Бабушка Варя при этом курила свою сигаретку и подмигнула миссис Смит, как бы говоря: «Не тушуйся, скоро эта ведьма уедет и мы уж попьем чайку от души». Элла аккуратно разлила в чашки чай и сказала, обращаясь к сыну:
– Ну-с, Джордж, не говорила ли я тебе, что это случится, а ты все мне твердил о таинственной русской душе? Это же жуткий скандал! Что я теперь должна говорить знакомым? Это позор! Ты же профессор славистики и хорошо знаешь русскую литературу. Ты же помнишь… ну как там ее звали… Настасью Филипповну?
– При чем тут Настасья Филипповна? – сказала бабушка Варя на очень хорошем английском, на котором она говорила свободно, как и на французском и на немецком. – Опять вы все перепутали, Элла, это Анна Каренина ушла от мужа, а Настасья Филипповна никогда не была замужем!
– Ну какая разница! – отозвалась Элла. – Какая-то полная дикость и чушь, как вся ваша культура, история и литература.
Я увидел, как у бабушки Вари задрожали руки, и подумал, что они опять ссорятся из-за каких-то родственников.
– Не надо, мама, – вздохнул папа и замолчал.
– Я всегда прихожу на помощь семье в моменты кризиса, – заявила бабушка Элла. – Предлагаю взять ребенка к себе, где он будет огражден от всей этой русской дикости. Боже мой, – возмущалась Элла, – главное, к кому ушла? К какому-то уроду!
– Мама, пожалуйста, давай не будем это обсуждать, но, если ты возьмешь Эдичку к себе на пару дней, я буду тебе очень признателен. Я просто раздавлен! – стонал папа.
– Во-первых, он не урод, а красавец, а во-вторых, мы и сами можем присмотреть за ребенком, – сказала бабушка Варя.
– Вы бы лучше поехали к дочери в трущобы, где она теперь живет, и убедили ее, что надо немедленно вернуться домой и не изображать из себя Настасью Филипповну. Здесь вам не Россия! – прошипела бабушка Элла.
Через десять минут я уже был в «ягуаре», Элла села за руль, и мы поехали к ней в гости. Борьку оставили дома, Элла не переносила никаких животных, кроме своего жуткого кота Барона. Борька жалобно махал хвостом и чуть не плакал от обиды. Я знал, что мне будет очень скучно, хотя дедушка Джордж и пытался меня развлекать: учил играть в карты и занимался со мной географией на огромном глобусе, стоявшем у него в кабинете.
Всю дорогу Элла ругала маму, иностранцев и дурацкое правительство, которое разрешило всей этой черни вылезти из своих нор, а всяким там Дейвам, которых раньше в приличный дом и на порог не пускали, дозволило знакомиться с приличными женщинами. Под воркотню Эллы я тихонько заснул и проснулся уже тогда, когда мы въезжали в ее деревню. Я начал читать названия улиц: вот Пуддинговая аллея, а вот переулок Пирогов и Пышек.
Эта деревня была совсем не похожа на русскую деревню, куда мы с бабушкой ездили на дачу. Скорей она напоминала маленький уютный городок типа Петергофа или Пушкина. Правда, в этой деревне не было ни фонтанов, ни музеев, ни дворцов. Вдоль чистенькой, аккуратненькой улицы тянулись чистенькие, аккуратненькие домики, дома и даже домищи. Перед каждым домом был красивый палисадник, в котором благоухали великолепные цветы, трава и кусты были аккуратно подстрижены, к домам вели дорожки самой причудливой формы из разноцветного кирпича и камня. Некоторые садики украшала скульптура: гномы, памятники любимым собакам, даже амуры, писающие в фонтан.
Как положено в любой приличной английской деревне, имелась здесь и пивная, которая называлась «Красная корова», были также маленький магазин, почта, мясная лавка, деревенский клуб, церковь и начальная школа.
Деревня располагалась под горой. У самого подножия горы стоял огромный особняк, в нем, по преданию, жила когда-то леди Эмилия Фокс. Теперь здание было поделено на квартиры, ведь содержать такую громадину могли разве что королева либо богатые арабы и русские. Для примера, наш дом возле Оксфорда находился в состоянии постоянного ремонта: то текла крыша, то падала со стен штукатурка, то лопались трубы. В доме постоянно толкались строители, которых бабушка Варя называла люмпенами, все они были на одно лицо: здоровые, мускулистые мужики с нахальными голубыми глазами. Они появлялись в самое неподходящее время, когда их уже не ждали, требовали чаю, поигрывали мускулами под татуированной кожей, выпирающими из-под рваных маек, подтягивали старые джинсы, начинали чесать затылок и, туманно уставясь вдаль, называли какие-то заоблачные цены.
