Лиззи была в джинсах и свободной куртке. Волосы растрепаны; выразительное, несмотря на отсутствие косметики, лицо актрисы выдавало крайнюю тревогу. Джесс отметила: от Лиззи больше не пахнет табаком. Бросила курить во время беременности. Джесс курила редко, но сейчас ее с одержимостью наркомана потянуло к куреву.

— Какое счастье, что ты приехала!

— Как он? Что с ним делают? Почему нас к нему не пускают?

В этой обстановке голос Лиззи со всем богатством оттенков казался не совсем уместным.

— Сама толком не знаю. Когда закончат, нас позовут. У тебя нет закурить?

— Нет. Хочешь, попробую достать?

Джесс покачала головой.

— Нет. Останься со мной.

Через несколько минут медсестра сказала, что им можно войти в палату. Джесс схватила Лиззи за руку и потащила в отделение.

Подойдя к кровати, на которой лежал Дэнни, Лиззи ахнула и замерла, впившись взглядом в переплетение бинтов и трубок.

— Господи, Джесс! Да на нем живого места нет!

Чтобы успокоить Лиззи и успокоиться самой, Джесс твердо произнесла:

— Нет. Просто у них такие методы. Мы не разбираемся, и поэтому все кажется хуже, чем на самом деле. Я же тебе говорила — он пошевелил пальцами.

Лиззи на цыпочках подошла ближе и накрыла руку Дэнни своей. Он ничего не почувствовал. Женщины сели на стулья. Зайдя с другой стороны кровати, медсестра отстегнула пластиковый мешок с черной от крови мочой и заменила пустым. Она сочувствовала Джесс и Лиззи, но рядом с больным чувствовала свое превосходство. Даже перед его матерью.

В поезде Бетт чувствовала себя как человек, которому предстоит спуститься в ад. Позади остался Лондон, и Сэм, и рутина обыденного существования вперемежку с периодами пронзительного счастья. Какой кошмар ждет ее в больнице? Сообщив по телефону страшную новость, Джесс предприняла вялую попытку успокоить дочь. Бетт резко оборвала ее: «Сама увижу. Не будем терять времени».

Положив трубку, она тотчас раскаялась. Даже перед лицом трагедии они с матерью продолжали действовать друг другу на нервы. Проглотив подступивший к горлу комок стыда и тревоги, она позвонила в контору и оставила сообщение для начальника. Быстро собралась и поехала на вокзал.

Поезд мчался на север. Сидя в мокром плаще, Бетт съежилась на сиденье и неотрывно смотрела в окно. Думать о Дэнни было страшно, и она переключилась на Сэма. Она вообще постоянно думала о Сэме, но от этого проблема не становилась менее острой.

Сможет ли он оставить жену?

Их связь тянулась чуть больше года. После окончания секретарских курсов Бетт стала подрабатывать секретаршей у Сэма Кларка. Ему исполнилось сорок лет (против ее двадцати двух); он был интересным мужчиной, горожанином до мозга костей, редактором издательства. Не прошло и трех месяцев, как они стали любовниками. Однажды после работы Сэм пригласил ее на вечеринку по случаю выхода новой книги, затем в ресторан, а потом — в отель, потому что Бетт делила небольшую квартирку с подругой по колледжу. На следующий день, сидя напротив него за письменным столом, она с удивлением вспоминала свою податливость. Но Сэм пользовался репутацией человека, который всегда добивается своего, и Бетт безумно льстило, что он хотел ее. Она влюбилась по уши.

Трудности возникли с самого начала. У Сэма была работа, требовавшая постоянного внимания. Почти все остальное время отнимала семья — жена и трое маленьких детей. Бетт приходилось довольствоваться несколькими часами в неделю, которые он мог уделить ей после выполнения прочих обязанностей. Но она чувствовала: эти часы — лучшие в его жизни. О их связи знала (и нисколько не удивлялась) небольшая горсточка коллег, но Бетт решила пожертвовать удовольствием целыми днями находиться рядом с ним ради большей безопасности — и перешла на другую работу.

Блестящая характеристика, полученная от Сэма, обеспечила ей место в отделе охраны авторских прав в конкурирующем издательстве. Работа ее идеально устраивала, и Бетт делала успехи. С помощью Сэма она подыскала отдельную квартирку на северной окраине Лондона. Отношения, от которых поначалу захватывало дух, постепенно вошли в ровную колею.

