— Все нормально, — отозвался Русинов, наваливаясь на казенник орудия (труба находилась справа, впереди). — Где мы засели?

— Метрах в сорока от берега… Не волнуйтесь, сейчас вытянем! Уже подогнали два тягача, подают буксирный конец. — Супрун помолчал. — Водолазы только осмотрели вашу машину. Затянуло ее илом по самую башню. Только по трубе и можно определить, где вы.

— А сколько трубы над водой и не накренилась ли она?

— Сейчас узнаем. Прошло с минуту времени.

— Да, братцы-кролики, вы правы, крен есть, — отчетливо донеслось сверху. — Но трубы над вами еще тридцать семь сантиметров. Так что держитесь.

— Да держимся, за самое дно, — отшутился Анатолий.

Откачав натекшую воду, Виноходов снова показался снизу, говоря что помпа хорошо работает, но греется как бес. Ему не сиделось одному. Воздух теперь поступал медленно, самотеком, и дышать становилось труднее. Воздухопитающая труба не была рассчитана на длительную остановку под водой.

— Опять не повезло! — охал механик. — Невезучий я какой-то…

Он виновато глянул на командира роты. Да, это его оплошность: пренебрег чутьем точно взятого направления, бездумно доверился прибору, придерживал правый рычаг. Вот и «подправил»…

— Не переживай, Гурьян, выскребемся. Лучше за течью наблюдай: коли она усилится, то нам и помпа не поможет.

Успокаивая танкистов, сам Русинов не мог избавиться от чувства тревоги, — илистая яма оказалась опаснее, чем он вначале предполагал. Да еще течь в танке… К тревоге примешалось зудящее раздражение: надо выполнять боевую задачу, а они тут завязли, точно кони в болоте. Сиди теперь, кукарекай…

«Только не поддавайся отчаянию, не теряй голову! — приказал себе Русинов. — Волевые, упорные люди всегда и все одолевали».

Впереди что-то глухо стукнуло, — это их взяли на буксир. Сейчас мощные тягачи наструнят стальной трос до звучания, и машина вырвется из вязкого плена!.. Минут через пять ощутился рывок. Т-55 вздрогнул… и остался на месте. Коварная лагуна не выпускала свою добычу. Рывок! Еще один… еще…

Анатолий понял, что тягачам не под силу выдернуть их из западни. И как бы в подтверждение его невеселой догадки, сверху послышался голос зампотеха батальона капитана-инженера Потоцкого:

— Русинов!.. Добрый день. Пока не удается выручить вас: во что-то уперлась машина. Будем устанавливать полиспаст.

Дело явно осложнилось. Конечно, унывать не стоит: вот наладят полиспаст и вырвут засевшую машину, как пробку из бутылки. А если придется затоплять ее и выбираться?.. Тут было одно «но», о котором пока не хотелось думать, а тем более — говорить.

Однако думать надо. Супрун не тот человек, на кого можно положиться… Анатолий отогнал глупую мысль: не сам же майор занят эвакуацией застрявшей машины! И представил его важное лицо, окладную бородку, щегольскую трубочку…

У метавшегося по берегу зампотеха полка не было в зубах трубочки. Лицо казалось серым и неузнаваемым, и под языком он держал таблетку валидола, — давило сердце. Дернуло же его накануне заявить командиру, что танки пройдут по дну озера, как по асфальту. Вот тебе и асфальт!

Пункт управления перенесли к месту спасательных работ. Загоров нервничал в присутствии высокого начальства, и так поглядывал на Супруна, что у того все холодело внутри…

Видя, как стремительно летит время, как бессилен он и его помощники, и зная, как надеются на него застрявшие под водой люди, Загоров готов был сам броситься в озеро с буксирным тросом в руках. Он испытывал противную, несвойственную ему растерянность. Все, что казалось элементарно простым на обычных занятиях, вдруг обернулось непреодолимой, непостижимой уму сложностью.

Наконец он принял тяготившее его решение, передал под воду:

— «Двадцать первый»! Приготовиться к эвакуации обычным способом. Надеть изолирующие противогазы, затопить танк, открыть люк и выбраться. Как поняли? Прием.

— «Берег»! Вас понял, — отозвался Русинов. — Прошу выслушать. Мы чувствуем себя нормально и уверены, что нас вытащат. Если затоплять машину, то ее зальет донный ил.

