воротничком, платье было сшито со знанием дела и, конечно же, придавало молодой строимой закройщице особую элегантность. Женщина осмотрела его с невозмутимым видом: ей хотелось чего-то ошеломляющего.
Аня перелистала журналы, какие были в ателье, и уже теряла терпенье. На языка вертелись слова: «Извините, в таком случае ничем не могу помочь». В это время послышался глуховатый голос приемщицы Раисы Антоновны:
— Аннушка!.. К телефону.
Извинившись, закройщица вышла в приемную. Неужели Алеша? — с забившимся сердцам подумала она. Давно уже, три недели ждет от него звонка. Волнуясь, приняла от приемщицы трубку.
— Да, я слушаю!
Отозвался он, родной и желанный:
— Аннушка, здравствуй!.. Это я.
По тому, как зажглись глаза под соболиными черными бровями, как зарделись щеки, не трудно было догадаться о состоянии молодой женщины. Голос ее словно перестроили на праздничный лад — в нем зазвучало столько восхищения, нежности, восторга, что передать словами невозможно.
— Здравствуй, Алеша! Значит, ты уже вернулся?
— Да… И время свободное есть. Ты меня хорошо слышишь?
— Отлично, Алешенька!
Аня представила, как он держит трубку, стоит. На его переносице сошлись остистые русые брови. Фуражку он снял, и непокорные волосы рассыпались по лбу. А она запустила пальцы в эти волосы и ерошит их…
Конечно, Алексей тоже радешенек, тоже волнуется, и потому говорит громче обычного. Его слышит, видимо, не только она одна… Плотно прижав трубку к зардевшейся щеке, пугливо глянула на приемщицу — та делала вид, что очень занята. Аня смутилась. Ей вдруг показалось, что она не имеет права на такое безмерное счастье. Может, кого-то обидели, и все, что причиталось многим, отдали ей одной. На мгновение она почувствовала себя неловко.
— Что же ты замолчала? — обеспокоенно спросил Загоров.
— Я рада, Алешенька! Рада. Жду тебя.
— Буду в шесть.
Поблагодарив Раису Антоновну за внимание, осторожно положила на место трубку и пошла. Нет, не пошла — полетела на крыльях: так порывист и легок был ее шаг, так тепло и солнечно было на душе. От недавнего раздражения не осталось и следа. В каком-то осеняющем вдохновении внезапно постигла капризную заказчицу, ее неуклюжую попытку скрыть свою беспомощность за этим наигранно-ироничным «Поинтересней бы что-нибудь». А еще вспомнила, что идя на работу, захватила с собой модный журнал, который прислала из Москвы сестра и который Аня показывала утром своим мастерам и вездесущей приемщице Раисе Антоновне. Журнал лежал на полке в закройной. Она быстро сходила туда, взяла его и с ободряющей улыбкой вернулась к приунывшей заказчице.
Женщина вмиг оживилась, листая журнал.
— Вот видите, есть же фасоны получше! — Теперь она была уверена, что не отстанет от моды не только в областном, но и европейском масштабе. — Что вы мне предложите?
Закройщица бегло перекинула несколько страниц и показала фигуры двух стройных длинноногих девиц в голубом и желтом платьях.
— Вот это прогулочное, с белой отделкой, будет вам очень к лицу. Лучшего фасона не подберешь.
Как видно, женщине надоело отвергать, она и сама хотела на чем-либо остановиться, и ответила согласием: это ей нравится.
— Вот и чудненько! — Аня сняла с плеча сантиметр и, обмеривая раздобревшую клиентку, делая записи в акте раскроя, оживленно затараторила: — Для пикника такое платье как раз подойдет. Летнее, без воротника, и теплое, под самую шею. Но оно с отделкой, и к нему нужны белые перчатки…
— Такие у меня есть, — ответила посетительница. Видя, что все складывается к лучшему, она повеселела.
Аня тоже забыла о недавней неприязни к женщине и своем намерении ответить ей отказом, и хотела только одного: чтобы та осталась довольна. Дописав последние цифры, отпустила ее.
— Все! Будьте здоровы. Оформляйте заказ у Раисы Антоновны. Первая примерка — в пятницу. Заходите во второй половине дня. Обед у нас с часу до двух.
— До свидания, милая. Спасибо вам.
В закройной Аня сняла кофту, пристегнула к поясу куцый суконный фартучек, чтобы не тереть платье о край широкого стола, занялась привычным и любимым делом…
Работа у нее спорилась. В течение полутора часов она раскроила столько, сколько иной раз не успевала и за полдня. А между тем все более отдавалась тому волнующему, пьянящему чувству, которое неизменно охватывало ее накануне встречи с любимым. Вдруг вспомнила, что Алексей пообещал прийти в шесть. Забеспокоилась, отложила ножницы. Как же не сообразила сразу? Надо было сказать ему, чтобы приходил на часок позже. Она сегодня до шести и не сможет приготовиться к встрече дорогого гостя. От радости забыла об этом во время разговора. Теперь вот думай, как быть.
«Зайду к Александру Павловичу, отпрошусь!» — решила Аня и заторопилась: время — пятый час. Сложив в фартучек свертки раскроенных материалов, отнесла их в цех, раздала мастерам и поднялась на второй этаж.
Заведующий ателье в своем кабинете писал доклад к очередному профсоюзному собранию. Это был седой и плотный мужчина лет шестидесяти. Во время войны он потерял левую ногу где-то под Яссами, не признавал протеза и ходил на костылях. Садясь за рабочий стол, прятал костыли в шкаф.