Присоединившиеся к нам во время прорыва партизаны бригады имени С. М. Короткина и смоленские подразделения замыкали колонну. В их обязанности, естественно, входило и тыловое охранение. Но вот что произошло в небольшой деревеньке, где остановились на кратковременный отдых взвод отряда имени А. В. Суворова нашей бригады и смоленское подразделение. Они занимали последние по направлению движения хаты.

Что-то неладное почувствовал командир хозвзвода бригады Иван Петрович Михайлов и решил проверить, как охраняются тылы. Подошел к крайней хате. Его никто не остановил: часового не было. Значит, подумал Михайлов, партизаны усилили боевое охранение, вынесенное за деревеньку. Заглянул в хату: восемь партизан лежат вповалку на полу; над столом склонили головы две девушки — не то медсестры, не то пулеметчицы.

Сначала Михайлов хотел разбудить партизан, но жалко стало: все-таки целую ночь были в бою, по-человечески не отдыхали и в предыдущие. Командир хозвзвода присел на широкую лавку у окна, склонил голову на подоконник — его тоже одолевал сон. Но он заставил себя встать, рассеянно взглянул в окно и — отшатнулся: из перелеска показалась густая цепь карателей, не менее полутора сот.

— Подъем! — крикнул Михайлов изо всей силы, но никто даже не шевельнулся. Он еще раз крикнул: — Тревога!

Партизаны спали мертвецким сном. Попробовал растормошить одного, второго, третьего — только мычанье в ответ.

Взглянул в окно — волосы встали дыбом: у самой околицы поднялась вторая цепь, вернее, первая, не замеченная им минуту назад.

— Немцы! Фашисты! — закричал Иван Михайлов и пошагал прямо по спящим партизанам.

Даже и теперь никто не поднялся, лишь переворачивались с боку на бок, что-то бубня спросонок.

Выскочить в дверь уже нельзя было, и Михайлов бросился на кухню, высадил окно, выходящее на огород, и выпрыгнул на грядки. В следующую секунду метнулся к сараю, чтобы уйти. Но судьба тех, кто остался в хате, не давала ему покоя. «Их смогут поднять только выстрелы!» — с запозданием подумал он. Припав к стене постройки, тут же дал по первой шеренге несколько коротких очередей. Оттуда немедля отозвались автоматным и пулеметным огнем. Это было как раз то, что нужно: стрельба подняла не только смоленских партизан, но и своих, расположившихся через несколько хат и тоже, конечно, уснувших. Михайлов бил и бил короткими очередями, пока не замолк автомат. Каратели тоже вели огонь и по этому дому, и вдоль улицы, по другим хатам небольшой деревеньки, приютившей выходивших из блокады партизан.

Затем Иван побежал огородами, так и не выяснив, что же с ними, со смоленскими товарищами, оставшимися в крайней хате.

Между тем партизаны нашего отряда, поднятые стрельбой, выскочили на околицу и сначала разрозненно, а затем дружно открыли огонь по вражеским цепям, уже ворвавшимся в деревеньку. Но фашисты прорвались на противоположный конец деревни и пошли в атаку. Вот тут их почти всех и положили партизанские пули.

Иван Михайлов бросился к крайней хате и застыл в ужасе: у двери лежало восемь мужчин-партизан и две девушки. Видно, поднятые наконец перестрелкой, они устремились к выходу, и тут их скосили автоматные очереди карателей.

Он еще стоял над убитыми, когда откуда-то из огорода торопливо прозвучала очередь «шмайсера». Иван Петрович медленно осел на землю.

Ранение оказалось серьезным: одна пуля прошла возле самого позвоночника, двигаться самостоятельно Михайлов уже не мог. Смоленские партизаны подхватили его и понесли в безопасное место, а затем передали в наш госпиталь.

И снова отряды двинулись вперед. Наконец показалась низкая пойма в густых, уже зазеленевших копнах лозы, затем засинелась река. Ноги будто сами зашагали быстрее, и вскоре мы стояли на берегу широкой, многоводной и быстротечной Дисны. Ее никак не сравнишь с Ушачей, тут уж о броде нельзя было и мечтать. Река почти вошла в берега, хотя с нашей стороны был еще небольшой разлив. Противоположный берег высился над водой, и на нем мы увидели группы партизан. Даже без бинокля я заметил среди них свою сестру Лиду, рядом стоял ее муж Петр Максимов.

