В тот вечер, когда после возвращения с озера Анатолий поцеловал ее, она оттолкнула его. А позже, когда Евгений так возвышенно дал понять, что любит ее, вдруг спохватилась… Вошел отец. Он уже закончил бриться, умылся и, смазав лицо кремом, массировал щеки и подбородок. На оголенных, засмуглевших от загара плечах крупно играли мышцы.
— Ленок, ты картошку солила?
— Нет еще, — она быстро поднялась, откладывая книгу, одернула халатик. — Сейчас посолю.
— Пошевеливайся, хозяйка, пора завтракать. — Отец был в добродушном настроении. Его карие глаза смотрели живо. И выглядел он сегодня бодрым: должно быть, хорошо выспался.
Матери нет дома. На работе с восьми, вернется поздно, — то общественные дела, то ревизии. Для своих домашних она обычно готовила что-либо с вечера и ставила в холодильник. Там и сейчас обреченно стыли заливная рыба и салат.
Отцу приелась эта история с охлаждением-подогреванием. Сказал, что сегодня хочется чего-нибудь свеженького, с пылу, с жару. А поскольку из Лены кулинар не ахти какой, она сделала самое простое, что можно придумать: начистила молодой картошки, помыла ее и поставила на плиту.
Картошка кипела на малом огне. Из кастрюли, из-под легкой алюминиевой крышки, выбивался аппетитный парок. Лена ткнула кухонным ножом в одну из картофелин.
— Она готова, папа! Садись, ешь.
— Сейчас!.. Сделай еще салат из помидорчиков.
Закрыв картошку, Лена наспех порезала на тарелку два крупных помидора, посолила их. Очистила и положила рядом зеленую прядку лука, и вернулась в гостиную. Посмотрела на телефон, словно ждала от него ответ на свой мучительный вопрос, однако телефон молчал.
«Мне надо было позвонить Жене, — в затруднении думала она. — Что же сказать Толе? Ну спрошу, как тогда доехал, а дальше что?.. Ну скажу, что волновалась, не зная, все ли благополучно обошлось… А потом?.. А потом — суп с котом. Толя сразу поймет, что тебе просто-напросто хочется повидаться с ним».
Тут из кухни донесся сердитый отцовский, голос:
— Ленка!.. А ну беги сюда!
— Господи, что он дергает меня? — проворчала она, вскакивая.
В светлой рубашке, при галстуке, отец казался помолодевшим. Вот только лицо его выражало недовольство.
— Как это понимать? — показал он пальцем в кастрюлю.
Лена склонилась и ахнула: среди сварившейся картошки плавал коробок спичек, уже изрядно намокший.
— Зачем ты кинул его туда?
Широкие брови отца удивленно полезли вверх.
— Я кинул?.. Нет, дорогуша, это я тебя спрашиваю, зачем ты сунула спички в кастрюлю.
— Да не совала я!..
Суматошно выкинула ложкой коробок, наверное, прилип к крышке, — подхватила кастрюлю тряпкой и, обжигая пальцы, слила в раковину отвар. В глазах застыли растерянность и недоумение.
— Что ты будешь теперь есть ее?
— А что же мне кушать? — буркнул Борис Петрович, пожав плечами. — О чем ты думаешь с утра, где витаешь? Чай не закипятила?
— Но в чайнике еще полно. Подогреть?
— Дважды, трижды кипяченная глупость!.. Это же отрава для организма. Неужели ты, будущий медик, не знаешь элементарной истины?
— Вода и вода, — хмуро отозвалась дочь.
Она соображала, как теперь поступить. Испорчена ли картошка серой от спичек или пригодна к еде?.. Взяв верхнюю, по-кошачьи обнюхала ее. Картофелина соблазнительно, вкусно пахла.
Погладив свою лысину, отец посмотрел на часы: видимо, пора идти в театр. Спросил:
— Где-то была бутылка с недопитой водкой?
Лена знала домашние тайники, знала, что мать прячет водку от отца, и даже содействовала ей в этом. Чтобы он не пошел по наклонной, как говорила Кира Андреевна, не сел однажды за руль навеселе. Весной хоронили соседа, его жену и трехлетнего ребенка. Все трое разбились насмерть в автокатастрофе, из-за рюмки…
— Зачем тебе водка?
— Для профилактики, — хмыкнул отец, — Чтобы не отравиться твоей картошкой с серой.
