Между тем три танка, достигнув озера и оставив берег, не спеша уползли под воду, как исполинские крабы. Вскоре от них остались одни торчащие над озером и движущиеся как бы сами по себе воздухопитающие трубы.

Экипажи вели свои машины почти вслепую, ориентируясь по приборам. И так же тройкой, как ушли под воду, танки показались на той стороне озера, свернули в ближайший кустарник, затаились на время. Стукнули, открываясь, люки, и вот уже упали высокие трубы, сброшены заглушки с орудий, открыты жалюзи. Громом пушек и раскатами пулеметных очередей танкисты давали знать, что преодолели водный рубеж, ввязались в учебный бой. А под воду уходили все новые и новые тройки, спеша развить достигнутый успех.

В свой черед приступила к переправе и рота Русинова. Напряженно гудит мотор, шумит и обвевает лица засасываемый по трубе воздух, почти неслышно журчит, обтекая броню, мутная вода. Трудным, неведомым путем идет танк, освещенный внутри плафонами, подрагивающий от усилий. С непривычки жутковато, а в то же время распирает чувство гордости: стальная машина способна преодолеть любую преграду! Даже не верится, что сейчас она идет по дну глубокого озера.

Как и механику Виноходову, наводчику Ванясову и заряжающему Усачеву, лейтенанту Русинову тоже казалось необычным происходящее. Но тут в потрескивание телефонов ворвался властный голос:

— «Двадцать первый»! Вы отклонились вправо. Примите левее.

Речь шла о танке командира роты, и Русинов тотчас отозвался:

— Вас понял! Принимаю левее.

По переговорному устройству он приказал механику сменить курс, спрашивая, почему сбились с маршрута. Тот кинул взгляд на гирополукомпас: диск с делениями своей нулевой отметкой «плавал» под красной чертой.

— Иду точно по прибору, — обескураженно отозвался Виноходов.

Русинов сам проверял гирополукомпасы на танках, и знал, что все они исправны. Но знал и другое: в момент ориентировки линия направления движения может не совпасть с подлинным маршрутом, и тогда происходят досадные недоразумения, — прибор начинает уводить в сторону.

— Бери еще левее! — приказал ротный. Неожиданно пятьдесятпятка, накренясь вперед, как бы присела под тяжестью воды — мягко спрыгнула в какое-то углубление. Дернулась раз-другой и замерла на месте.

— Что случилось? — спросил Анатолий механика.

— В подводную яму попали! — расстроенно доложил тот.

— А ну прибавь оборотов двигателю! Попробуем выбраться.

Раздосадованный глупой задержкой, Русинов вышел на связь с докладом — ему приказали немедленно выключить двигатель. Он все понял и крикнул по ТПУ:

— Стоп, Виноходов! Глуши мотор.

Механик выполнил команду — и сразу гулкими ударами сердца забилась тишина. Танкисты словно пристыли на своих металлических сидениях. Первые секунды все четверо ошарашенно молчали.

Анатолий уже знал, куда заехал, — в ту самую илистую яму, о которой ему однажды рассказывал Микульский. На дне ее грунт солидольно вязкий, заболоченный. И если командир полка велел остановить двигатель, то это значит лишь одно: пытаясь вырваться из подводной ловушки, они еще глубже застревали в ней.

— Вот же холера! — со злостью ругнулся он и спросил по радио, какой отрезок трубы остался над водой.

Командир полка ответил, что не больше сорока сантиметров, и предупредил: не делайте попыток выбраться! Танк сейчас вытащат. Спасательной группе уже дана команда.

«Влипли мы! — не без тревоги думал Анатолий. — Видать, глубоко запахали — осадка метра полтора».

— Ну что, товарищ лейтенант? — спросил Ванясов, поворачиваясь к ротному. В голубых глазах затаилось опасение.

— Да что?.. Известное дело, будут вытаскивать на буксире нас. Спасательной группе дана команда, — деловито-озабоченно отвечал Русинов. — И как занесло нас в эту проклятую яму?

В танке теперь улавливался каждый шорох: пролети муха — и ту услышали бы. Наверное, нигде не бывает такой глубокой тишины, как на дне водоема. В мертвящем безмолвии гаснут все звуки, чудится плеск воды за металлом.