Партизаны махали нам руками, шапками, приветствовали поднятым оружием. Несколько партизан уже возились с лодками, спуская их на воду. Это встречал нас 6-й отряд бригады имени С. М. Короткина. Многие не стали дожидаться лодок, бросились в воду и поплыли.

Все-таки какая это радость встретить своих родных! Мы обнялись, расцеловались и с сестрой, и с шурином. Но вот минула первая радостная минута, и Лида беспокойно стала оглядываться, напряженно всматриваться в плывущих в лодках партизан.

— Нины нету. Погибла наша сестра, — выдохнул я с болью. — Еще в самом начале, одиннадцатого апреля.

Были слезы и на глазах Петра, и на моих, а Лида плакала навзрыд. Но что поделаешь: война безжалостно отнимала у нас самое дорогое — родных, близких, друзей.

Сразу же после переправы Н. А. Сакмаркин созвал командный состав отрядов. Мы, командиры взводов и политруки, ждали возвращения Фидусова. Всем нам не терпелось узнать, что же дальше. Наконец дождались. Макар Филимонович развернул карту, обвел кружком деревню Николаево, раскинувшуюся на левом берегу Дисны, и сказал, что здесь отныне будет базироваться отряд. Задача нашего взвода — вести разведку города Дисна, расположенного при впадении реки в Западную Двину. Отряд обязан сдерживать противника, если он попытается двинуться в партизанскую зону, расположенную по левобережью.

Партизанской зоны, как мы вскоре убедились, здесь пока не было. 6-й отряд бригады С. М. Короткина прибыл в эти места недавно, а действовавшие здесь небольшие группы народных мстителей были малочисленны и, естественно, не могли противостоять гитлеровским оккупантам.

Вскоре отправились в путь. Разведка и на этот раз повела отряд. По-прежнему действовал суровый приказ: в дома не заходить, ничего самостоятельно не брать. Однако лошадьми мы все-таки воспользовались. Ведь без них не могли обойтись ни в разведке, ни в хозвзводе. Своих же мы оставили или растеряли во время прорыва. Но хозяев не обижали. Знали, что без тягловой силы единоличникам-хуторянам как без рук. Выполнив задание, лошадей возвращали.

Николаево оказалось большой деревней, и даже не верилось, что в этих местах среди частой россыпи одиночных хуторов может встретиться такой крупный населенный пункт. Дома здесь были добротные, как и надворные постройки. И неудивительно: левобережье Дисны покрыто сплошными лесами, которые время от времени как бы нехотя расступались перед обширными полянами. Были здесь и сенокосные угодья: в пойме реки, у речушек, стремившихся к Дисне. В самом Николаево на видном месте величественно высился костел.

Население сначала с опаской вглядывалось в нашу колонну. Первыми осмелели ребятишки, затем старики и старухи начали выходить на улицу, посмотреть на необычное «войско».

Отряд подошел к дому солтыса (старосты), к которому сопровождали нас подростки. Староста сначала держался настороженно, затем, поняв, кто мы такие, распределил партизан по домам.

Разведка разместилась в добротном доме и на сеновале в сарае, расположенном на огороде.

В тот же день мы познакомились с хозяевами. Они оказались сердечными людьми, делились с нами всем необходимым. И мы их, естественно, не обижали: в свободное от нарядов время помогали по хозяйству. Ведь наступала горячая пора посевной.

Удивились мы только одному. У хозяев были сын и дочь, примерно нашего, комсомольского возраста. Они, как и старики, почти каждый день ходили в костел. Для нас это явилось более чем странным.

Значит, нам, политработникам, коммунистам и комсомольцам, предстоит тут непочатый край работы. Вскоре мы и начали ее.

Из Денисово — деревни, где расположился бригадный госпиталь, передали печальную весть: скончался от раны Иван Була, наш разведчик.

— Возьми несколько человек, — сказал мне Иван Попов, — и похорони со всеми почестями.