Папа рядом с ними выглядел маленьким и щуплым. Он сразу соглашался на все их условия. Если у нас в это время гостила бабушка Варя, то она начинала с ними дико торговаться и сбивала цену примерно вдвое. А потом следила за качеством работ, что они очень не любили и старались не появляться у нас, когда гостила бабушка. Русская железная леди, так ее называли строители.
Но я отвлекся. Так вот, леди Эмилия Фокс болталась теперь по домам в виде привидения и пугала маленьких детей и старух. Дом Эллы находился неподалеку от особняка, то есть в самом престижном месте деревни.
Как я уже упомянул выше, деревня эта совсем не походила на русскую и была какая-то наманикюренная и вылизанная, все было подстрижено и ухожено, свежепокрашено и прибрано. Если и появлялся в деревне какой-то несознательный персонаж, у которого, например, был не ухожен сад или не покрашен дом, то тут же собирался деревенский совет и выносил резолюцию о том, что все надо привести в порядок. Члены совета торжественно приносили резолюцию на дом не желающему соблюдать порядок лицу и заставляли его подчиниться.
Помню, бабушка Элла рассказывала, как ботанический подкомитет садового комитета целый месяц заседал у миссис Паркер-Боуэлл и требовал, чтобы мистер Браун подстриг куст, который разросся и загораживал обзор при выезде с боковой улицы на главную дорогу, подвергая опасности жизнь деревенских автомобилистов. Мистер Браун категорически отказывался это сделать, ссылаясь на редкую природу куста.
После многочисленных заседаний приняли решение связаться с Ботаническим садом в Лондоне и потребовать объяснений по поводу природы куста, потому что мистер Уайт утверждал, что это просто боярышник, а мистеру Уайту все верили, ведь он был самый выдающийся садовник в округе и его тыквы и кабачки достигали гигантских размеров. Он систематически вывозил свою продукцию на сельскохозяйственные выставки графства. Был даже случай, когда часть его продукции украли прямо с выставки. Подозревали конкурентов, вмешалась полиция, но после просмотра видеозаписей камер наружного наблюдения обнаружили, что кабачки, огурцы и помидоры украли заезжие голодные украинцы, бродившие в поисках работы по окрестным деревням. Пока шло разбирательство, жюри впопыхах присудило первый приз мистеру Грину, тот уже пятый год не мог его получить. Мистер Уайт слег с инфарктом. Деревня возмущалась и требовала пересмотра решения жюри, а кое-кто из самых ретивых написал на заборе мистера Грина, жившего в соседней деревне, «негодяй и самозванец».
Письмо с фотографией куста было отправлено в Лондон, но из Ботанического сада ответа не поступило, тогда резолюцию вынесли и без них: куст окоротить, а лучше вообще спилить. Только члены подкомитета собрались нести резолюцию на дом мистеру Брауну, как приехали рабочие рыть канаву под кабельное телевидение, и куст был спилен за пять минут. Обалдевший от такой наглости мистер Браун выскочил из дому, стал махать руками и кричать на рабочих, но они только пожали плечами, сунули мистеру Брауну в нос план прокладки канавы, утвержденный сельсоветом, сказали что-то по-иностранному, сели в разбитый грузовик и уехали.
– Опять эти чертовы поляки! – кричал мистер Браун. – Житья от них нету.
На шум выскочила из своего дома миссис Паркер-Боуэлл, вдова земского врача, очень уважаемая дама в деревне.
– Справедливость все-таки существует, – сказала она, почему-то глядя в сторону церкви. – Из-за вас у меня выпили весь чай, который муж привез из Индии еще в тридцать пятом году.
Тут она, конечно, слукавила, члены подкомитета ходили к ней со своим чаем, потому что все пили разные сорта – например, бабушка Элла пила только «Эрл Грей». Вопрос о сортах чая и способах его заварки стоял так остро, что половина собраний о природе куста выливалась в споры о чае. Бабушка Элла даже сказала, что один раз чуть не дошло до рукоприкладства и миссис Паркер-Боуэлл с трудом призвала всех к порядку. Только появившийся в это время на столе многослойный торт под названием «Очарование» отвлек всех от споров по поводу сортов чая. Надо здесь отметить, что торты всегда приводили англичан в полный восторг и хорошее настроение.