Пытливо глянув на дочь, он понял, что та знает, где спрятана бутылка. И накладывая себе в тарелку исходящую паром молодую картошку, уже приказывал:
— Давай неси! Нечего вам с Кириллом хитрить.
— За руль садиться не будешь?
— Не буду, не буду! Сяду в троллейбус… Что вы опекаете меня, как мальчишку, а сами не знаете, что нельзя сто раз подогревать одну и ту же воду для чая.
Он начинал сердиться. Резко выплеснул из чайника содержимое в раковину, ополоснул от донной мути-накипи, налил свежей воды, поставил на плитку, прибавил в горелке газ.
В спальне имелся встроенный в стене шкаф для одежды и постельного белья. До его верхней полки, где лежали старые книги, можно было добраться лишь с помощью подставки. Лена влезла на стул, приподнялась на цыпочки, засунула руку в тайник. Едва успела извлечь бутылку, как услышала ворчливо-ликующий голос отца:
— Вот куда они ее спроворили! Ну и конспираторы! — Он принял поллитровку. — Мудрецы вы с Кириллом, ох, мудрецы!
Борис Петрович отправился на кухню завтракать, а Лена вновь заняла свое место в гостиной на диване.
Почти весь день просидела у молчавшего телефона. И уже начинала смиряться с мыслью, что Анатолий не позвонит, что он бесконечно занят со своими танкистами, что ему совершенно нет никакого дела до ее праздной скуки. Если с утра гадала, что сказать ему, то под вечер с недовольством припомнила его слова во время последней встречи. Даже ничем не выказал, что у него есть хоть капля какого-то чувства к ней. А говорил-то как! Лена взвинтила себя, и теперь думала о Русинове с нарастающей обидой. Тоже провидец нашелся! Может, ей хотелось просто по-человечески сказать спасибо, что довез без приключений. Довольно с нее ожиданий. Вот соберется и пойдет в город. Одна. К подруге нужно заглянуть, сходить в кино.
В это время телефон затрезвонил короткими руладами. Лена сразу догадалась: междугородний. Наконец-то!.. Отбросив намозолившую глаза и руки книгу, поспешила схватить трубку.
Телефонистка уточнила номер и предупредила о предстоящем разговоре. Едва умолкла, послышался напористый баритон:
— Лена?.. Привет!
— Добрый день, Толя! Куда вы опять пропали?
— Все туда же. Скоро будем на месте… Как у тебя дела?
— Без перемен. Я все время беспокоилась, благополучно ли ты тогда доехал. Вот не выдержала.
— Спасибо.
Слышимость была плохая — приходилось — напрягать голос, переспрашивать. Анатолий оправдывался: раньше позвонить не мог, вот еле выбрался на ближайший узел связи.
— Написать-то сумел бы! Почта работает. А то уехал — и как в воду канул.
— Что, соскучилась? Почему молчишь?
— А что мне, петь или танцевать по твоей милости?
— Ну хотя бы символически! — хохотал в трубку Анатолий.
— Ладно! Скажи лучше, когда вы с Женей приедете?
— Натурально или символически?
Запомнились ему эти слова. Надо же было тогда ляпнуть. Теперь будет донимать при каждом разговоре.
— Толя, я серьезно!
— Хорошо, позвоню, — уже без иронии молвил он. — Но сейчас не могу точно сказать, когда освободимся. И с Женькой нелады.
— Что с ним?
— Да купались на инженерном озере. А вода там холодная — у него началась ангина.
— Но может, тогда один приедешь?
— А скажи, что соскучилась?
— Ну, соскучилась, — ответила она.
— Натурально или символически?
— Толя! — вскрикнула она, злясь. — Ты хоть одну фразу можешь сказать серьезно?
— Одну могу. — Он трудно вздохнул на том конце провода. — Вот что, Ленка, выходи за меня замуж. Ты без меня скучаешь, я без тебя тоскую… Готовь родителей, скоро приеду свататься.
— Брось эти шутки, Толя!
— Нет, Ленка, это не шутки. Это всерьез. Будущий маршал предлагает тебе стать его женой.
Она онемела, внезапно уразумев, что на этот раз он не балагурит. Но разве можно так, с бухты-барахты? Ненормальный он, что ли! Тоже придумал: по телефону делать предложение…
— Что ты молчишь? — допытывался Анатолий. — Просила, чтобы серьезно, а сама слова не сыщешь в ответ.
У нее и впрямь не было слов, не могла ничего сказать.