Командир полка на минуту представил, что может произойти, если внутрь хлынет жидкая грязь… Погубить четырех танкистов вместе с командиром роты было бы сущей глупостью… На его энергичном худощавом лице появилось смятение.

Генерал тоже был удручен злоключением. Наблюдая, как техники укрепляют блоки полиспаста, позволяющего увеличить тяговое усилие на несколько десятков тонн, генерал надеялся, что с помощью мощного механизма застрявшую машину выручат. Однако тревога за людей, попавших в беду, не оставляла.

— Почему они не эвакуируются? — спросил он Загорова.

— Корпус танка зарылся в донный ил. Русинов опасается, что грязь хлынет внутрь, и выбраться тогда будет крайне сложно, — отвечал подполковник, хмуря остистые брови.

Обычно танк затопляется через приборные отверстия в отделении управления. Члены экипажа собираются в башне, надевают изолирующие противогазы, и когда вода заполнит машину, открывают люк и выходят. А как поступить теперь?

Молчание затягивалось. Генерал огорченно кашлянул, прошелся по затравевшему берегу туда и обратно.

— Проклятая яма! — досадовал Одинцов. — Года три назад мы уже пытались завалить ее песком, да неудачно.

Маренников посмотрел на него с упреком:

— Не песком надо было — камнем забутовать! — И повернулся к Загорову. — До тех пор, пока не ликвидируете эту западню, не разрешаю проводить здесь занятия по подводному вождению. Поняли меня?

Все было понятно. Только легче отдать распоряжение на будущее, чем вырвать из-под воды застрявшую машину с людьми. Командиры уже знали, что Т-55 постепенно накреняется и может произойти непоправимое. Терять время опасно, надо предпринять все меры. Дело ведь не только в том, что необходимо спасти четырех танкистов, — дело и в том, что никто не должен усомниться, будто можно оставить товарищей в беде.

— Давайте еще раз спросим Русинова, — предложил Одинцов.

Загоров включил передатчик.

— «Двадцать первый»!.. Доложите свои соображения.

Поднял телефоны, повернул на приемнике регулятор громкости до отказа. Послышался деловито-спокойный голос Русинова:

— «Берег»!.. Я думаю так. Внизу есть течь. Мы перестанем откачивать воду и она заполнит машину. Выйдем обычным способом.

Генерал несколько успокоился, услышав вразумительный доклад.

— Да, голова у Русинова не для того, чтобы носить фуражку, — молвил он. — Что ж, передайте, согласны с его планом.

Установка полиспаста заняла еще несколько минут. Пока техники возились, приводя в готовность систему блоков, попавшие в беду танкисты сидели в тягостном ожидании.

Опять появился Виноходов, Брюки у него намокли, сыро было в сапогах. Он заметно подрагивал и на чернявом лице горел свекольный румянец. Дышать стало совсем тяжело, а тут остывающий двигатель выделял удушливые испарения. В горле першило.

— Ох и работка!.. Не запотеешь, — устало улыбнулся Гурьян, кашляя. — Хоть бы водичку кто подогрел. Течет холодная.

— Пусть течет, — сказал ротный. — Как только заполнит машину до башни, надеваем противогазы. При выходе очередность такая: первым вылазит механик, за ним — Усачев, Ванясов и я.

Русинов намеревался выйти последним по двум причинам. Он чувствовал себя сильнее и опытнее всех (зимой уже тонул в танке). А главное — он отвечает за каждого из парней. Если кто-либо из них застрянет, ему снова доведется нырять.

Ванясов разгадал его опасение.

— Нет, товарищ лейтенант, это не дело! — возразил он. — Почему вы решили ждать, пока выйдут все?.. Мы с этим не согласны.

— А я не пойду первым, — заупрямился Виноходов. — Вы поопытнее нас, так что укажите дорогу.

Тронутый заботой танкистов, лейтенант не знал, что сказать. Они правы. В опасных случаях для них главная забота — спасти командира.

— Спасибо, ребята, — молвил он глуховатым голосом. — Но я обязан идти последним, так и сделаю.

— Тогда я пойду третьим, — заявил Виноходов. — Я хорошо плаваю и ныряю, так что мне это семечки. Пусть первый идет Усачев.