Сдвигая танкошлем, Анатолий заговорил бодрым голосом:

— Как самочувствие, броня и мужество? Что приуныли?

Проникаясь его бодростью, танкисты отвечали, что самочувствие нормальное, однако было заметно: им не по себе в стальном склепе. И не хочется молчать, — они рады, что командир понял их и завел этот разговор.

Снизу, из отделения управления, горбатясь, вылез Виноходов. Не спеша распрямился за пушкой, около заряжающего. Вытер ветошью чернявое, вспотевшее от волнения лицо.

— Из-за меня опять… Подвел вас, товарищ лейтенант.

— Если шел точно по гирополукомпасу, то подвел не ты, а прибор. Так что не переживай… А ну тихо!

Все четверо замерли, прислушиваясь к шипящему журчанию. Где-то сочилась вода как бы через закрытый, но испортившийся кран, — на глубине-то напор сильнее! Должно быть, при движении разошлась вязкая, как пластилин, замазка на щели нижнего люка.

— Виноходов, проверьте! — приказал Русинов. Механик нырнул вниз, и оттуда донесся его голос:

— Есть течь, товарищ лейтенант!

— Сильная?

— Да нет… Вода медленно прибывает.

— Приготовьте помпу!.. Всем проверить изолирующие противогазы.

Анатолий говорил ровным, уверенным голосом, а сам приглядывался к танкистам. Держались они свободно, без страха, хотя на лицах и отражалась тревога. Заряжающий Усачев, отделенный казенником орудия, суетливо копался на своем месте.

— Что там у тебя? — спросил ротный.

Солдат поднял голову. Его широкое, в темных пятнышках от угрей лицо было смущенно-озабоченным.

— Да вот морокую, куда документы спрятать, чтобы не намокли.

Причина смущения заключалась в том, что перед учениями парень получил фотографию от девушки, с которой вместе учился в школе и к которой питал дружескую привязанность. Он боялся, что дорогая память намокнет и испортится.

— Правильно заботишься, — одобрил лейтенант, и достал из кармана целлофановый мешочек. — Складывай сюда все документы. Мои — тоже. Держи!

Брал с собой кое-что из продуктов. Вчера доел остатки колбасы и хлеба. А мешочек не выбросил потому, что тот мог пригодиться. Теперь вот не будет болеть душа, что намокнет партбилет.

Пряча документы, Усачев с надеждой поглядывал на ротного из-под танкошлема. Анатолию стало жаль добродушного коротышку. На уроках легководолазной подготовки парень так мужественно бледнел…

— Как водичка, прибывает? — спросил он механика.

— Я уже ноги на плечи поднял! — пошутил Виноходов. — Такая холодная, как из-под льда. Наверное, из родника…

— Включай помпу. Надо проверить, исправна ли она.

Ноющий звук электропомпы заполнил замкнутое пространство танка, влипшего в клейкий ил подводной ямы.

— Качает — сообщил механик. — Начала убывать вода.

Казалось, танк медленно, почти незаметно для глаза накренился влево. Сначала подумалось, что это просто обман чувств, но тут же пришло соображение: левой гусеницей машина зарылась в вязкий, неустойчивый грунт, и тот расползается. Хорошо, что сразу выключили двигатель, вибрация в таких случаях опасна.

Некстати вспомнился случай, как на одних учениях провалился в болото танк — «нырнул» по наклонной в вязкую жижу на несколько метров. Его долго искали, — на затравевшей поверхности болота остался лишь смутный след. Только по радио и смогли установить, куда он пропал (к счастью, связь не отказала). И танкистов спасли.

Рассказали и более печальную историю, когда при переправе по дну реки плывущее бревно сбило на одной из машин воздухопитающую трубку, и двигатель в пять секунд высосал из отделения весь воздух. Но зачем вспоминать об этом сейчас?.. Анатолий украдкой глянул на солдат: не думают ли они о грозящей всем опасности.

Внезапно сверху, по трубе, долетел чей-то зычный оклик, и все невольно вздрогнули:

— Алло, внизу!.. Как дела?

Говорил заместитель командира полка по техчасти майор-инженер Супрун. Он возглавлял спасательную группу и подплыл к месту, где затонула машина, на надувной лодке.