— Я уже вся дрожу в предчувствии чего-то необычного. Как мне прожить этот месяц со спокойным лицом и не проболтаться, ума не приложу, — и мы звонко рассмеялись, как две заговорщицы.

Этот разговор разбудил во мне жажду творчества. В голове мгновенно пронеслась куча идей. Мне сразу захотелось куда-то идти, что-то делать. Я быстренько распрощалась с хозяйкой салона и вышла на улицу.

Когда в уме создаются всевозможные варианты, ничего вокруг себя не видишь и не слышишь. Я была, как под наркозом. Окружающего мира возле меня не стало. У меня было ощущение, что я нахожусь где-то совсем одна вне времени и вне пространства. Как будто, компьютер съел, сжевал все, что было перед глазами, и у тебя чистый экран, на который ты должна перенести все свои мысли и свои ощущения.

Переходя дорогу, я чуть не попала под машину. Водитель автомобиля обозвал меня козой драной. Но мне было все равно, потому что я плыла на своей волне. И только возле дома я очнулась от звонка мобильного телефона. Это была Даша.

— Подруга, почему не берешь трубку. Где ходишь, чем занимаешься?

— Я утром тебе звонила. Ни кто не отвечал.

— Ты не поверишь, бегала. Похмелье трусцой выбивала.

Я представила себе, как Дашка бежит, выбрасывая вперед свои красивые длинные ноги, волосы развеваются от ветра, и у меня перед глазами стала вырисовываться картина. Пока еще смутные наброски. Но я уже поняла, в какой манере буду писать.

— Дарья, ты мне нужна, как женщина.

— В смысле?

— Ну, как модель, как натурщица.

— Вот это да, мне такого еще никто не предлагал.

— Вроде ты тусуешься среди художников. Вот я тебе и предлагаю. Давай, приходи ко мне, а я пока продумаю твое расположение на полотне.

Очень редко художник может сразу написать картину. Это бывает, конечно, но когда на него находит какое-то наваждение. На меня, к слову сказать, в последнее время оно просто налетает. И мне хочется творить, творить и творить. Но так бывает не всегда. В основном мастер должен свое творение выносить, как дитя. Продумать все детали: как будет расположен свет, тень. Даже воздух. Поворот головы, тела. Ведь художник, это не писатель. Он не может делать исправления на полотне, как это делается на листе. Сначала один текст, потом что-то не понравилось, зачеркнул, и другой. У художника все совсем не так. Картина прекрасна тогда, когда на ней не видно исправлений. И этого добиться ох как не просто. Это, как раз, и называется мастерством.

Дашка прилетела на своей «Калине», как на крылья, вся такая возбужденная, рвущаяся в бой. Интересно, хватит ли ей энтузиазма мне позировать. Ведь это очень тяжело ни один час находиться в определенной позе. Но подруга вся светилась. Еще бы, позировать самой Марии Зотовой. Не скрою, мне была приятна лесть, даже от самой себя. Я, как истинный творец, любила, чтобы меня хвалили, и питалась от этой похвалы, как губка.

Мы прошли в мою мастерскую. Маргоша, сильно соскучившись, прибежала вслед за нами и запрыгнула на стул. Видимо, предполагая, что сейчас я с ней буду лизаться и целоваться. Но мне было не до собаки. Я вся горела от желания поскорей приняться за картину.

— Ну, что мне делать, — спросила подруга.

— Даша, я задумала написать обнаженную девушку в лунном свете. Поэтому, тебе надо раздеться. Стринги можешь не снимать, там все равно одни тесемочки.

Пока Дашка раздевалась, зазвонила мобилка.

— Да, Костя, слушаю.

— Муся, я поговорил со своим ментом. Он завтра будет ждать вас после обеда. Это в отделе милиции твоего района. Ты знаешь, где он находится?

— Конечно, знаю.

— Тогда запиши имя. Станицкий Владимир Николаевич.

— Записала, а сейчас, извини, мне некогда, я смотрю на голую Дашку.

— Ну и развлечения у вас, — засмеялся Костя.

— Ты, все-таки, до конца так и не понял, с кем вообще имеешь дело.

— С Мусей, Лапой, нежной кошечкой. Дальше продолжать?

— Нет. Ты имеешь дело, в первую очередь, с художником. А художник как смотрит на голую Дашку?

— Как мужик?

— Балда. Как эстет, как ценитель прекрасного. Понял? И вообще, ты мне мешаешь. Я в творческом процессе.