Конечно, Сэм оставит жену — сомневаться в этом значило сомневаться в самой жизни. Но когда? Как скоро он решится открыть Сэди горькую правду? Бетт извелась в ожидании — до ломоты в костях, до похудения.

Вот наконец и Дитчли. С тех пор, как она приезжала сюда в последний раз, ничего не изменилось. К счастью, у выхода из облицованного черным гранитом подземного перехода ждала вереница такси. По пути в Центральную мидлендскую больницу Бетт молча смотрела в окно, за которым мелькали знакомые улицы, но ничего не видела. Ее страшило предстоящее зрелище истерзанного Дэнни, но она мечтала только об одном: чтобы скорее закончилось это путешествие. Водитель — явно азиат — хотел было завязать разговор, но, увидев на глазах пассажирки слезы, оставил свое намерение.

У дверей отделения интенсивной терапии ее встретила медсестра и отвела в комнату для посетителей. Там уже сидели ее мать и тетка. Джесс словно одеревенела; лицо стало белым, почти прозрачным, если не считать темных кругов под глазами. На Бетт нахлынула жалость не без примеси обиды. «Если бы при смерти оказалась я, а не Дэнни, она тоже горевала бы, но не убивалась бы так».

Не потому ли она и сбежала в Лондон — подальше от горькой правды?

— Мам, что говорят врачи — чем это кончится?

Джесс крепко обняла дочь.

— Еще неизвестно. Они делают все от них зависящее. Мы ждем нейрохирурга — должен подойти после обхода.

— Я приехала так быстро, как только смогла. Поезд тащился как черепаха.

— Ничего. Его состояние не меняется. Я так рада, что ты приехала!.. Ты плакала?

— Пустяки. Я хочу его видеть.

— Нужно подождать нейрохирурга.

— Папа приедет?

Джесс кивнула. Реакция Йена была мгновенной: «Вылетаю ближайшим рейсом». Он любил Дэнни.

— Да, конечно…

Наконец-то Бетт оказалась у постели больного. Аппаратура равнодушно делала свое дело. Девушка наклонилась так, что ее щека почти касалась щеки брата, и прошептала:

— Дэн! Это я, Бетт. Ты меня слышишь?

Но в ответ — только шорох респиратора и вспыхивающие на мониторе яркие точки. Бетт выпрямилась.

Глядя на мать и тетку, она в тысячный раз подумала: как они похожи! Тесная близость словно отгородила их от остальных. В целом мире только Дэнни был для Джесс дороже сестры. А она, Бетт, всю жизнь на третьем месте.

— Можно мне побыть с ним десять минут наедине?

Джесс собиралась возразить, но Лиззи удержала ее, положив ей на руку свою ладонь.

— Пойдем, Джесс. Выпьем кофе или еще чего-нибудь.

После их ухода Бетт села на стул возле кровати и взяла Дэнни за руку. Сначала на ум не пришло в голову ничего более подходящего, чем «Мне очень жаль».

Лишь недавно она перестала смотреть на брата как на соперника. В детстве Дэнни был очень красив, силен и ловок, а она — робка, застенчива, не уверена в себе. Зато Дэнни прямо-таки купался в самоуверенности! Кроме учебы, все давалось ей тяжелее, чем ему. Она лезла из кожи вон, чтобы сравняться с ним в сердце Джесс, но та никогда не относилась к ним одинаково. Правда, она заступалась за Бетт, когда Дэнни ее обижал, готова была защищать ее перед всем миром, но не гордилась ею так, как сыном.

— Мамина дочка, — насмехался Дэнни.

Но все было как раз наоборот. Бетт была ближе к отцу, а Джесс полностью подпала под обаяние сына, из которого ключом била энергия. Он часто попадал в разные переделки, и Джесс все ему прощала.

Но теперь все это не имело никакого значения.

После того как Бетт вылетела из родного гнезда и отправилась в самостоятельный полет, они с Дэнни начали понемногу сближаться. Как будто развод родителей дал им возможность любить друг друга без соперничества. Дэнни нередко навещал ее в лондонской квартире.

— Мы веселились на всю катушку, да, Дэнни? — вслух произнесла Бетт. — И так будет всегда. Я не буду выступать против рока, а ты обещай не нападать на театральную «тягомотину»… Он меня слышит? — вдруг спросила она сестру.