— А как насчет вечера?

— Приходи, но позже. Мы будем работать до заката, если, конечно, у Дашки сил хватит.

На этом я закончила разговор и посмотрела на подругу. Она стояла обнаженная в ярких лучах солнечного света, и ее кожа светилась, как мрамор.

— Дашуль, на моей картине ты будешь стоять у открытой двери, прикасаясь спиной к стене. Нужно тебя поставить так, что бы ты на что-то опиралась.

— Может, подвинем этот шкаф? — и я с Дашкой стала его передвигать на середину студии. Как оказалось, шкаф был действительно не тяжелым, и мы легко водрузили его на нужное нам место.

— Понимаешь, Даша, я хочу изобразить теплую летнюю ночь, ярко светит луна. Веет легкий ветерок. Обнаженная девушка открыла дверь и прислонилась боком к стене, чтобы ночной ветер остудил ее жаркое тело. Лунный свет легкими мазками посеребрил все вокруг, даже ее фигурку. Поэтому, прислонись спиной к шкафу, развернись слегка, чтобы освещен был твой левый бок. Руки заложи за спину, согни левую ногу. Запрокинь голову и поверни ее вправо. Я лицо писать не буду. Волосы раскинь так, что бы они слегка прикрывали грудь. Все, вот так и замри.

Я представила себе кабинет в салоне, его дизайн, и мне захотелось написать картину в стиле импрессионистов. Конечно, до Мане и Ренуара мне далеко, и я никогда не работала в такой манере, но нужно же когда-нибудь попробовать. Поэтому, я смело взяла кисть и нанесла первый мазок.

Работали мы долго. Дашка уже ныла и стонала. Но я была неумолима. За работой не заметили, как начало темнеть.

— Все, на сегодня достаточно. Завтра с утра, часов с десяти, будешь опять мне позировать. После обеда пойдем в милицию сдаваться, — устало пошутила я.

— А что мне там говорить? — спросила подруга, одеваясь.

— Все, как было. Только про гадание я, думаю, не надо. А то подумает, что мы две дурочки.

— А про деньги?

— Надо, вдруг твоего Алексея кто-то шантажирует.

— Господи, да чем его шантажировать? Он что, директор завода или бизнесмен какой-то. На своей, раздолбанной машине гоняет по вечерам, вот и весь бизнес.

— Может у него темное прошлое. И что ты о нем, конкретно, знаешь?

— Много чего знаю: родителей его, кстати, папа с мамой, разошлись. Живут отдельно.

— Нет, про папу с мамой не надо. Я имела в виду его личную жизнь.

— Учился на юридическом и не закончил, бросил. Влюбился в меня, женился.

— Вот. Все твои знания. Раз учился на юриста, значит, знает законы. Может, он охранником работал и узнал какую-то тайну своего шефа.

— Фу, Муська, ну и фантазерка ты. Никаким охранником он не был. Работал участковым милиционером. А когда бросил учебу, его с работы и попросили. Без образования он не имел право занимать эту должность.

— Вот, значит, его выкрал местный авторитет, на участке которого он работал.

— Если бы его выкрали, давно запросили бы выкуп. А звонка по этому вопросу не было.

— Да, не сходится. Все равно, нужно продумать все варианты.

Так, беседуя, мы прошли в дом. Приготовили ужин себе и Марго.

— Бедная моя собачка. Хозяйка у тебя плохая. Целый день на Маргошеньку не обращает внимания. — Все это я говорила своей псине, прижимая ее, и целуя в душистую мордочку. А та, видя, что я виновата, стала сразу из меня веревки вить. И на руки ко мне лезет. И покусывает. И прыгает, чуть ли, не на стол. Еле угомонилась и принялась за еду. В саду стукнула калитка, и на тропинке показался Костя.

— Привет, девчонки, — крикнул он нам в открытое окно.

Мы радостно заулыбались и замахали ему руками с таким воодушевлением, будто мы были на необитаемом острове, а это наш спаситель и приплыл нас спасать. Все-таки природа очень умна. Она создала два рода — мужской и женский, что бы они радовали друг друга. Потому что, с приходом Кости, у нас с Дашкой сразу поднялось настроение, нам стало весело. Шуточки и остроты полились рекой, мне захотелось пуститься в пляс. У меня была такая радость, что, не дожидаясь, когда Костя войдет в дом, я кинулась ему на встречу. Прыгнула и повисла на нем, обхватив его за талию своими ногами.